Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Волчонок выбрался своим ходом из «шайбы», повертелся возле кочегарки, распутал следы – много было накручено, по несколько раз истоптано и перекрещено, так что пришлось проложить несколько кругов по базе, прежде чем отыскался свежайший. Опустив голову и больше не отрываясь от следа, он пришел по нему к гостинице и затем к дому вожака и чуть ли не уткнулся в ноги самки. Та сидела на крыльце, подобрав колени к подбородку, и находилась в каком-то отстраненном оцепенении, однако же не спала, и глаза были открыты.
Он обнюхал ее обувь, вернулся и еще раз пробежал по следу; он отлично помнил запах укушенного им человека, ибо в момент удара клыками испытал вкус его крови. И ошибиться, спутать след было невозможно, однако перед ним сидела другая самка, к которой он никогда не прикасался, не рвал ее руки и, несмотря на это, она имела совершенно одинаковый опознавательный запах с той, укушенной. Отскочив в сторону, он отфыркался, прочищая нос от всех посторонних ароматов, еще раз сбегал к кочегарке, вынюхал там след, повертелся среди человеческих набродов и опять оказался возле дома вожака. Самка сидела в прежней позе, ничего не замечая вокруг, и тогда волчонок поднялся на крыльцо и, осторожно приблизившись, обнюхал руки: ран не было ни на одной, ни на другой.
– Ты кто? – спросила самка, глядя почему-то мимо. – Ты ангел? Ты божий ангел? И пришел за мной?
Он уловил запах ее дыхания и в тот же миг отскочил в сторону: от самки, как от мертвой, исходил дух тлена, когда угасает не плоть, а жизненные силы. И в этом он почувствовал их различие, поскольку вместе с вкусом крови той, что посмела ласкать его в присутствии вожака стаи, вкусил ее страсть к жизни.
– Эй, ты где? – Самка, как слепая, протянула руку и ощупала пространство впереди себя. – Почему ты ушел? Возьми меня!
Волчонок отбежал в траву и лег, чтобы не достал источаемый самкой тленный дух. А она встала и пошла в его сторону с вытянутыми руками.
Она умирала при живой еще плоти. Душа едва теплилась, так что оставляла в пространстве тонкий, водянистый след, не наполненный ничем, и сохранялся лишь стойкий запах тела, опознавательный запах самки. Она переступила дорожку, забрела в траву, как в воду, и нырнула на дно. Насторожившись, волчонок слушал ее стоны – предсмертные, мучительные, и преодолев страх, осторожно приблизился к ее изголовью. Самка корчилась, тряслась, будто от холода, сжималась в комок или вдруг распрямлялась, как пружина, вытягивалась до хруста костей и жалобно скулила при этом. Сильнейшая боль сосредоточилась у нее в позвоночнике и темени и теперь прорывалась сквозь черепную коробку.
Он не видел раны, не знал природы этой боли и потому интуитивно опасался ее, но мертвеющая на глазах его сила жизни – та сила, что отделяет все живые существа от неживых, заставила волчонка делать то, что делал бы он, увидев открытую рану. Приблизившись, он лег и стал вылизывать огненное темя, как бы лизал раскаленную сковородку, однако боль черным потоком устремилась ей в затылок и спину, отчего самка выгнулась дугой и закричала. Тогда волчонок разорвал куртку, блузку и принялся зализывать позвоночник. Через несколько минут унял крик боли, однако она продолжала корчиться, ворочать головой и мешать ему. Волчонок отскочил, слегка присел, будто перед броском, и зарычал, сам того не ведая, какую силу вкладывает в этот рык. Кажется, на короткий миг сотряслось пространство, замолкли птицы, перестали звенеть комары и разом оборвался бесконечный стрекот кузнечиков.
Самка замерла, скрючившись, затем медленно стала распрямляться, конвульсивные движения ее становились слабее, короче, напоминая всхлипы наплакавшегося человека, и скоро вообще стихли. Тело наконец расслабилось, растеклось, и лишь мелко подрагивали кисти рук.
Спустя несколько минут успокоились и закрылись глаза. Она заснула, задышала ровно и лишь чуть-чуть постанывала от остывающей боли; волчонок же, вылизав огонь с головы и позвоночника, принялся за лицо, потом руки и в последнюю очередь вылизал ступни ног, стащив зубами туфли. Над спящей самкой забрезжил розоватый свет, словно от невидимой, скрытой тучами зари. И только после этого, широко разинув пасть и вывалив язык, как запаленный долгим бегом зверь, он пошел на реку и в несколько приемов долго пил и срыгивал воду, лежа на сыром песке – так, словно отравился ядом.
