Золотой вепрь - Русанов Владислав Адольфович (мир книг txt) 📗
Так что кондотьер уговорил Желтого Грома отстать от отряда и искать своих. Сотня кентавров придана пятой пехотной «Непобедимой» армии, значит, можно притвориться вестовым, разузнать у любого из военных, где сейчас его соплеменники. А свои уж, надо думать, не выдадут. Ну, командир или вождь (или как он там у конелюдей зовется?) выругает для острастки, может, и по шее накостыляет, но выдавать для расправы не станет.
Путь на северо-восток занял трое суток.
По словам Цветочка – девчонка упорно не хотела называть настоящего имени, а пользовалась придуманной Почечуем кличкой, – до Медрена осталось совсем немного. Каких-то пять-шесть миль, а то и меньше…
Свист означал одно – боевое охранение, в котором нынче с утра ехали Пустельга и Мудрец, кого-то встретило.
Антоло, удивляясь самому себе, быстро взвел арбалет и зарядил его. Как все-таки легко въедаются в плоть и кровь воинские привычки! Мог ли он представить (ну, хотя бы этим летом) себя, едущего на коне, с мечом на поясе и с самострелом в руках? Да еще в кольчуге-бирнье и самом настоящем кольчужном койфе! Тоже мне – студент, будущий ученый! Но, как говорится, жить захочешь, не так раскорячишься. Табалец понял – попав в круговерть войны, нужно принимать правила игры, следовать наставлениям более опытных товарищей. Только так можно рассчитывать уцелеть и вернуться к учебе, научным изысканиям, мирной жизни. Мертвецы в университете не учатся, а мертвецом стать очень легко, если не пытаться себя защитить.
– Што там жа шволочь? – прошепелявил справа Почечуй.
– Хоть бы свои… – несмело высказал общее мнение Клоп.
Свист повторился. И еще раз.
Заранее оговоренный условный сигнал.
По лицам наемников скользнуло облегчение.
– Свои! – коротко бросил Кулак и пришпорил коня.
Из-за деревьев долетел громкий голос Мудреца – и сам по себе двужильный, и глотка луженая.
– Э-гэ-гэй! Братки! Давайте к нам!
Радость хозяев, казалось, передалась коням. Уставшие животные пошли ходкой рысью. Серый спокойный меринок под Антоло даже тряхнул головой, от чего парень, по прежнему сидевший в седле неуверенно, схватился за переднюю луку.
Из-за поворота дороги показались четверо верховых – Пустельга с Мудрецом, уложившим длинный меч поперек седла, а рядом с ними еще двое: длинноносый чернявый парень с серебряным кольцом в ухе и толстошеий широкоплечий мужик с сединой в окладистой бороде.
– Командир! – заорал парень с кольцом при виде Кулака. – Лопни мои глаза! Уж не чаяли свидеться!
Бородатый басовито гудел:
– Здорово, здорово, братцы! Живые, вишь ты, здоровые…
– Живые, да не все! – резко бросила Пустельга. Дернула щекой – видно, опять стронула подсохшую корку на ране.
– Это точно, – кивнул кондотьер, поравнявшись с бородачом. – Меньше половины, сам видишь, Лопата.
Они обнялись как старые приятели.
– Ну… – Крепыш похлопал Кулака по спине. – Всякое бывает. Работа, вишь ты, у нас такая. А где Мелкий? Я за ним, пронырой, здорово скучаю…
– Нету больше Мелкого. – Скулы командира закаменели. – Закопали.
– Лопни мои глаза! – воскликнул носатый.
– Вишь ты, как оно бывает, – покачал головой Лопата. – Эх, все там будем! В лагерь сейчас вернемся – помянем.
– А есть чем? – оживился Бучило.
– Для вас найдем.
– Тогда поехали. – Кондотьер подобрал повод вороного коня. И вдруг хитро прищурился. – А ведь вы не нас ждали?
– Лопни мои глаза! – восхитился парень.
А Лопата степенно проговорил:
– Само собой, не вас. Нас, вишь ты, встречать подмогу отправили.
– Ну, надо же! – расхохотался Мудрец. – Таки добился господин полковник подкрепления?
– А то?
– И какого, лопни мои глаза!
– А ну рассказывай, Кольцо! – повернулась к носатому Пустельга. – Какое такое подкрепление?
– А такое! – обрадованно затарахтел парень. – К нашему четвертому полку еще два подтягивают! Вот так, лопни мои глаза!
– Выходит, генерал дель Овилл «Непобедимую» [14] в одном месте собирает? – заметил Мудрец.
