Ремесленный квартал (СИ) - Кошовец Павел Владимирович (читаем книги .txt) 📗
С другой стороны, крутой и злобный нрав Лири тоже был не сахар. Наверное так уж он был устроен: когда не в духе — задевает всех вокруг. Благо он старался соблюдать приличия, общаясь с ней, но всё равно Лидия ощущала невольный холодок, попадая в поле зрения маленьких, невыразительных, по-кабаньи острых, будто простреливающих насквозь, агрессивных глазок. Не зря в их группе между здоровяком и гораздо приятным в общении рыжим Ежи возник конфликт, причём такой, что пришлось вмешиваться Колу. Но уже сейчас можно было прогнозировать, что это просто так не закончится (если вообще хоть кто-то останется в живых к вечеру). Но как-то же умудрялся контролировать буйный нрав товарища погибший командир наёмников одноглазый Сетр?!
Как бы то ни было, но когда было нужно, враждующие стороны забыли о распрях и, можно сказать, плечом к плечу выступили против обнаглевших пиратов и показали, что наёмники (во всяком случае те, кто на их стороне) — это сила. Взрослое мужское население квартала, следует смотреть правде в глаза, было сильно своим духом, отстаивая собственный дом, к тому же ремесленники физически были весьма крепкими парнями, в доспехах и с оружием — в час беды они не экономили на оружии и доспехах, и снимали с прилавков и вытаскивали из закромов действительно самое лучшее и качественное. Но при этом, даже учитывая то, что по молодости некоторым удалось послужить в армии, реального боевого опыта, специфического навыка, умения быть в строю и прикрывать бок товарища им не хватало. Естественно, с учётом появления желающих пощипать Ремесленный квартал опыт будет накапливаться, а умения развиваться, но какую цену придётся за всё это заплатить? Катастрофически не хватало профессиональных солдат (ой как не вовремя отец собрался в поход на вербарскую сторону; или его подтолкнули к этому? Впрочем, это уже сейчас не важно). А ещё Лидия сильно не хотела распылять гвардейцев, являвшихся реальной, пусть и небольшой силой, этаким боевым резервом, но приходилось их ставить командирами над дружинами цеховиков — откуда брать-то иных? Она бы и амазонок своих направила на командирские должности, ведь, не взирая на внешнюю молодость, взбалмошность, они всё-таки вместе с ней прошли определённую военную школу, и как вести себя и что делать в той или иной критической ситуации теоретически знали. Но тут — довольно шумно и сумбурно — воспротивились старшины. Что поделать: патриархальные нравы. И принцесса отступила, не преминув сыпануть холодом на консервативно настроенных, но имеющих право голоса пожилых мужчин…
В общем, ночную атаку они отбили, но сна уже не было ни в одном глазу, и Ремесленный квартал замер в напряжённом ожидании. По улицам двигались мрачные вооружённые отряды, вдоль канала мальчишек заменили взрослые наблюдатели и подвижные, состоящие из пятерых — семерых молодых мужчин, патрули. И даже в сторону Гномьей слободы и на реку на всякий случай стали поглядывать — враг коварен, и надо быть готовым ко всему. Ну, или хотя бы делать вид, что готов…
Неожиданная и стремительная атака через канал на юго-восточной стороне района всё равно явилась сюрпризом. Как говорится, сколько не готовься, а вероятность испачкать штаны велика. Эти проклятые морские драконы оказались очень хороши, вцепились, будто ривольская овчарка в ногу жертвы. Первые встретившие пиратов защитники, как поняла Лидия, были вырезаны подчистую, но своей самоотверженностью и храбростью дали необходимые мгновения для подхода помощи. Всполошившаяся, да что и говорить, запаниковавшая живая линия связи, без особой координации сверху стала отсылать все ближайшие отряды на ликвидацию прорыва и бить в набат, пробуждая всех, кто ещё спал в этот час. С одной стороны это было хорошо, ведь в случае ожидания соответствующего указания могло быть безвозвратно утеряно время, а так свежие силы сходу влетали в мясорубку, случившуюся на берегу канала, тормозя уверенное движение штурмовых колонн. С другой стороны, будь главари пиратов чуть изощрённей, они легко могли тремя — четырьмя укусами легко расшатать оборону района. Но, как выяснилось вскоре, они действительно не собирались придерживаться прямолинейной тактики, и своего частично добились, но об этом позже. А пока же всё больше и больше ремесленников, словно ошпаренные драконы, неслись туда. Сама Лидия уже склонялась к мысли двинуться туда, но прислушавшись к негромкому разговору Фиори и графа РоАйци, которые хладнокровно обсуждали, какую пакость готовят враги, сделала значительное лицо, за маской которого спрятала нарастающую тревогу.
