Хрустальный грот (сборник) - Стюарт Мэри (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Поэтому я просто пододвинул единственный в комнате стул, сел и, не дожидаясь вопросов, принялся рассказывать ей все, что она хотела знать: о том, как я бежал из Маридунума и, подобно стреле, выпущенной из лука богом, прилетел прямо к ногам Амброзия, и обо всем, что было с тех пор. Она лежала на подушках и смотрела на меня с изумлением и с каким-то медленно нарастающим чувством. Я узнал это чувство: так смотрела бы птица, живущая в клетке, на высиженного ею мерлина.
Когда я закончил, она устала и под глазами у нее налилась такая отчетливая синева, что я встал, чтобы уйти. Но она выглядела довольной.
— Значит, он признал тебя, — сказала она так, словно для нее это был смысл и итог всей истории.
Должно быть, так оно и было.
— Да. Меня зовут Мерлином Амброзием.
Она помолчала, улыбаясь своим мыслям. Я подошел к окну, оперся локтями на подоконник и выглянул наружу. Солнце припекало. Кадаль клевал носом на скамейке. Мое внимание привлекло движение в противоположном углу двора. Девушка стояла в дверной нише и смотрела на дверь моей матери, словно ждала, когда я выйду. Она сняла свой капюшон, и даже в тени я разглядел ее золотые волосы и юное лицо, прекрасное как цветок. Она увидела, что я смотрю на нее. На пару секунд наши глаза встретились. И я понял, почему древние говорили, что самый жестокий из богов вооружен луком и стрелами. Я почувствовал, как его стрела пронзила мне грудь. Она надвинула на нос капюшон и скрылась в тени. А мать спросила:
— А теперь? Что теперь?
Я повернулся спиной к солнцу.
— Я поеду к нему. Но не прежде, чем ты поправишься. Я хочу передать ему, что с тобой все в порядке.
На ее лице появилось беспокойство.
— Тебе не следует оставаться здесь! В Маридунуме для тебя небезопасно.
— Не думаю. С тех пор как сюда дошли вести о высадке, все Вортигерновы люди исчезли. Когда мы ехали на юг, нам пришлось пробираться горными тропами: дороги кишели спешащими к нему подкреплениями.
— Это так, но…
— И я не буду шляться по городу, честное слово! Вчера мне повезло: едва въехав в город, я наткнулся на Диниаса. И он отвел мне комнату у себя во дворце.
— Диниас?!
Я рассмеялся ее изумлению.
— Диниас чувствует себя в долгу передо мной — не важно, за что именно. Вчера вечером мы нашли общий язык.
Я рассказал ей о том, что поручил ему. Мать кивнула.
— Ему, — я сразу понял, что она имеет в виду не Диниаса, — понадобится каждый человек, способный носить оружие, — Она нахмурилась. — Говорят, у Хенгиста триста тысяч воинов! Удастся ли ему, — речь шла опять же не о Хенгисте, — выстоять перед Вортигерном, а потом перед Хенгистом с его саксами?
Наверно, я все еще думал о недавнем бдении и брякнул, не задумываясь, как это прозвучит:
— Я так сказал, значит, это правда.
Мать шевельнулась. Я взглянул на нее. Она крестилась. Глаза у нее были встревоженные и суровые и одновременно испуганные.
— Мерлин… — Но тут ее согнул приступ кашля, так что говорить она могла только хриплым шепотом. — Мерлин, бойся гордыни! Даже если Господь даровал тебе силу…
Я остановил ее, коснувшись руки.
— Ты неправильно поняла меня, госпожа. Я неточно выразился. Я лишь хотел сказать, что, если бог сказал это моими устами, это должно быть правдой, потому что он так сказал. Амброзий должен победить, это записано в звездах.
Она кивнула. Я увидел, как волна облегчения накатила на нее, как она обмякла и расслабилась душой и телом, словно обессилевшее дитя.
— Не бойся за меня, мама, — мягко сказал я, — Какой бы бог ни вешал моими устами, я всего лишь его голос и орудие, и я доволен этим. Я иду туда, куда он посылает меня. А когда я больше не буду ему нужен, он возьмет меня обратно.
— Бог — один, — прошептала она.
Я улыбнулся ей.
— Я и сам начинаю так думать. А теперь спи. Я приду утром.
