Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Мерцалов Игорь (книги хорошего качества .TXT) 📗
Между тем Переплет, ни о чем не думая, пружинисто вскочил на ноги и снова бросился на врага. Со страшным криком «убью!» он чрезвычайно высоко подпрыгнул, ухватил колдуна за плечи и… укусил за другое ухо. После чего, словно сам испугавшись своего неожиданного поступка, буквально свалился на пол и отпрыгнул, недоуменно глядя на противника, в то время как тот точно так же таращился на него самого.
Немой сцене положил конец Персефоний, который, сказав: «Позвольте-ка», — мягко отодвинул Сударого и от души врезал колдуну в челюсть.
Де Косье не услышал выстрела, а вот извозчик услышал, да и лошадь тоже, так что остановилась как вкопанная саженях в тридцати от сударовского ателье.
— Извиняйте, барин, приехали.
— Что? Почему?
— Можете не платить, только дальше не едем. Очень нужно — пешком идите. А я полицию вызову, — добавил он и полез под тулуп за свистком.
— Зачем полицию? — встрепенулся де Косье, но тут разглядел, что дверь в ателье его проклятого конкурента высажена, несколько окон выбиты и вроде бы кто-то лежит. Он безнадежно опоздал…
Или еще нет? Стражей порядка пока не видно, значит, можно зайти, а там как знать, не подвернется ли бутыль с Ухокусаем? Сунуть ее в карман и удалиться, чтобы спокойно уничтожить предметного призрака, или разбить на месте…
— Ах да, полиция, конечно, — кивнул де Косье и соскочил с возка.
Народу к тому времени поблизости, естественно, не осталось, а иллюзии развеялись. Слыша, как льется за спиной тревожная трель, оптограф подбежал к дому. Опасливо косясь на человека с жезлом, лежавшего около оградки палисадничка, шагнул в дверь. Шарахнулся от распростертого подле входа мохнатого волколака и только потом разглядел результаты погрома.
В развороченной приемной, кроме оборотня, лежали еще две фигуры, зато все сотрудники ателье, хотя и помятые, были на ногах. Сударый держал наготове рапиру. Бледная девушка-секретарша прижимала к себе какую-то коробку. Хмурый дворник грозил обломком черенка усатому типу, руки которого как раз скреплял за спиной наручниками человек в штатском.
Чуть поодаль стоял домовой, почему-то яростно трущий рукавом губы и периодически отплевывающийся. Де Косье это особенно бросилось в глаза, потому что он никогда не слышал, чтобы домовые плевались.
— Я опоздал, — заговорил он; странно, но заготовленные фразы никак не складывались, с языка срывались только их обрывки: — Хотел предупредить… Слухи дошли…
Думал при этом де Косье совсем о другом: по крайней мере один из погромщиков арестован, значит, имя заказчика уже можно считать раскрытым, а в том, что Молчунов выдаст Франтуана, никаких сомнений быть не может. Сколь бы крепко сын ни держал на крючке этого господина, перед опасностью быть обвиненным в уголовном преступлении тот конечно же дрогнет. Ну а сыну ничего не останется, кроме как рассказать об интересе Кривьена!
Поэтому де Косье, говоря, бдительно обшаривал помещение глазами. Тут ли Ухокусай? Без чудесных очков понять это было бы трудно даже в обычной обстановке, не говоря уже о разгроме, но, во всяком случае, бутыли-ловушки нигде не вид…
Ах нет, очень даже видно! Вот она, лежит себе у ног Непеняя Зазеркальевича, а тот и ухом не ведет. Мог бы сообразить: вот-вот прибудет полицейское подкрепление, от Ухокусая нужно немедленно избавляться…
— Какие слухи, мсье? — очень кстати спросил Сударый.
— Самые нелепые! — воодушевленно воскликнул де Косье, выразительно указывая глазами на полицейского, который, по счастью, на почтенного оптографа не смотрел: его занимали другие погромщики, похоже, всего лишь раненые, а не убитые; ну, теперь даже самой слабой надежде, что участие Молчунова не раскроется, конец! — Вообразите, в народе поговаривают, будто кто-то из нас, оптографов, прячет Ухокусая! То есть, я хочу сказать, призрака Свинтудоева. Знаете, я ни на секунду не поверил, будто эти бредни могут иметь какие-то последствия, но на всякий случай решил все же предупредить вас… Но, к сожалению, опоздал…
Однако болван Сударый нипочем не желал замечать намеки! Едва ли слушая своего достойного конкурента, он спросил у девушки:
— Как он?
