Наследники Скорби - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Снова поднял голову Дивен:
— Узнаю, что он…
— Сам убью, коли узнаю. — Зван поднялся на ноги. — Глядите во все глаза. И ищите среди волков его тех, в ком людское осталось. В них нам, случись что, поддержка будет.
Тамир лежал на лавке, будто покойник — вытянувшись во весь рост, с восковым застывшим лицом. Однако грудь едва заметно поднималась и опускалась. Жив.
Сутки уже миновали, но колдун не открывал глаз и лучше ему не становилось. Лесана вспоминала, как безо всякого стыда раздевала его, стаскивая сырую грязную одежду, как протирала влажной тряпицей, пропуская через пальцы Дар. Сила просачивалась сквозь его кожу, но та все одно оставалась холодной, как у лягушки.
И что делать, девушка не знала. Прикладывалась ухом к едва вздымающейся груди, слушала слабо бьющееся сердце и понять не могла — то ли спит Тамир, то ли умирает. Он не метался в бреду, ничего не слышал. Только серебристые линии змеились по телу. Лесана обводила их пальцами, не понимая, что это.
— Мама, погляди…
— Что, доченька? Что глядеть? — Млада всматривалась, но… ничего не видела. — Отдохнула бы ты. Сама вся белая.
— Отдохну.
И девушка снова прикладывала узкие ладони к груди колдуна, и снова с пальцев струилось бледное сияние.
— Покушай хоть… — подходила мать, подносила миску теплых щей, гладила по голове.
Дочь не понимала сперва, с чего вдруг нежности столько в Младе, до сей поры глядевшей чаще с осуждением, нежели с лаской? Потом вспомнила — и сообразила.
Всю памятную ночь тряслись жители Невежи по погребам, за дверями, закрытыми на засовы, заставленными лавками и бадьями. Затыкали руками уши, баюкали испуганных детей и с холодеющим сердцем слушали несущийся с улицы рык и вой. Сдюжат ли двое обережников против целой Стаи? Девка-вой! Ну как погибнет? Что делать тогда, где искать спасения следующей ночью? Ой, натерпелись…
А поутру вышли и ахнули от увиденного. Распластанные в грязи волколачьи туши, грязная и уставшая Лесана с обагренным кровью мечом, стрелы, то тут, то там торчащие из земли и заборов, взрытая могучими лапами земля…
Лишь теперь перестали соотчичи мерить дочь Юрдона на обычную девичью мерку. Поняли и впервые поглядели не с любопытством, не с осуждением, а с почтением и благодарностью.
И когда она — грязная и уставшая — сухо отдавала команды мужикам, бабы испуганно жались к заборам, во все глаза глядя на дохлых волков. До полудня люди гнули хребты, скользя в грязи и лужах, выносили оборотневы туши прочь из веси. Осененного со стрелой в затылке Лесана для верности оплела наузом, чтоб в посмертии не вздумал подняться.
За околицей вырыли ямину, свалили туда поганых тварин, закидали землей и камнями. А потом еще кольев осиновых вбили. Толку в том не было никакого — все одно не подымутся, но Лесана не стала об этом говорить — раз уж так людям спокойнее, пускай тешатся. Ее заботой был Тамир да еще пленник, сидящий в родительской клети и наделавший переполоха в доме, когда Лесана о нем рассказала.
— У нас? В клети? — испуганно хлопал глазами отец.
— Он не вырвется, не бойтесь. Просто двери не открывайте.
Они и не открывали. Даже из дому в ту сторону не ходили. А уж как Невежь гудела от такого известия… Млада же с Юрдоном были хотя и испуганные, однако такие гордые, словно сами поймали мерзавца.
Но старшая дочь об этом не знала. Все утро она провела около колдуна — вливала в него Дар, да без толку. Не становилось ему ни лучше, ни хуже. К вечеру девушка уже падала от усталости, поэтому, наспех помывшись в чуть теплой бане, она налила в миску щей и отправилась проведать пленника.
Тот дремал, удобно устроившись на ворохе старых мешков.
— На, — Лесана поставила перед оборотнем миску, положила ломоть хлеба и ложку.
Волколак открыл глаза, отливающие в темноте зеленью.
— Спасибо. — Он придвинул миску и начал неторопливо есть.
Девушка наблюдала. Наконец полонянин отложил ложку и внимательно поглядел на Охотницу.
— Что делать со мной будешь?