На следующее утро я снова пришел к матери. На этот раз один. Кадаля я послал на рынок за провизией, Диниасова девка исчезла, как только он уехал, предоставив нас самим себе в заброшенном дворце. Я был вознагражден: у ворот снова дежурила та девушка, и она проводила меня к матери. Но когда я что-то сказал ей, она лишь надвинула поглубже свой капюшон и ничего не ответила, так что я опять видел лишь изящные ножки и руки. Сегодня двор был сухим, лужи исчезли. Она отмыла ноги, и в этих грубых сандалиях они казались хрупкими, как полевые цветы с голубыми прожилками в крестьянской корзине. По крайней мере, я так подумал. Мой разум работал, как разум певца, хотя ему вовсе не следовало вмешиваться. Стрела все еще звенела в том месте, куда она вонзилась вчера, и все мое тело затрепетало и напряглось при виде ее.
Она снова указала мне дверь, словно со вчерашнего дня я мог ее забыть, и ушла ждать.
Матери вроде бы стало получше. Она сказала, что хорошо отдохнула. Мы поговорили; она хотела подробнее узнать какие-то детали моей истории, и я отвечал на ее вопросы. Когда я встал, собравшись уходить, то спросил как бы между прочим:
— Та девушка, что открыла мне ворота, — не слишком ли она молода, чтобы быть монахиней? Кто она?
— Керидвен. Ее мать была служанкой во дворце. Ты ее помнишь?
Я покачал головой.
— А что, должен помнить?
— Да нет.
Но когда я спросил, чему она улыбается, мать ничего не ответила, и я не решился расспрашивать дальше.
На третий день у ворот сидела старая глухая привратница; и все время, пока разговаривал с матерью, я соображал, неужели она (как часто бывает с женщинами) увидела, что я скрываю под внешним небрежным видом, и распорядилась, чтобы девушку убрали? Но на четвертый день девушка была на месте, и на этот раз я, едва успев войти в ворота, понял, что она слышала о Динас-Бренине. Ей так хотелось разглядеть настоящего мага, что она чуть сдвинула свой капюшон, и я, в свою очередь, разглядел большие серо-голубые глаза, наполненные почтительным страхом и любопытством. Когда я улыбнулся ей и приветствовал ее, она снова надвинула капюшон, но на этот раз ответила. Голос у нее был тихий и тонкий, совсем детский, и она назвала меня «господин мой» так, словно это было нечто большее, чем простая вежливость.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Кери, господин мой.
Я приостановился, чтобы подольше удержать ее.
— Кери, как там моя матушка?
Но она не ответила. Она поспешно провела меня во внутренний двор и оставила там.
В ту ночь я снова лежал без сна, но бог не заговорил со мной, даже затем, чтобы сказать мне, что она не для меня. Боги не станут напоминать тебе о том, что ты и так знаешь.
К последнему дню апреля матери настолько полегчало, что, когда я пришел к ней, она сидела в кресле у окна, в шерстяном платье поверх сорочки, и грелась на солнце. Айва, росшая у самой стены, была покрыта чашечками розовых цветов, над которыми гудели пчелы, а на подоконнике, рукой подать, пыжилась и ворковала пара белых голубей.
— Что, есть новости? — спросила мать, едва взглянув на меня.
— Сегодня приехал гонец. Вортигерн мертв, и его королева тоже. Говорят, Хенгист идет на юг с большими силами. С ним брат Вортимера, Пасценций, и остатки его армии. Амброзий уже отправился им навстречу.
Она сидела очень прямо и смотрела мимо меня, на стену. Сегодня при ней была женщина — одна из монахинь, что сопровождали ее к Динас-Бренину. Я увидел, как она сделала знак креста, но Ниниана сидела неподвижно, как бы всматриваясь во что-то незримое, и размышляла.
— Расскажи.
Я рассказал ей все, что знал об осаде Доварда. Монахиня снова крестилась, но мать ни разу не шевельнулась. Когда я закончил, ее взгляд обратился на меня.
— Ты теперь уедешь?
— Да. Хочешь что-нибудь ему передать?
— Когда мы увидимся снова, — сказала она, — у нас будет достаточно времени.
Я расстался с ней. Она сидела все так же, глядя мимо мерцающих аметистов на стене на что-то удаленное во времени и в пространстве.
Кери не было видно. Я немного подождал, потом медленно пересек внешний двор, направляясь к воротам. Она стояла в глубокой тени арки ворот. Я ускорил шаг. В голове у меня вертелось множество всего, что можно было ей сказать, но все это было одинаково бесполезно: как можно продлить то, чего продлить нельзя? Но все это оказалось ненужным. Она протянула свою прелестную ручку и умоляюще коснулась моего рукава.
