Право учить. Работа над ошибками - Иванова Вероника Евгеньевна (читать книги онлайн без txt) 📗
Хм, хорошее определение для некроманта. И ведь оно совершенно верно: тот, кто умеет говорить с водой, живёт на границе безумия и в любой миг может пересечь её.
— Мне нужно знать всё, о чём ты говоришь, но то... Важнее. Не спрашивай, почему, я не смогу ответить.
— Хорошо, не буду терзать тебя вопросами, — согласился эльф. — Я любил твою мать.
— И чем для тебя была эта любовь?
— Восхищением. И по сей день я, даже злясь и ненавидя, не могу винить её в своих бедах.
— Разумеется! Ты винишь меня.
Прозрачные ручейки волос качнулись, когда Стир’риаги выпрямил спину, принимая величественную позу.
— И это тоже одна из граней любви: прощение любого прегрешения, даже предательства. Раньше я прощал, не понимая, теперь понял и убедился, что всё делал правильно.
— Но меня обвиняешь по-прежнему?
Он хохотнул:
— А как же! К тому же кто, если не ты, разрушил мои планы заставить Кайю заплатить за гибель племянницы? Или был другой виновник?
Признаю:
— Не было.
Бледные веки устало смежились.
— Хватит о прошлом, спрашивай, что тебе нужно ещё.
— Твоё знакомство с некромантом?
— Произошло в столице как раз, когда я сговаривался с придворным магом касательно убийцы моей племянницы. Безумец искал мастеров по созданию артефактов, и я, развлечения ради, предложил свои услуги. А весной, после встречи с тобой, не особо раздумывая, пришёл искать приюта у старого знакомого.
— Не раздумывая?
Эльф подтверждающее кивнул:
— Да.
— Тебе это не показалось странным?
— В то время нет. Но теперь, пожалуй...
— Он ещё тогда отравил тебя.
— А по прибытии на место, разумеется, продолжал пичкать ядом, пока не...
— Удостоверился, что разрушает моё тело, — процедил Стир’риаги.
— И остановился лишь потому, что мёртвым ты был бы бесполезен.
— Именно так.
— Но поскольку ты ещё жив, стало быть, артефакт...
— Ещё не создан.
— Такому мастеру, как ты, не составило бы труда осуществить скромную мечту «милорда». В чём же причина задержки?
Эльф недовольно сморщился:
— Твои похвалы греют моё самолюбие, но увы, остаются лишь пустой лестью... Я тешил себя надеждой справиться с ядом, как ты его называешь. Беспочвенной надеждой. Мне казалось: нужно лишь выиграть немного времени, и всё решится... Решилось. Примерно неделю назад я понял, что изменения необратимы и нет смысла продлевать беседу с болью, а эта госпожа неугомонна и болтлива сверх меры.
— И приступил к исполнению приказа?
— Для начала попросил собрать всё необходимое. К примеру, живую душу. И она была доставлена, правда, вместе с телом.
На лице листоухого появилось смешливое сожаление, а у меня перехватило дыхание. Как я мог не подумать о таком предназначении, избранном некромантом для Мирримы?! Предполагал, что малышка нужна для выкупа, но совершенно не учёл валяющиеся прямо под ногами факты, громко заявляющие: ради воплощения своей мечты, «милорд» легко пренебрежёт любыми благами... Дур-рак!
— Но работа ещё не начата?
Стир’риаги утвердительно кивнул:
— У меня не было достаточно времени, к тому же... Без подпитки Силой я сейчас не сотворю чар, подвластных даже младенцу.
Для артефакта нужна живая душа? Не всегда. Впрочем, в сем условии есть доля истины: Мост лишь наполняет Силой Кружево предмета, но действует предмет сам. А что потребно для самостоятельных действий? Подобие разума. Однако возникает небольшая трудность...
Простые магические предметы действуют одинаково вне зависимости от окружающего мира и его условий. Это, бесспорно, удобно — в точности знать, какой результат последует. Но тогда для каждого отдельного действия нужно творить отдельный артефакт, что весьма накладно и громоздко, гораздо выгоднее вложить в один-единственный предмет несколько заклинаний, чем таскать с собой целую сумку увесистых игрушек, потому что наилучшие артефакты созидаются из металла или камня. Поскольку же чары, составляющие суть артефакта, являются замкнутым, недоступным извне контуром, необходим посредник между источником Силы и магическим предметом, чувствующий намерения Моста и выбирающий из скопления чар именно те русла для течения Силы, которые принесут наибольшую пользу. Для складывающихся обстоятельств, разумеется.
И всё же можно справиться другими средствами. И уж точно обойтись без причинения вреда моим знакомым!
— Но почему — душа? Разве требовалось что-то сложное? Для поднятия и поддержания трупов в нужном качестве хватило бы и самого простенького заклинания.
Эльф широко улыбнулся:
— Хватило бы. Но я думал совсем о другом.
— О чём же?
— О смерти. Я устал жить, только и всего. Похищение же заставило бы начать поиски, которые рано или поздно привели бы сюда и... Уж меня не стали бы держать в заключении!
Верно, с эльфом, да ещё поражённым странным недугом, расправились бы без церемоний и как можно скорее.
— Но ведь могло случиться и так, что никто бы не обратил внимания, мало ли пропадает людей и нелюдей?
— Могло. — Улыбка стала почти торжествующей. — Но я тщательно подобрал условия, чтобы такого не случилось.
— Можешь не продолжать. Если под них подходила похищенная, я и сам догадаюсь, что это были за условия!
Крикливость, буйность, дерзость и вместе с тем очаровательность, потому что легко не заметить исчезновение серой мышки, но когда гаснет настоящий фейерверк...
— Я должен рассказать ещё что-нибудь?
— Мне нужно быть уверенным в одной вещи, но... Тебе она вряд ли известна. Ты ведь не знаешь, как некромант творит свою отраву?
Стир’риаги вздохнул:
— К сожалению, до сего таинства меня не допускали.
— Тогда вопросы исчерпаны. Разговор с Мэем удался?
— Как сказать... — На меня посмотрели почти лукаво. — Он должен решать сам. Но я ответил на его вопрос так, как считаю правильным. Без снисхождения и жалости к кому бы то ни было.
Что ж, могу только уважительно склонить голову. Ещё при жизни не следует поддаваться чужим желаниям и действовать противно собственной природе, а уж встречая смерть, и вовсе можно забыть обо всём, кроме своей души. Правда, ей тем легче будет ступить за Порог, чем слабее она привязана долгами к миру живых, стало быть, кое-какие уступки всё равно понадобятся.
— Знаешь, чувствуешь какое-то странное удовлетворение, сознавая, что некоторые вещи остаются неизменными даже у самого Порога.
Эльф почтительно коснулся правой ладонью складок покрывала на своей груди:
— Рад, что сейчас мы чувствуем одинаково. Возможно, мы могли бы стать друзьями. Если бы...
— Если захотим, станем. Но только в другой жизни. В той, что придёт вслед за этой.
— А она придёт? — В глазах листоухого мелькнуло сомнение.
— Обязательно. И знаешь, почему? Потому что не возвращается в мир только тот, кто не натворил ошибок.
— Ну, тогда мы точно встретимся! А теперь... Не пора ли прощаться?
— И прощать.
Эльф опустил взгляд и долго молчал прежде, чем тихо признаться:
— Мне будет одиноко без моей ненависти.
— Ты ненадолго останешься в одиночестве, не успеешь соскучиться, как вернёшься.
— Но я не буду помнить, верно?
— И пусть. Память — не лучшая спутница, она всё время тянет назад, когда нужно идти вперёд.
— Наверное, ты прав. Что ж... Прощай. Нет, до встречи!
Киваю:
— Где-нибудь и когда-нибудь.
Пустота похожа на волну прибоя: накатывается на тело эльфа, ласково лижет иссохшие пальцы, каждым движением невидимого языка поглощая плоть и терзающую её боль. Стир’риаги улыбается. До самого последнего мига. Светло и счастливо, улыбкой уходящего на желанный покой. Счастливо, но чуточку грустно. А может быть, мне мнятся в выражении лица умирающего чувства, вовсе ему не свойственные? Не знаю. Но мне отчаянно хочется видеть счастье и грусть, поэтому я вижу. И слышу в затихающих вдохах голоса прожитых Стир’риаги дней.
Эльф тает, как снежинка, рискнувшая опуститься на тёплую ладонь, чтобы погибнуть, но поразить воображение своим совершенством... Линии оплывают и тускнеют. Всё могло произойти мгновенно, но я не хочу, чтобы мой враг уходил из жизни, страдая и ненавидя. А ещё не жажду переживать вместе с ним каждый из прошедших дней, память о которых хранится в сплетении Прядей: то, что заставило наши пути пересечься, прояснено, а прочие тайны пусть уйдут за Порог вместе со своим хозяином... Кружева распадаются узелок за узелком, медленно, осторожно, почти незаметно, так, что и мои глаза не успевают уловить миг, по истечении которого опустевшее покрывало сиротливо съёживается в кресле.