— В Цитадель повезу. Рожу тебе тряпкой обмотаем, будешь днем за лошадьми бежать. Вот только дорога наладится…
Он в ответ хмыкнул:
— Как скажешь.
— Зовут тебя как?
— Лют.
— Что ж ты, Лют, пошел людей жрать? Вроде ж не Дикий?
Зеленые глаза вспыхнули:
— Ты откуда про нас знаешь?
— Знаю вот.
— Вожак повел.
— А ты, значит, не хотел идти? — усмехнулась собеседница.
— Почему не хотел? — удивился он. — Хотел. Я — волк. И жрать надо.
— Так ведь человеком когда-то же был…
— Не был. Родился в Стае. Со Стаей и живу. Отца убили, мать тоже. Из братьев ни одного не осталось. Сестра только. Старшая. Так чего мне вас жалеть?
— А Серого знаешь? — вдруг спросила Лесана.
Пленник пристально посмотрел на обережницу:
— Может, и знаю.
— Ты говори толком. От этого жизнь твоя зависит. Не хорохорься.
— А тебе он на кой?
— Хочу знать, что и как в Стае.
— А если расскажу?
— Жить оставлю.
— Чего мне у вас жить-то? В клетке сидеть?
— Ну уж прости, отпускать не буду.
— Тогда какая польза болтать?
— Все равно ведь узнаю. Одно дело — сам скажешь, другое — тянуть буду.
— Не вытянешь. Не всякий язык болью развязывается.
Она удивилась тому, насколько Лют отличается от трусливого и совестливого Беляна.
— Так зачем же ты в полон подался, коли гордый такой? Сбежать надеешься? — искренне удивилась Лесана.
— Я помочь могу. А вы за то меня не тронете.
— И как же ты поможешь?
— Я вам — про Серого без утайки. Вы мне — свободу.
— Нет. — Она поднялась на ноги. — Вот уж этого не будет.
Он ухмыльнулся, глядя снизу вверх:
— А ты подумай. Все-все расскажу. И то, чего мало кто знает.
— Откуда б тебе это известно стало? Ты ж не Осененный.
— Я — нет. А сестра моя — да. И она в Стае у Серого. Обещаешь не тронуть ее и меня — много чего узнаешь.
— Зачем же ты так со своей Стаей, а?
— Моя Стая — Мара. Но Маре пришлось идти к Серому. Не поймешь ты этого, Охотница. А мне Серый не вожак и не побратим, а так — тварь припадочная. Поэтому я вас хоть всей Цитаделью на него выведу. Но за то вы меня и волков моих отпустите.
— Нет.
— Ну что ж… нет так нет, — пленник снова откинулся к стене, — дело хозяйское. Я предложил.
— А не боишься, что вытянем все?
— Не боюсь. Тянуть замаетесь.
— Как же, если Стая твоя — Мара, ты сегодня невесть с кем сюда пришел?
— Тебе-то что?
— Да вот думаю — не врешь ли.
— Если и вру, как поймешь? — Он вздохнул и все-таки ответил: — Я сам вызвался с ними идти.
— Жрать хотелось? — со злобой спросила Лесана.
— Нет, — зевнул он, — жрать не хотелось. Думал девку красивую взять.
— Обратить?
— Ну да, — безо всякого стыда признался узник.
Лесане очень захотелось ударить его, но вместо этого она круто развернулась и вышла. В груди клокотал и кипел гнев. Девку, значит, взять?!
Когда обережница вернулась в избу, Тамира бил озноб. Испуганная мать сидела возле колдуна, укрытого мало не десятком тулупов.
— Дочка, ледяной весь, как сосулька! — со слезами в голосе пожаловалась Млада.
— Давай на пол его переложим, — кивнула Лесана отцу. — И ступайте сегодня ночевать к дядьке. Вдруг ночью хуже ему будет, придется светец теплить, отвары делать, перебужу вас…
Родители закивали.
Когда все ушли, Лесана посмотрела на лежащего без чувств мужчину и принялась медленно раздеваться. Сняла нательную рубаху и скользнула к нему под меховое одеяло. Прижалась нагим горячим телом к окоченевшему, словно деревянному, обняла и отпустила Дар. А как заснула — и сама не заметила.
— Ивор, Ивор, проснись! — Всклокоченный мужик тряс за плечо закутанного в войлок человека.
— Что случилось? — Разбуженный заворочался, откинул одеяло, и в рассветном полумраке его лицо со следами застарелой усталости — кругами вокруг глаз и глубокими складками в уголках рта — показалось совсем древним.