— Контузия, — ответила та и протянула коробку домовому: — Переплет, будь добр, подержи.
— Тьфу, гадость какая… — снова плюнул домовой, но явно не по поводу коробки или ее содержимого. — Я у себя положу пока, ладно?
— Хорошо, — кивнула девушка и добавила: — Прихвати, пожалуйста, аптечку.
Домовой растворился. Упырь помог полицейскому в штатском сковать чарами и наручниками волколака. Де Косье, якобы для того чтобы не мешать им, отошел и приблизился к Сударому.
— Такие ужасы — и все из-за какого-то Ухокусая, — понизив голос, предпринял он новую попытку достучаться до заторможенного сознания конкурента. — Трудно, конечно, вообразить, будто полиция способна всерьез воспринять такие инсинуации, но что, если хотя бы в рабочем порядке стражи закона будут вынуждены проверить информацию? Это приведет к большим сложностям…
— Не беспокойтесь на этот счет, мсье, — с возмутительным равнодушием отмахнулся Сударый. — Вереда, надень что-нибудь, холодно же.
По приемной гулял морозный ветер, однако разгоряченные схваткой обитатели сударовского дома как будто не замечали этого. Девушка по имени Вереда покачала головой:
— Все в порядке, Непеняй Зазеркальевич.
Материализовался домовой по имени Переплет и протянул ей аптечку. Достав подходящий амулет, Вереда шагнула к полицейскому:
— Позвольте, я заговорю вашу рану.
— Сначала нужно позаботиться об арестованных…
— Подождут! Повернитесь, — потребовала девушка.
А симпатичная. У этого молокососа, надо признать, неплохой вкус…
Раньше чем де Косье успел настроить себя на серьезный лад, перед ателье стремительно снизились два ковра-самолета. Послышались резкие слова команд, лежавшего перед домом подобрали и тут же увезли, а в приемной стало тесно от мундиров.
— Разрешите доложить, Пуляй Белосветович? — шагнул к высокому худощавому брюнету тот самый в штатском.
Де Косье, скромно отошедший в угол, впился взглядом в знаменитого сыщика. Почему он здесь? Неужели знает об Ухокусае? Ах, как неудачно… Впрочем, Сударый, конечно, болван, но ведь не станет же действовать во вред себе! Покуда предметный призрак свободно жил в его доме, он, можно поручиться, многих перекусал, и поди докажи, что не с позволения хозяина…
Нет-нет, Сударый об Ухокусае промолчит, а мудрый закордонец просто подождет в сторонке, пока страсти утихнут, и либо поможет наглому юнцу разделаться с предметным призраком, либо уничтожит его сам, и тогда, что бы ни рассказали арестованные, все можно будет объявить пустыми бреднями…
Копеечкин между тем выслушал короткий и ясный доклад своего помощника. Картина нападения складывалась прескверная: усатый колдун (и где только Молчунов отыскал такого матерого преступника?) в ходе операции использовал множество заклинаний — и среди них ни единого разрешенного в цивилизованном мире.
— Поливариативное «зеркало событий» с отрицательным субстантивным вектором? — переспросил Копеечкин. — Крупицын, ты уверен?
— Еще бы, Пуляй Белосветович! Простите за неуставное выражение, но я чуть кони не двинул, когда мой собственный образ выстрелил в меня в упор. По счастью, догадался уже, что имею дело с иллюзиями, а то бы так и помер от воображаемой пули.
— Славно, славно, — улыбнулся Копеечкин. — Значит, без всяких сомнений, перед нами сам господин Криводорожин, он же мистер Вронгвэй, он же герр Фальшфег, он же херра Вараалла-Тавалла и еще черт знает кто. Вот уж не думал встретить вас в этом уютном городке. Что ж, вместо одной победы получаем две. Задержанных на ковры — и в отделение! — Дождавшись, когда приказание будет исполнено, он задал новый вопрос: — Теперь главное: где Ухокусай?
У де Косье замерло сердце; правда, застучало вновь, когда названный Крупицыным ответил: «Не могу знать, ваше высокородие», но тут же опять приостановилось, потому что Сударый оказался не просто болваном, а сверхболваном: указал куда-то в угол рапирой и сказал:
