Сильнейшие - Дильдина Светлана (читать книги полные txt) 📗
Порой и сам начинал чувствовать — вот скоро тот или иной из членов племени пойдет на тот или иной конец котловины… впрочем, озарения эти не радовали — толку от них было мало, и жизнь они не скрашивали ничуть.
В стойбище было грязно.
Часто он уходил и валялся на траве, среди зарослей высоких цветов с мелкими розовыми головками и сладким соком стеблей.
Порой, откидывая за спину тяжелую неряшливую косу, жалел — нечем ее отрезать… и как следует вымыть, расчесать тем более нечем.
Он привык говорить сам с собой. Живя с эльо, все больше молчал… а после южан отчаянно нуждался в обществе. Но дикари на роль собеседников подходили мало.
Страхи уходили — к южному язычку пламени обращался уже по привычке, и даже сам отдавал себе в этом отчет. Но отказаться от этой привычки не хотел. Призрачная, ненужная связь — но связь ведь… вот только с чем?
Впервые Огонек ощутил жжение в ладонях и головокружение, когда приблизился к телу умирающей женщины, если можно было так назвать это существо. Наверное, она была даже молода — дикари жили недолго; но внешне напоминала старуху. Это она дала Огоньку луковицу в его первый день здесь. И сейчас полукровка опустился на землю возле дикарки, борясь с тошнотой и слабостью, взявшимися непонятно откуда, и тронул женщину за холодную руку. Голова кружилась еще сильней, перед глазами плыли огненные полосы. И очень хотелось помочь — он отгонял полосы, как мошкару, шепча беззвучно самому непонятное.
Очнулся, когда его оттащили от женщины — она спала, и дыхание было ровным; на лице застыло умиротворенное выражение.
Огонька же оставили в стороне под кустом, и поглядывали с явным страхом. Почти сутки понадобилось ему, чтобы понять — он сумел вылечить эту женщину… правда, она не стала совсем здоровой, часто кашляла и задыхалась, но жила.
Второй раз Огонек испытал удивление, граничащее с испугом, когда подобрал раненого детеныша йука — и остановил кровь, льющуюся из его задней ноги. Рыжебровый, вожак дикарей, отобрал детеныша и убил; Огонек отказался есть его мясо, а ночью долго не мог заснуть, опасаясь поверить и все же мысленно возвращаясь с этим двум случаям. Кажется, я могу лечить, сказал он себе неуверенно, когда уже наступало утро.
Долго бродил по росе, ежась от холода, и повторял себе, осторожно, словно боясь спугнуть: кажется, я могу…
Глава 15
Астала
Солнечный луч скользнул по лицу, тепло — как прикосновение невесомой пряди. Къятта проснулся давно, но лень было открывать глаза. Улыбнулся, провел по щеке пальцами, словно пытаясь поймать кусочек тепла. Лень… не свойственно испытывать ее, но как приятно хоть иногда. После недавних дождей трава и листья радостно тянутся к солнцу, не зная, что скоро оно примется жечь их, а ласковый пока ветер — засыпать мелкой горячей пылью. Проще жить одним днем.
А вот у него — не получалось.
Сестричка, как водится, принесла новости в дом… птица-пересмешник, а не танцовщица.
Сел, обхватив колено рукой. Задумался. Не отличался богатым воображением, но на сей раз и представлять ничего особо не требовалось. Шесть или семь, сколько их было там? — детишек из трех Родов. Детишки… брату и этому Шинку Икиари шестнадцать уже сравнялось, а все равно.
Хорошо знал Шинку. Узкое лицо с выступающими скулами, черные глаза — в них и огонь-то едва отражается, словно из обсидиана выточили. Высокий, тонкий, как плеть лианы, но жилистый. Не просто дитя сильного Рода — он и сам по себе будет многого стоить. Мысленно видел, как тот держался там, у реки — не то чтобы вызывающе, просто слишком уверенно. А Кайе… не понять, что и когда он сочтет вызовом. Энихи — сытый — позволяет лани пастись перед самым носом, но попробуй другой хищник зайти на его территорию!
Ладно ума хватило не вызывать на поединок. Хоть и рано им еще — в круг, все же дело нешуточное.
Перед внутренним взором покачивались блики на зелени, а где-то далеко внизу пена ворочалась, создавали завесу брызги — водопад на реке Читери. Если в рост человека мерить, пожалуй, все пятнадцать будет? И — виделось, как братишка за руку подтащил Шинку к водопаду, веля — прыгай! И — тот с кривой, неуверенной улыбкой отступает назад. А зачинщик вскидывает руки и черной скопой срывается вниз…
Он выплыл. Весь в синяках и ссадинах, выбрался на берег, и подошел к застывшим на берегу сверстникам. И под его ударом Шинку упал наземь и не посмел поднять головы.