Потом пришли новости, что молодой РоАйруци, взяв латников дяди, сумел приостановить продвижение противника. Конечно, не стоило всю заслугу в отражении противника отдавать юному рыцарю, к которому Лидия относилась даже для неё с неожиданной благосклонностью — её подкупала его пылкость, искренность… да и чего греха таить, обожание, с которым он смотрел на неё. Но и умалять его ратный труд не стоило. Тем более, пиратские вожаки вскоре подкинули дров в костёр, в котором могли сгореть многие. Если не все.
Когда атака морских разбойников оттянула на себя значительные силы квартала, они внезапно напали на мост.
Выглядело это так. Поднялся сильный ветер, в котором всякий разумный смог бы определить магическую атаку. Затем накатила волна такого ужаса, что крепкие мужчины, чтобы не оглядываться назад, падали на колени, упирались в камни брусчатки, некоторые хватались за телеги и щиты, что были деталями баррикады, и которые ещё не разметала стихия. Отголосок происходящего, дошедший до Лидии, точнее, до места, где на высокой башне была предусмотрена смотровая площадка, и где кроме неё хватало разных людей — от чувствовавших себя значительными персонами по статусу, до вестовых, телохранителей и даже прислуги. Лидия в походном наряде амазонки присутствовала здесь как некий офицер отдельного кавалерийского отряда, старший по значимости, нежели капитан Деметра (но внимательный наблюдатель, естественно, обратил бы внимание на подозрительно часто бросаемые в сторону несомненно красивой, но чересчур уж молодой девушки с властным и застывшим лицом, сверкающими изумрудами глаз, живших, казалось своей собственной яростной жизнью, резко контрастирующей с внешней показной невозмутимостью). Узкие штаны, заправленные в высокие сапоги, кожаная куртка, усиленная металлическими вставками, под которой просматривалась кольчуга мелкого сечения, оканчивающаяся чуть выше коленей, капюшон, спокойно лежащий на плечах, в руке — шлем с вязанной шапочкой — подшлемником, за пояс небрежно заткнуты перчатки, сабля на левом боку, перевязь метательных ножей — на правом, хлыст — стек в голенище сапога. Дополняли картину роскошные чёрные развивающиеся волосы и упрямо выдвинутый вперёд (характерный, кстати, Берушам) подбородок. Ну, чистая тебе воительница на тропе войны.
Наверняка были глаза, которые смогли бы оценить картинку. Тот же Руйал АллФаррийял, с некоторых пор находившийся, несмотря на не до конца зажившие ранения, за правым плечом принцессы в наряде простого воина, тем не менее в шлеме с опущенным забралом, дабы не привлекать ненужного внимания людей, не посвящённых в тайну происхождения девушки. Как бы то ни было, находящиеся здесь были больше озабочены происходящим, нежели гаданием, кто есть кто. Тем более она не собиралась вмешиваться (разве что каким-то действенным советом) в оборону квартала — квалификация командиров её вполне устраивала. Общее руководство было возложено на графа РоАйци и маркиза РоПеруши (ну, так было предложено ею самой), исполнявшего также роль координатора — в тесном, конечно же, контакте с Гарчем, загадочным хромым, державшим материальные, людские, хозяйственные и даже моральные ресурсы в своих крепких руках… и почти без споров подчиняющимся Фиори. Вот такой любопытный замкнутый круг.
В общем, когда после резко поднявшегося ветра пришли страх, отвращение и омерзение — всё самое худшее, что только можно представить, Лидия почувствовала, как — словно задохнувшись — сердце пропустило удар, внезапно ослабели колени, и она невольно опёрлась о кирпичную кладку башни, а справа с огромным облегчением почувствовала твёрдое плечо судиматца. Слава Единому, все были заняты собою и изображали рыб разной величины, выброшенных на берег с выпученными глазами и багровыми лицами. В уши хлынули многоголосый детский плач и истерические женские крики.
