Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... (СИ) - Тимофеев Сергей Николаевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Спохватился Иван, приосанился, усы-бороду погладил, лохмы, что из-под шлема торчали - тоже, и к ладье направился. Ухватил за нос, вытащил наполовину на берег, девицу-красавицу тихо кличет. Там, на ладье, шатерчик маленький стоит, вот она в нем и затаилась. Боится. Как и не испугаться, коли Алешка, на Ивана глядючи, тоже ежится. Мало того, морда побитая, так еще и шепот такой, дерева гнутся. Вот интересно, что должна подумать девица, услышав, как Годинович гнусит.
- Ты меня не бойся, красавица, я тебя не трону, потому как за тобой от твоего отца посланный. Князь-то наш тебе жениха нашел, пуще прежнего, такого, что всем женихам жених. (Глянул при этих словах Алешка на Ивана, и содрогнулся.) И тебе честь великая, и отцу твоему. Ты не прячься, девица, я тебя обратно отвезу, пылинки сдувать буду, никому тебя в обиду не дам. Я ведь вовсе не разбойник какой, а богатырь киевский. И товарищ мой, - он здесь где-то, поблизости, - тоже богатырь...
Не стал Алешка дальше слушать, к коням пошел. Сел там, и ждать принялся. А потом и вовсе лег, в небо смотрит. Задремал даже.
Сколько прошло, слышит, кличет его Иван. Приподнял голову, смотрит, ведет тот девицу красавицу, и шатерчик под мышкой тащит. Уговорил-таки. Сказать кстати, и не красавицу вовсе. Его-то Аленушка супротив этой Авдотьи, что ясно солнышко против светла месяца. Иван ей все что-то там такое бормочет, а она смирненько так идет, и в землю смотрит. И еще подметил Алешка - тощая. То есть, не кожа да кости, конечно, совсем нет, ан рядом с Иваном... Камышиночка возле дуба. Гостиные дочери, - они отъетые быть должны, а эта - ровно и не кормили совсем. Ну да коли все у них с Иваном ладком пойдет, отъестся...
Помог Годинович девице на седло своего коня взлезть, сам пешим пошел, коня за узду ведет. Алешке деваться некуда, раз уж впрягся, рядом поплелся. Только эдаким макаром им до Любеча неизвестно сколько добираться. Так прямо Ивану и сказал.
- Как кого встретим, так лошадь у него и купим, - отозвался тот. - А вообще, нам особо торопиться теперь некуда. Нам теперь главное Авдотьюшку батюшке родимому вернуть. Приглядывать, как бы не обидел кто.
Девица же молчит, словно в рот воды набрала, и как раньше в землю, так теперь на гриву конскую смотрит.
Сколько от берега отошли, чудиться стало, будто не одни они, будто кто-то за ними присматривает. Понятное дело, не те, что с ладьи, - тем до вечера отлеживаться надобно, пока в себя придут от угощенья, Иваном щедро поднесенного. Следы попадаются, неведомо кем оставленные. То тут травка примятая выпрямляется, то там. А сколько по сторонам ни глядели, никого не видать. Еще казаться стало, ровно кругами ходят. Спросились, на всякий случай, у хозяина, - вроде как не помогает. Обычно, вдоль берега хоть какая дорога имеется, здесь же, - бредут-бредут, да никак не выбредут. Полез было Алешка на дерево, глянуть, в какую сторону путь держать, на полпути сук возьми, да и подломись, сколько еще посшибал-поломал, пока вниз летел... Это он-то, отродясь с дерева не падавший. Через какое время опять полез, и опять сверзился... Нет, неладное что-то творится.
До самого вечера творилось, пока солнышко на покой не отправилось. Делать нечего, отыскали полянку какую-никакую, Иван шатерчик для девицы поставил, и ни на шаг от него не отходит, караулит. Пришлось Алешке и дрова собирать, и воду искать, и чем вечерять придумывать, да только, пока бродил, возле полянки-то, все на следы странные натыкался, что вокруг них весь день петляли. Отвел он Ивана в сторону, да и говорит, - ты, мол, пока тут оставайся, а я кругом гляну, нет ли кого. Как бы на нас ночью кто не напал. Далеко не пойду, чтоб не заблудиться, а коли звать стану, так ты уж ко мне поспеши. Знать, в беду угодил. Просто так не крикну.
- А коли заблудишься? - Иван спрашивает. - Заблудишься, звать начнешь, пойду я к тебе, так и сам заблужусь.