Потом он снова вернулся к кочегарке, побродил возле входа в каморку, откуда в прошлый раз начинал поиск, и только забежав с другой стороны, к другим дверям, и переполошив гончих щенков за нею, порыскал вдоль тропинки, наконец почуял настоящий след. Он уже был староватым, плохо уловимым, иногда терялся, забитый пахучими травами, и вел по бездорожью к сетчатому забору. В лесу, где было меньше ветра и более застойный воздух, след оказался ярче, и волчонок потрусил рысью, не поднимая головы. Мало того, убегающая самка в некоторых местах хваталась за кустарник или высокую траву, оставляя мазки крови и острый, знакомый запах. Через некоторое время он «вошел» в след, изучил всякие его проявления и теперь ориентировался на разные составляющие. Он почти отключился от других запахов, однако ему все время мешал след кормящего человека, путающийся за следом самки, слишком знакомый, привычный и потому сбивающий с толку.
Бежал он так около получаса, уже не по лесу, а по старой, зарастающей дороге, где на искомую, еще довольно слабую нить наложилось много следов более свежих, в том числе и вожака – целый жгут тянулся по дорожному просвету до самой реки. И здесь все рассыпалось, разлетелось по сторонам, волчонок заметался, вынюхивая береговую кромку: несколько человек до него точно так же рыскали вдоль воды. Трижды он обернулся по большому кругу, распутывая хаотический клубок запахов, пока снова не перехватил след самки на торчащих из берега бревнах.
Он вошел в воду и сразу поплыл, будто всю жизнь тем и занимался, выскочив на другом берегу, отряхнулся и сразу же бросился искать выходной след. Между тем начало смеркаться, что ему не мешало, а напротив, спадающая жара меньше раздражала ноздри. И только он подхватил разреженную, прерывистую нить, как услышал далекие голоса и молчаливое приближение собак, бегущих впереди. От них исходили усталость и недовольство, притупляющие чутье, и все-таки волчонок свернул с дороги в лес и затаился. Две гончих пробежали рядом, ухо в ухо и скоро исчезли в траве. Они стремились к воде, дышали тяжело, запаленно; казалось, им сейчас ни до чего нет дела, но он ощутил опасность. Выслушав пространство, он пересчитал идущих людей, сделал стремительный рывок вперед, обошел и выскочил на дорогу, дабы заслониться от собак их же хозяевами. И через мгновение услышал тревожное повизгивание: гончие взяли его след на берегу.
Одну он узнал сразу, впрочем, голос второй собаки тоже был знаком, хотя он никогда ее не видел, а лишь слышал лай в вольере. Его кормилица Гейша, привыкшая к волчьему запаху, давно потеряла осторожность и потому устремилась по следу, изредка взлаивая; кобель же, огрузший за лето от малоподвижности и плохо вылинявший, затрубил с дороги, но в лес не сунулся. Люди закричали, отзывая собак, остановились, но Гейша пролетела лесом мимо, и поймали только кобеля, который особой прыти не проявлял и сдался. Волчонок мчался изо всех сил, делая высокие прыжки в траве, чтобы осмотреться, и на какой-то миг полностью сосредоточился на преследующей его кормилице. Он бы не смог на длинной дистанции оторваться от гончей и потому выкладывался, чтобы отвести ее подальше от людей и там объявиться Гейше.
И пропустил опасность, ожидающую его на дороге.
Один человек отстал, и волчонок на всем скаку вылетел ему под ноги. Человек отпрыгнул в сторону и не испугался, сорвал ружье и закричал:
– Волк! Переярок! Эй!..
Выстрел грохнул ему вслед, дробь ушла выше – обсыпало зрелым семенем травы. Волчонок тотчас же спрыгнул с дороги в канаву, пробежал ею немного, продираясь сквозь заросли у самой земли, и резко повернул в глубь леса. А кормилица, вдохновленная выстрелом, завизжала еще азартнее, затрубил спущенный с поводка кобель. Люди заорали, ринулись на голоса собак, но запутались в густом придорожном малиннике. Но тот, что стрелял, уже прорвался и летел скачками, криком увлекая остальных.
