Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Мерцалов Игорь (книги хорошего качества .TXT) 📗
Поймав взгляд Вереды, он показал ей глазами: «Беги!» Однако девушка лишь стала молотить тростью по бесчувственному зомби с удвоенной силой. Раньше чем она успела понять природу стойкого неприятеля, к ней скользнул, вынырнув из окружившей Персефония куча-малы, низкорослый тип с узким лицом и носом, похожим на утиный клюв. Напав со спины, он схватил девушку за руки и завел ей локти за спину.
И тогда к Сударому шагнул третий — тоже человек, росту высокого, с жесткой щеточкой усов и безумными глазами. Первым делом он приставил к голове Сударого небольшой трехзарядный револьвер. Зрачок дула был таким же холодным и черным, как взгляд усатого. Непеняй Зазеркальевич прекратил борьбу.
Но вооруженному человеку этого словно показалось мало, и он, все так же не произнося ни звука, навел револьвер на Вереду.
«Не надо!» — хотел крикнуть Сударый, но сумел издать только похожий на карканье звук.
Усатый кивнул зомби, и тот опять ткнул оптографа пальцем в горло — судорога отступила. Придвинувшись вплотную, усатый тихо спросил:
— Хочешь, чтобы девушка умерла?
— Что вам надо? — с усилием выталкивая из себя слова, прохрипел Сударый.
— Оптоснимок семейства Рукомоевых. Быстро, — отчеканил усатый. — Отдадите — оставим живыми. Нет — убиваем сначала девушку, потом вас. Упыря с домовым тоже не помилуем.
— Вы сошли с ума, вас все равно схватят!
Усатый, однако, был не расположен вступать в дискуссии. Он снова навел револьвер на Вереду и взвел курок. Несмотря на шум драки, сухой щелчок прозвучал весьма отчетливо, и сердце Сударого, колотившееся в возбуждении борьбы, на миг замерло.
И он словно раздвоился. Прекрасно видя, что этот человек непременно убьет, независимо от того, окажется ли искомая пластина в его руках, Сударый в то же время отчаянно надеялся: но ведь может и не убить, правда? Надо только не провоцировать его…
Ему, конечно, не могло прийти в голову, что усатый применяет какие-то подавляющие волю чары. Как всякий выпускник высшего учебного заведения, оптограф обладал довольно высокой сопротивляемостью к внушению и слишком привык к этой выработанной за годы учебы защите. Привыкнув же, не часто вспоминаешь, что существуют особо мощные чары, тем более они строго запрещены к применению без санкции властей.
— Говорите или девушке конец.
— В правом верхнем ящике стола, — сказал Непеняй Зазеркальевич. — Отпустите ее.
Выполнить просьбу предводитель нападавших и не подумал. Целясь в Вереду, он двинулся к столу, перешагнув через неизвестного разумного, неподвижно лежавшего среди обломков стула, через другого, слабо постанывающего.
— Недостойный вы разумный, хоть Нышка не трогайте! — крикнула ему Вереда.
Сударый бросил взгляд в переднюю часть приемной. На плечах у Персефония висел наполовину трансформировавшийся волколак, но упырь все еще держался, вертелся волчком и как раз в эту секунду, откинувшись назад, впечатал оборотня в косяк, ударил локтем под ребра и тут же пнул еще одного из нападавших под колено. Лицо в крови, одежда изодрана, но боевой дух на высоте.
Его отчаянное сопротивление преграждало путь остальной толпе, сдерживало ее, как скала — натиск бурного моря. Оставалось только поражаться, что ему удается делать это в одиночку…
Что за притча? Как ни был Сударый ошеломлен стремительными событиями, как ни был напуган силой и хладнокровием врагов, он вздрогнул, сообразив, что видит не одного, а сразу двух Персефониев, причем с двумя же волколаками. И вот еще что сразу бросилось в глаза: хорошо знакомый квартальный дворник, оттесненный в угол, отбивался обломанным черенком снежной лопаты от двух изрядно нетрезвых лесинов, но его приметный красный шарф, его же густая борода и точно такой же обломок мелькали за разбитым окном.
Или это просто в глазах двоится? Теперь уже взгляд Сударого выхватывал то тут, то там, двойников и даже тройников, похожих, как зеркальные отражения.
