Судьба-Полынь Книга I - Болдырев Всеволод (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Талея права, я слишком много выпил. Ступай к себе.
— Но как же… — пролепетала она растеряно. — Я думала…
— Пожалуйста, послушайся меня. Иди спать. Завтра поговорим.
Походкой уставшего человека Скорняк скрылся в доме. Ная постояла еще немного, закусив губу, чтобы не расплакаться. Как понимать его поступок? Это было насмешкой или порывом долго сдерживаемых чувств? Взглянула на темное окно и зашагала вниз по тропе к селению. Завтра. Завтра они, наконец, поговорят откровенно и определятся в своих отношениях.
Глава 21 Ильгар
Поселение плотогонов было крошечным. Небольшие домики с камышовыми крышами крепились на просмоленных сваях над водой, соединяясь между собой узкими мостками. Юркий народец совсем не боялся водяной толщи, что шумела, пенясь, под настилом и вокруг опорных столбов.
Те же столбы служили каркасами для рыболовных сетей и креплением для канатов, удерживающих многочисленные плоты и плоскодонки.
Настоящих воинов здесь почти не было. Гарнизон из десяти жнецов да дряхлый жрец, ослепший на один глаз. Впрочем, в деревне хватало острог и трезубцев, а кое-кто умел пользоваться луком и пращой, так что разбойники и прочие тати обходили поселение стороной.
Как удалось выяснить у старейшины: подобных деревушек разбросанно по устью Нарью великое множество. И чтят в них только одно божество — саму реку. Она кормит, дает жизнь, случается, даже карает… Но на то она и река, часть изначальной стихии, могучая и бесстрастная.
Среди жителей встречались курчавые, русые, светловолосые мужчины и женщины. У народов Нарью существовал обычай — находить себе пару не в родной деревне, а уплывать за ней в самые далекие поселения.
— Кровь не должна застаиваться в жилах, — говорил, улыбаясь беззубым ртом старейшина, — как не должна заставиться река. Иначе протухнет.
И он прав — так думал Ильгар, уплетая копченую рыбу за грубо сколоченным столом. Ему доводилось видеть глухие деревеньки, где многовековое кровосмешение порождало калек, слабых на голову и даже настоящих чудовищ, которых убивали в люльках.
— Спасибо за гостеприимство и доброту, — поблагодарил Альстед. — Мы, верные слуги Сеятеля, ценим это.
— И мы ценим то, что дает нам ваш предводитель, — кивнул старейшина. Он взял с деревянного блюда золотистую лепешку, положил на ладонь. — Прошлой осенью, когда морозы ударили рано, к нам по течению поднялся плот из Окуня. Привезли десять мешков муки и разных круп. Зимой, когда рыбы стало мало, мы не голодали. Вот этот хлеб — залог нашей дружбы.
Он преломил лепешку и протянул большую часть Дарующему…
Ильгар лежал на подстилке из камыша, завернувшись в плащ и положив под голову скатанное одеяло, и думал о том, как поступить с Даном.
Варлана по-прежнему была не в себе, не узнавала сына и дважды порывалась выцарапать глаза Тагль. Вначале десятник хотел оставить мать и сына в деревне, снабдив плотогонов декоктами эйтаров, но Дарующий намекнул, что не стоит спихивать на речной народ такую обузу. «Хлебный союз», как назвал его Альстед, слишком хрупок, чтобы приказывать речникам кормить и ухаживать за Варланой и сыном, а местные обычаи по-своему жестоки. Сильно больных людей попросту укладывают в лодки, дают небольшой запас еды и питья, после чего оставляют решать Нарью, что будет с несчастным человеком. Иногда больных могли приютить в иных поселениях и вылечить, если так угодно судьбе, но чаще всего река забирала жертву. Это считалось делом угодным.
Выход все-таки нашли — женщину взял на попечение подслеповатый жрец. Но лишь женщину, так как мальчик стал бы лишним ртом. Он не умел ловить рыбу, никогда в жизни не плавал на лодке, а большой воды откровенно побаивался.
— Взял сосунка — возись теперь с ним, — проворчал Альстед.
Выход напрашивалось лишь один, и десятнику он не нравилось. Разлучить мать с сыном… это жестоко. А разлучить сына с больной матерью, которую лишь чудом удалось вырвать из лап костлявой — жестоко вдвойне. Но куда деваться?
Выбор сделан, и сон, будто дожидаясь этого мига, набросился на Ильгара и утащил в мир кошмаров.