– Выходит, что так, – согласился Лопата. – Эх, братцы, вы бы видели, сколько наш делла Куррадо гонцов отослал к генералу! Он, вишь ты, понес ощутимые потери, – продолжал он, явно кого-то передразнивая. – Невыгодное стратегическое положение… Тьфу ты, ну ты! Необходимы поддержка и подкрепление. – Наемник развернул коня, чмокнул, высылая его в рысь. – Поехали, что ли?
Кольцо, обогнав всех, поспешил к лагерю. Предупредить, чтобы встречали. Остальные всадники потянулись следом. Строй, понятное дело, никто не держал. Подумаешь! Не на параде, и так сгодится.
Антоло отстал совсем немного от кондотьера и едущего с ним стремя в стремя Лопаты. Он прекрасно видел хмурое лицо Кулака, который, по всей видимости, прикидывал, как будет отчитываться перед генералом о проваленном задании, как посмотрит в глаза полковнику… Шила в мешке не утаишь, и наемники рассказали бывшему студенту, по чьей милости затеяли охоту на Медренского, а Пустельга еще и добавила, как здорово, по ее мнению, Кулак срезал жирного господина т’Арриго делла Куррадо. Что ж, за все удовольствия приходится рано или поздно платить. Антоло прекрасно помнил, как пару раз срезал противного, но недалекого профессора Носельма, как спорил с ним на лекциях, упиваясь своей смелостью и принципиальностью, и как потом злопамятный Гусь отомстил ему на испытании по астрологии. Если бы не заступничество мэтра Гольбрайна да уважение, испытываемое деканом Тригольмом к любому студенту, чей отец вовремя вносил плату за обучение, мог бы и на повторный курс оставить. Горластый господин делла Куррадо, памятный еще по залитому солнцем двору городской тюрьмы Аксамалы, своего тоже не упустит. Он-то полковник, а кондотьер в лучшем случае может быть приравнен к капитану. Уж отыграется он на строптивом наемнике, как пить дать…
Кулак хмурился и сжимал челюсти, а Лопата, обрадованный встречей с товарищами, чудом вернувшимися с опасного задания, продолжал балаболить:
– Вот генерал и решил подсобить господинчику делла Куррадо. Медрен, вишь ты, и в самом деле непростой городок. Он и тракт оседлал, и речку – по Ивице и плоты до Арамеллы гоняют, и купеческие плоскодонки так и шастают туды-сюды, покудова не замерзнет. Да и у самого ландграфа Медренского вес-то среди дворянства тутошнего, вишь ты, не малый. Генерал-то дель Овилл не дурак. Своего не упустит. Раз решил раздавить ландграфа – раздавит. Помяните мое слово!
Пустельга подвела своего рыжего ближе к мерину, на котором сидел Антоло. Проговорила вполголоса:
– Вот дурень! Свободные уши нашел. Он что, не видит, как командир злится?
– Еще б ему не злиться! – крякнул Клоп. – Какой-то ландграф, а самого Кулака в лапти обул!
– Дурень ты… энтого… бештолковый! – одернул парня Почечуй. – Один невешть што болтает, и другой… энтого… туды же!
Видно, Мудрец, покачивающийся в седле высокого светло-серого коня, сведенного с графской конюшни, тоже подумал, что пора о чем-нибудь другом поговорить, иначе кондотьер взорвется, как бутыль с игристым вином.
– А скажи мне, Лопата! – взглянул он на бородача с высоты своего немалого роста. – Скажи-ка вот что… Полковник делла Куррадо город хорошо обложил? Как следует, чтобы мышь не проскочила?
– Да где там! – отмахнулся наемник. – Ормо попервам аж на стенку лез от злости! Уж ежели я бестолковость пехотную вижу, то ему каково? Полковник, вишь ты, скорее о своей безопасности печется. Вокруг лагеря все путем – и посты, и караулы. А город? Разъезды наши туды-сюды мотаются, это верно. Ну, а пехтура дороги перекрыла. За речкой, опять же, следят… А сверх того? Иногда поселян ловят, что в Медрен бегут из деревень…
– Бегут? В осажденный город? – удивленно возвысила голос Пустельга.
– Ага! – обернулся Лопата. – Самому невдомек – дурные они тут, что ли? Где это видано? А они, вишь ты, бегут! Уже набилось народу – на два таких Медрена хватит. А каждому-то можно в руки ежели не гизарму с арбалетом, так дубину и чан с кипятком дать… Уж Ормо говорил полковнику, говорил…