А вот преступников эта странность, кажется, нисколько не поражала. Может, они ее просто не заметили? Усатый обогнул стол, рывком выдвинул ящик и запустил в него руку.
Помощник следователя Копеечкина и пристав губернского полицейского управления прибыли на Тихомировскую как раз в ту минуту, когда около дома Сударого начала собираться толпа. Столичный офицер, человек опытный, сразу сказал:
— Тут что-то не так.
Трудно осуждать местного пристава за то, что не отнесся к этим словам с должным вниманием. В самом деле, что в старом, добром Спросонске могло быть настолько «не так», чтобы недостаточно было появления или в крайнем случае окрика пристава, дабы немедленно это прекратить? Особенно если пристав молод и преисполнен решимости доказать гостю города, что в провинции отнюдь не лаптем щи хлебают…
Поэтому он бестрепетно шагнул к толпе, запрудившей тротуар и половину проезжей части, и громко спросил:
— Что происходит?
Реакция на его слова последовала странная, неоднородная. Некий молодой человек обрадовался и закричал:
— Ухокрута поймали!
Другой зачастил:
— Пропустите, господа, здесь полиция…
Третий, неопрятный и очень пьяный, протянул:
— Чо-о?
Еще некий, неопределенной наружности (никто не успел его разглядеть) завопил:
— Шухер! — и удрал.
И тут же послышались звон разбитого стекла, сухой треск, вопли «бей!». Пристава толкнули сразу с двух сторон: кто-то стремившийся к дому и кто-то посчитавший за благо скрыться. Толпа качнулась и хлынула в дом, но при этом не стихали крики, призывавшие дать дорогу полиции.
— Прекратить! — что есть мочи гаркнул пристав.
Он еще не успел этого понять, но уже почувствовал, что его присутствие ровно ничего не значит. Он выхватил из чехла служебный магический жезл и поднял над головой, но что с ним делать, так и не сообразил.
— Свистите, сударь! — крикнул ему столичный офицер.
Но пристав зачем-то выпустил в воздух парализующую молнию и… сам упал навзничь.
Его спутник, надо отдать ему должное, не попытался своими силами остановить погром. Толпа рвалась внутрь ателье, а он подхватил бессознательного пристава под мышки и оттащил в сторону, после чего нашарил у него на груди свисток и резко в него дунул.
Пронзительный звук, конечно, погрома не остановил, разве что несколько разумных, то ли опомнившись, то ли просто испугавшись, кинулись врассыпную. Офицер более рассчитывал на работу тревожного заклинания. Сейчас в участке на карте города заплясал огонек, сигнализирующий, что полицейскому требуется помощь. Четверть часа, не больше, и здесь будет усиленный наряд. А пока…
Прежде чем все-таки вмешаться в творившееся безобразие помощник Копеечкина вынул из внутреннего кармана шинели очки-духовиды в несерьезной с виду тяжелой круглой оправе. Надел их, шепнул заклинание и, осмотревшись, озадаченно промолвил:
— Вот как?
Вид в очках нисколько не отличался от того, что можно было наблюдать невооруженным глазом. Тогда он шепнул другое заклинание, и теперь уже в его голосе слышалось облегчение:
— Ах вот как!
Количество лиц, атакующих оптографический салон, резко убавилось. Несколько разумных попьянее шумели и размахивали чем попало, кто-то пытался проникнуть внутрь, но в основном погромщики бессмысленно толклись около стены. Им было невдомек, что окружающая их масса народу не более чем иллюзия, их собственные образы, удвоенные и утроенные коварным колдовством.
Даже если кто-то сталкивался лицом к лицу с самим собой, то не успевал ничего заметить — надо полагать, к иллюзии были приплетены и дурманящие чары.
Судя по силе и размаху колдовства, работал профессионал высокого класса. Однако столичный полициант тоже был стреляный воробей и хорошо знал, на что способен. Иначе господин Копеечкин и не взял бы его в помощники!
Без суеты, но быстро он первым делом перенес заклинание с духовидов на свои глаза, чтобы можно было снять неудобные очки. Теперь картина происходящего двоилась, но он довольно легко ориентировался: сказывался опыт. Вместо магического жезла он вынул капсюльный револьвер — отечественную модель «пугана» с удлиненным стволом — и ввинтился в иллюзорную толпу.