Жнец провалился в царство черной мглы, где шелестящие голоса заставляли оглядываться в страхе, а таившиеся в развалинах городов и невероятных размеров башен тени — хвататься за кинжал. Инородная сила угнетала. Он никто здесь. Пыль. Прах. Изучающий взгляд самой тьмы жег спину. Не покидало ощущение, что душа раздвоилась и одна ее часть находится в страшной опасности.
Выбившись из сил, задыхаясь от злости, эта часть шла навстречу смерти. Нечто истощало ее, но холодная ненависть придавала силы. И вот, когда, казалось, гибель неминуема, неожиданно пришло избавление.
Ярким огоньком в беспросветном мраке, оно вывело из западни. К свету и жизни.
Утром десятник ощутил себя древним старцем, разбитым параличом. Будто всю ночь по нему топтался разъяренный бык. Рубаха насквозь пропиталась потом. Слюна стала темного цвета, вязкой, как пепла наелся.
От воспоминания о взгляде из мрака сердце ускорило ход.
Ильгар вытащил и сжал перчатку. Закрыв глаза, призвал образ Рики. Ее добрые глаза и теплая улыбка развеяли тревогу. Вернулось спокойствие. Что бы ни значил сон, чем бы ни являлся — это всего лишь сон, и поддаваться беспричинному беспокойству не стоит.
Десятник поднялся с лежанки, направился к ушату. Холодная вода и терпкая настойка из цветков прибрежных растений вдохнули в него жизнь. А горячая студенистая уха прибавила сил. Он почувствовал себя отдохнувшим и… защищенным.
Для них выбрали большой, крепкий плот.
Припасы отряда пополнились мешками с сушеной и копченой рыбой, бурдюками с водой и настойкой, что так пришлась по вкусу десятнику.
Вынужденная разлука с матерью Дана расстроила. Все утро мальчик провел рядом с Варланой, гладил ее руки, шептал ласковые слова.
— У нас нет выбора, — Ильгар присел рядом, взглянул ребенку в блестевшие от слез глаза. — Я бы с радостью оставил тебя здесь или отправил вас в Окунь. Но твоя мать не выдержит путешествия по реке.
— Понимаю, — ответил Дан. — Но мы вернемся сюда? Я увижу ее снова?
— Конечно. Заберем на обратном пути. Обещаю.
Стоило мальчишке ступить на плот, как печаль испарилась, морщины на лбу разгладились, а потускневшие глаза заблестели веселым огнем. Он поставил свою вазу рядом с припасами, и отправился надоедать бесконечными вопросами бойцам.
Отвязали чал, Нарю подхватила плот и увлекла туда, где восходило солнце. Когда деревня исчезала из виду, десятник убрал перчатку в потайной карман.
Было светло и грустно на душе. Приятно сознавать, что кто-то ждет тебя… но ждет ли? Он надеялся, что Рика тоже думает о нем. Этого достаточно, чтобы сделать ради возвращения все.
Сплав по реке стал самым приятным отрезком за всю дорогу. Хватало двух человек с шестами, чтобы держаться в стремнине, а остальное Нарью делала сама. Ни камней, ни опасных порогов не было. Русло еще три столетия назад расчистили плотогоны и жители Окуня. Первые две ночи все-таки останавливались у берега, выбирались на сухое. Потом, когда пообвыкли, плыли даже впотьмах. Мимо проносились деревеньки, одинокие хижины и крохотные поселения. Народ в них обитал добрый, приветливый. Дважды к ним подплывали на плоскодонках речники и забрасывали на плот, нанизанных на леску сушеных рыбин или мешочки с орехами.
Вдоль берегов тянулись леса. Темные, мрачные, но притягательно-красивые. Дубы, грабы, вязы. Они сторожевыми башнями нависали над водой. Редкие ивы роняли слезы в Нарью, протянув ветви к потоку великой реки.
Люди отдохнули, Ильгар разрешил слегка увеличить вечернюю порцию вина. Воинам следовало расслабиться. Из-за телеги и мулов свободного места оставалось впритык, но никто не роптал. Справление естественных нужд неотесанные солдаты превратили в своего рода соревнование.
А вот кто чувствовал себя неуютно, так это эйтары. Эльм даже просил причалить к берегу. Следопыты выбирались на землю, подолгу ходили вокруг деревьев, валялись в высокой траве, как молодые котята. Выкапывали клубни редких растений, бережно укладывали в мешочки с грунтом. Возвращались посвежевшими, веселыми.