- Верно говоришь, - Алешка даже удивился. - Тогда вот что. Я, коли не в беде, а просто заблудился, аукать стану. Ты мне тогда ответишь, я вас и найду.
Иван же - ни в какую. Что я тебе, девка красная, в лесу аукаться?
- Ну, хорошо, - не стал попусту спорить Алешка. - Я тебе аукну, а ты мне медведем проревешь. Только невесту свою до смерти не напугай.
На том и порешили.
Отправился Алешка по следу, приглядывается да осматривается, как бы в засаду не угодить. След же такой, будто кто прямо перед ним идет, причем так ступает, чтоб заметно было, куда. По траве примятой, по мху вдавленному... Не иначе, заманивает. А потом вдруг, раз - и пропал. Возле дерева здоровенного. Этому дереву столько лет, что не поймешь, то ли дуб, то ли еще какое. На дуб, вроде, не похоже, желудей не видать, да и листья странные, таких Алешка вроде как прежде не видел. В остальном же - дерево как дерево. Корни из земли торчат, сучья в стороны разбросало, листва... Тот, кто след оставил, должно быть, наверх залез. Ну, за ним лезть, дурней нема. Задрал Алешка голову, начал присматриваться, ан присматриваться-то и не надо. Сидит на суку огромный ворон, размером под стать дереву, и на Алешку смотрит.
Вообще-то, он к птицам по-доброму относился, но только вот этот ворон чем-то ему сразу не понравился. Решил отчего-то, что не к добру он здесь. И что не ворон это на самом деле, а как раз то, не пойми что, следами странными его сюда заманившее. Не стал долго раздумывать. Выхватил из сагайдака тугой лук, накинул на тетиву стрелку, только было стрелять вскинулся, как слышит, говорит ему кто-то.
- Не бей меня, Алешенька, а послушай, что скажу. Давно тебя, богатыря первого, дожидаемся, потому как единственно тебе помочь нам Родом написано. Похитил волхв-злодей красну девицу из дома родительского, держит ее в своей пещере за семью замками, не пускает к отцу-матери. Неволит ее за себя замуж идти. И никого-то злодей не боится, ибо один только богатырь ростовский с ним совладать и способен. Ждали мы тебя, ждали, совсем уже было отчаялись, да, видно, сжалилась над нами судьба, привела тебя сюда, нам на выручку...
- Следы уж больно странные, у судьбы этой, - Алешка бурчит. - Не видал здесь кого? Да и сам-то кто будешь?
- Жених я ейный... Обратил меня волхв вороном летать, до скончания века. А что до того, видал ли кого? Никого не видал. Сколько сижу - никого, окромя, вот, тебя. Помоги нам, Алешенька, век доброты твоей не забудем. Глядишь, тоже когда пригодимся.
Странную речь ворон ведет, и говорит как-то странно. Будто сказок наслушался, а сказать толком не умеет. Вслух не стал говорить, ан ворону того и не надо.
- Вижу, о чем думаешь. Так ты сам в перья облекись, да полетай с мое, тогда и посмотрим, как говорить станешь. Хотя, правду сказать, я и летать-то толком не научился. Сегодня, вон, пару раз об дерево треснулся, мало клюв не поломал... Может, от того и речь корявую веду...
Может, и от того, а только Алешка сегодня тоже два раза с дерева грохнулся, - и ничего. Врет ворон. Птица, а врет, как сивый мерин. Супостат это, в перья перерядившийся, и готовит он им с Иваном погибель. Ну да поглядим еще, кто кого вокруг пальца обведет.
- И где же твоя невеста-красавица? - Алешка спрашивает. - Далеко ли?
- Да здесь она, рукой подать. Вон там, промеж кустов, тропинка вьется. Коли пойти по ней, скоро увидишь бел горюч камень. Справа от него - ель сухая, а уж за ней - пещерка, где волхв скрывается.
Глянул Алешка, вокруг одни кусты, и между какими смотреть, совершенно непонятно. Так и сказал.
- Так вон же она! - ткнул клювом ворон, мало не свалившись с сука. - Хочешь, сам тебя отведу, чтоб не думал, будто обманываю.
- С чего бы это тебе меня обманывать? - прикинулся простецом Алешка. - Но коли проводишь, оно повернее будет.
Расправил ворон крылья, слетел с дерева и в кусты рухнул. Что-что, а насчет летать, это он правду сказал. Только тогда, небось, и полетит, коли пнуть хорошенько. И еще то не соврал, что перья непривычны, - ерзает промеж веток, трепыхается, бормочет чего-то... Выбрался, наконец.
