Призрачная реальность [= Протекторат] - Авраменко Олег Евгеньевич (серия книг TXT) 📗
Теперь о главном. Если в пути со мной произойдёт „несчастный случай” и я не доберусь до Дамограна, ты должен предупредить адмирала Сантини, что у командования СЭК возникли серьёзные подозрения на его счёт, а коммодор Конте со своей фальшивой опалой направлен к нему в качестве приманки. Я очень боюсь, что Сантини не устоит перед соблазном привлечь на свою сторону такого ценного офицера и тем самым погубит все свои планы. Коммодору помогают двое человек – заместитель главного инженера Костелло и мичман Джустини, третий навигатор. Они заподозрили меня в связях с Семьёй Маццарино (нет, надо же!), и Бруно Костелло, под предлогом ухаживаний, стал за мной следить. Действовал он не очень профессионально, возможно, слишком увлёкся мной, и это позволило мне раскусить его – а уже через него я вышла на Джустини и коммодора. Я почти на сто процентов уверена, что они не догадываются о моей осведомлённости, однако чем чёрт не шутит. Поэтому я решила перестраховаться и написать тебе письмо. Пожалуйста, Мишель, сейчас же сотри его. И не забудь предупредить адмирала Сантини – это очень важно.
Не поминай меня лихом,
Келли».
Тьерри ещё раз пробежал глазами текст и без колебаний стёр послание Келли, а затем убедился, что никаких его следов в компьютере не осталось. Ему даже в голову не пришло сохранить копию, пусть и в зашифрованном виде. Работая на Нью-Джорджии третьим секретарём посольства, он часто имел дело с секретными материалами и привык строго придерживаться инструкций по обращению с ними. А указания насчёт письма были вполне определёнными, не допускавшими двусмысленного толкования – прочитать и сразу уничтожить. От этого зависело не только сохранение тайны, но, возможно, и сама его жизнь.
«Что с тобой, Келли? – мучительно думал Тьерри. – Жива ли ты ещё?..»
На обед он не пошёл, так как опасался, что, встретившись с кем-то из названной Келли троицы – либо с коммодором, либо с мичманом Джустини, либо с Бруно Костелло, – не сможет сдержаться и с головой выдаст себя своим поведением. Голодный и расстроенный, Тьерри больше часа провалялся на койке, погружённый в невесёлые мысли, пока не явилась Виктория.
Она сразу поняла, что с ним не всё в порядке. Впрочем, это было как раз немудрено – он не умел убедительно притворяться, да и его отсутствие на обеде говорило само за себя. Однако Виктория обладала удивительной способностью докапываться до правды: она знала, что нужно говорить, чтобы вызвать человека на откровенность, задавала очень меткие вопросы, всегда находила убедительные контраргументы на любые доводы в пользу молчания и с прямо-таки инквизиторской ухищрённостью воздействовала на собеседников всем своим очарованием, перед которым не могли устоять ни мужчины, ни женщины. Будь она следователем, ей бы не понадобилось дотошно собирать улики и строить логически безупречную версию обвинения; подследственные сами признавались бы во всех своих преступлениях, не выдерживая её мягкого, но неотпорного психологического давления.
Тьерри продержался меньше двадцати минут и полностью капитулировал, едва лишь Виктория прозрачно намекнула ему, что, если он будет хорошим мальчиком, она, возможно, сегодня останется с ним на целую ночь. Тьерри мечтал об этом всю последнюю неделю – хоть раз заснуть, держа её в своих объятиях, а, проснувшись наутро, увидеть, как она нежится рядом с ним в постели, – и ему просто не хватило сил на дальнейшее сопротивление. Он рассказал ей о письме Келли, а Виктория выслушала его с широко распахнутыми от удивления глазами, но почему-то у Тьерри создалось впечатление, что она слегка переигрывает, и услышанное не поразило её так сильно, как она хотела показать.
– А знаешь, – произнесла она, выдержав паузу, – по-моему, здесь что-то не так. Я не верю, что кто-либо из той троицы причастен к исчезновению Келли. Скорее даже, я уверена , что они в этом не замешаны.
– Почему ты так думаешь?
– Чутьё такое. Знание. Ты же не станешь отрицать, что я неплохо разбираюсь в людях?
– Не просто неплохо, а великолепно. Ты видишь их насквозь.
– Да, – кивнула она. – Можно сказать и так. Я вижу людей насквозь – почти всех, за редким исключением. Ни Конте, ни Костелло, ни Джустини к этому исключению не принадлежат. За десять дней я хорошо их изучила и знаю , что они не трогали Келли.
Тьерри обнял её за плечи и покачал головой.
– Ты отлично разбираешься в людях, Тор... Вика. Ты видишь их насквозь. Но – видишь в них только хорошее.
– Тут ты ошибаешься. Я вижу всё – и хорошее, и плохое. Просто хорошим я наслаждаюсь, а плохое стараюсь игнорировать. Как правило мне это удаётся – и слава Богу. Иначе бы я давно застрелилась от безысходности.
Её последние слова вызвали у Тьерри неясное чувство тревоги. Он не мог понять, в чём дело, но внезапно его охватил страх – беспочвенный, беспричинный, иррациональный. Страх не перед чем-то конкретным, а страх сам по себе, вынырнувший из глубин его подсознания по цепочке каких-то парадоксальных и совершенно абсурдных с точки зрения здравого смысла ассоциаций. Тем не менее этот страх был реален, он порождал холод в груди, сумятицу в мыслях и заставлял сердце болезненно ныть в предчувствии чего-то ужасного...
Виктория резко повернулась к нему:
– Что тебя беспокоит, Мишель? Что ещё, кроме неприятностей с Келли? Ты чем-то встревожен, чем-то напуган. Но чем?
Мимоходом Тьерри поразился её необычайному чутью на человеческие эмоции. Она не просто уловила его страх, но и верно догадалась, что он никак не связан с исчезновением Келли, а направлен на что-то другое... вот только не ясно, на что.
– Не знаю, – растерянно ответил Тьерри. – Я не понимаю, что со мной. Ничего не понимаю...
Виктория долго смотрела ему в глаза.
– Я тоже не понимаю. Не могу разобраться. И это очень, очень плохо.