Солнечный луч стек с подушки на покрывало. Молодой человек поднялся, плеснул на лицо водой. Направился в комнаты младшего — вчера не успели поговорить, так оно и к лучшему. Утром мальчишка обычно покладистый. И чему удивляться — мечется во сне, разве что не кричит, еще бы к утру не быть вымотанным. Он, такой чуткий, ныне просыпается не всегда, если войти. А если коснуться, в очередной раз хмурясь, сознавая, насколько горячей стало тело — тянется, словно цветок к воде, дышать начинает ровней. Что уж ему сниться, никогда не скажет — да и вряд ли он видит сны. Просто — огонь.
Черный зверь лежал возле занавеса — Къятта едва не споткнулся о неподвижного хищника. Тот не огрызнулся, только лениво повернул голову и посмотрел.
Опуститься рядом, и гладить черную шелковистую шерсть, почесывать за ушами… такой домашний, такой безобидный…
Шагнул в комнату мимо энихи, из шкатулки достал орех тору с горьким, едким запахом, поднес к носу дикой кошки. Зверь зашипел, обнажая длинные клыки — и перекинулся в человека. Смотря все еще ошарашено, не воспротивился властной руке, которая скользнула по плечу, по шее, по щеке. Ласка, не доставшаяся зверю.
— Зачем, сколько можно? — негромкий голос, в котором суровости нет. — Ты слишком часто становишься им… так разучишься и говорить.
— Я не могу. Не могу… — отстранился, провел рукой по лицу, словно стирая след от чужого прикосновения. — Трудно…
— Не стану упрекать тебя в сотый раз. Только не жалуйся на то, что сделал сам.
— Я не… жалуюсь, — прерывисто вдохнул. Лицо напряглось — больно. Жжет изнутри.
Къятта уже не в сотый, а в тысячный раз пожалел, что не разрезал того полукровку на мелкие кусочки. Каждое дитя Юга, обладающее Силой, открывает для себя дверь. А для брата она всегда была открыта — напротив, приходилось придерживать створку, чтобы не давать пламени изливаться безумно. Оставалось надеяться — он не полностью сжег эту дверь, и заодно стенки.
Прижал его к плечу, подержал немного — тот не пытался отстраниться. Устал…
— Ну хорошо. Скажи, зверек, зачем тебе снова понадобилось отстаивать свое право первенства? Зачем тебе это — здесь? На любом углу?
— На любом? — от удивления черты совсем детскими стали. — Но не может быть двух равных рядом. Подчиняется либо тот, либо другой.
— Зачем тебе сдалось подчинение Шинку?
— Я слабее, если принимаю его как вожака. Это все бы увидели.
— Это Астала. Не лес. Тут… свои ступени, кто выше, кто ниже. Ты и так стоишь высоко. Род Тайау выше Рода Икиари.
Встретив полный непонимания взгляд, усмехнулся, привычным за много лет жестом взлохматил младшему волосы. Отросли… скоро опять возьмется за нож.
— Несколько дней я никуда тебя не пущу. Будешь подле меня. Человеком.
Не только ради него самого — ради спокойствия всей Асталы. В этот сезон Къятта наконец-то решил, кого введет в свой дом.
Сам он долго засматривался на Алани из Рода Икиари — совсем еще юная, она была сильной, бесстрашной, словно мальчишка, любила охоту и могла усмирять диких грис — для развлечения, в Астале хватало прирученных.
Не слишком красивая, она запоминалась сразу — дерзким взглядом, манерой откидывать за спину по-мужски заплетенную косу, уверенным широким шагом.
Но, хоть и чувствовал склонность к этой отчаянной девчонке, понимал — не будет им жизни вместе. А уж братишка и вовсе не уживется под одной крышей с такой своевольной особой. Так что выбор свой остановил на девушке из Рода Тиахиу — из семьи, почти отпавшей от основного ствола. Улиши — так ее звали — была поистине хороша собой, и, хоть подобная красота никогда не затмевала ему рассудок, все же остаться нечувствительным к чарам Улиши было невозможно. Запястья ее, щиколотки и талия были невероятно тонки, походка дразнящей, а длинные узкие глаза черны, словно спелые ягоды терновника. Жадная до любовных игр, словно самка ихи в период Нового Цветения, она умела привлекать к себе мужчин. Кажется, и каменные изваяния поворачивались вслед ей, сглатывая слюну.
