Скала прощания - Уильямс Тэд (читать книги онлайн без txt) 📗
— Извини, — Саймон попытался подавить усмешку. — Я не знал, что троллям и вправду нравится жить там, где они живут.
— Саймон, — строго сказал Бинабик, — я думаю, тебе очень лучше пойти подготовить лошадей.
— Ну, Бинабик, — сказал наконец Саймон, — что это за девять городов?
Они ехали уже час, наконец оторвавшись от горы и погрузившись в белое море Пустынной равнины, следуя тому, что Бинабик назвал Старой туметайской дорогой — широким трактом, который когда-то связывал обледеневший город с его братьями на юге. Теперь дороги почти не было видно, лишь несколько больших камней все еще стояли по обеим сторонам пути, и порой можно было наткнуться на кусок, мощеный булыжником, сохранившийся под снегом.
Саймон задал этот вопрос совсем не из желания узнать еще немного из истории: его голова и без того была так забита странными именами и названиями, что в нее уже не помещались мысли, — но безотрадное пространство вокруг, бесконечные снега, редкие купы деревьев вызвали в нем желание послушать рассказ.
Бинабик, ехавший немного впереди, что-то шепнул Кантаке. Выпуская из пасти клубы пара, волчица приостановила свой размашистый бег и позволила Саймону поравняться с ней. Кобыла Саймона испугалась и отскочила. Кантака мирно затрусила рядом, а Саймон похлопал лошадь по шее, тихонько ободряя ее ласковыми словами. Несколько шагов она прошла, нервно крутя головой, а затем продолжала путь, лишь изредка тревожно фыркая. Волчица, со своей стороны, не обращала на лошадь никакого внимания, нагнув голову и принюхиваясь к снегу.
— Молодец, Домой, молодец, — Саймон погладил лошадь но плечу и почувствовал, как под рукой движутся ее мощные мускулы. Он дал ей имя, и она теперь подчиняется ему. Его наполнила тихая радость. Она теперь его собственная.
Бинабик улыбнулся, заметив гордость на лице Саймона.
— Ты проявляешь уважение к ней. Это хорошо, — заметил он. — Слишком часто люди видят в стремлении услужить неполноценность или слабость. — Он усмехнулся. — Те, кто так думает, должны выбирать скакуна вроде Кантаки, которая может их при желании съесть. Тогда они испытают почтительность и смирение. — Он почесал загривок Кантаки. Волчица на миг замедлила бег, чтобы показать, как она ценит внимание, потом снова пустилась бежать по снегу.
Слудиг, ехавший прямо перед ними, обернулся.
— Ха! Ты будешь еще и наездником, не только бойцом, а? Наш Снежная Прядь станет самым храбрым кухонным мальчиком в мире!
Саймон смущенно нахмурился и почувствовал, как кожа напряглась возле шрама на щеке.
— Меня не так зовут.
Слудига рассмешило его смущение:
— А что плохого в имени Саймон Снежная Прядь? Это же настоящее имя, честно заслуженное.
— Если тебе это оказывает тебе неприятность, друг Саймон, — сказал Бинабик, — мы будем именовать тебя иначе. Но Слуциг имеет справедливость: ты получал такое имя за заслуги, его давал тебе Джирики — принц царствующего дома ситхи. Ситхи имеют больше проницательности, чем смертные, по крайней мере иногда. Имя, которое они давали, нельзя отбрасывать с небрежностью, как и прочие их подарки. Имеешь в памяти, как ругал Белую стрелу над рекой ситхи?
Саймону не нужно было напрягать память. Тот момент, когда он свалился в Эльфевент, несмотря на последовавшие странные приключения, оставался черным пятном в его памяти. Это случилось конечно из-за его идиотской гордыни — оборотной стороны его мечтательного характера. Он пытался продемонстрировать Мириамели, как легко он воспринимает дары ситхи. Даже мысль о его тогдашней глупости была болезненна. Каким он был ослом! Как он может рассчитывать на симпатию Мириамели после этого?
— Я помню, — вот все, что он сказал, но радость исчезла. Каждый может ездить верхом, даже мечтатель-простак. Зачем раздуваться от гордости просто из-за того, что можешь удержать уже и без того закаленную в боях кобылу? — Ты собирался рассказать о девяти городах, Бинабик, — сказал он без энтузиазма.
Тролль поднял бровь, уловив печальную нотку в голосе Саймона, но не стал заострять на этом внимания, а остановил Кантаку.
— Обернитесь на минутку, — сказал тролль, обращаясь к Саймону и Слудигу.
Солнце вырвалось из объятий гор. Его скользящие лучи теперь озаряли самый восточный склон, зажигая пламенем его ледяную щеку и погружая в глубокую тень расщелины. Заключенные в лед башни, которые были лишь темными штрихами на рассвете, теперь горели теплым красноватым светом, как будто кровь бежала по холодным горным артериям.
— Смотрите очень лучше, — сказал Бинабик. — Есть возможность, что никто из нас больше не увидит этого зрелища. Тумет'ай был местом высшей магии, как и все великие города ситхи. Ничего подобного свет уже не будет видеть никогда. — Тролль глубоко вздохнул, а потом неожиданно, к изумлению товарищей, запел:
Те'энней мезу и'иру,
Икудо Саю'ра,
О до'ми хе'хум.
Тумет'ай! Зи'му асу'на!
Шемис'айу, нун'ай темуй'я…
Голос Бинабика раздавался в безветренном утреннем воздухе, исчезая без эха.
— Это начинание песни о падении Тумет'ая, — сказал он торжественно. — Очень старая песня. Я имею в памяти только несколько строф. Вот что означивает та, которую я спел:
Башни ало-серебристые,
Возглашающие приход утренней звезды,
Вы погрузились в холодные тени.
Тумет'ай! Зал рассвета!
О тебе, о первом, мы скорбим,
Тебя последним мы забудем…
Тролль покачал головой:
— Так затруднительно передавать словами тонкое искусство ситхи, особенно не на свойственном мне языке. Но я питаю надежду, что вы дадите мне прощение. — Он грустно улыбнулся. — Во всяком случае, очень большая часть песен ситхи говаривают об утратах и долгой памяти. Как могут подобные мне, живущие столь кратко, заставлять звучать их слова?
Саймон не отрываясь смотрел на почти невидимые башни — тающие В плену льда смутные штрихи.
— Куда подевались ситхи, жившие здесь? — спросил он. Печальные слова из песни Бинабика отдавались в его мозгу: «Вы погрузились в холодные тени». Он чувствовал, как эти тени сжимаются вокруг его сердца, как ледяные обручи. «Вы погрузились в холодные тени». Он почувствовал, как стучит в жилах кровь там, где на лицо ему брызнула драконья кровь.
— Туда, куда всегда уходят ситхи, — ответил тролль. — Прочь. В менее заметные места. Они умирают, или погружаются в тень, или живут, но их становится очень меньше. — Он остановился, потупил глаза, пытаясь подобрать подходящие слова. — Они принесли много прекрасного в этот мир, которым восхищались. И много говорилось, что мир стал менее красивым с уменьшением их числа. Я не знаю, так ли это. — Он запустил руки в густую шерсть Кантаки и послал ее вперед, прочь от гор.
— Я бы хотел, чтобы ты запоминал это место, Саймон… но не скорбь. Этот мир обладает еще многим прекрасным.
Слудиг осенил себя знаком древа поверх плаща.
— Я не в силах разделить твою любовь к этим волшебным местам, тролль. — Он схватил поводья, умерив бег своей лошади. — Добрый Господь наш Узирис пришел освободить нас от язычества. Не случайно эти языческие дьяволы, которые угрожают нашему миру, приходятся родней ситхи, по которым ты убиваешься.
Саймон разозлился:
— Это глупо, Слудиг. А как же Джирики? Он, по-твоему, тоже демон?
Риммер повернулся к нему, в его светлой бороде сверкнула невеселая улыбка:
— Нет, малыш, но он не волшебный товарищ и защитник, как ты о нем думаешь. Джирики старше и глубже, чем мы способны понять. Как и большинство подобного в мире, он более опасен, чем дано знать смертным. Господь знал, что делал, когда помог человечеству прогнать ситхи с этой земли. Джирики был справедлив, но они и мы никогда не сможем жить вместе. Мы слишком разные.
Саймон сдержался и не взорвался гневом, а просто перевел взгляд на снежный путь перед собой. Иногда ему Слудиг совсем не нравился.
