Волнолом (СИ) - Прягин Владимир (читаемые книги читать .TXT) 📗
- Но хоть с кем-то здесь он поддерживал отношения?
- Разве что с Анной, с фройляйн Майреген. Милейшая барышня, наша недавняя выпускница. Ей даже прочили академическую карьеру, и я, поверьте, был бы этому рад, но есть устоявшиеся традиции. Учебное заведение с четырехсотлетней историей подразумевает определенный консерватизм, пусть даже оно служит прогрессу. И женщина-преподаватель, боюсь, излишне бы смутила умы, вы ведь понимаете, Генрих?
- Вам виднее, герр ректор. Так где же я могу найти Анну?
- Она помогает в библиотеке. И, заметьте, великолепно справляется, студенты в ней просто души не чают. Пойдемте, я познакомлю вас...
- Ну что вы, это совершенно излишне. Я сам прекрасно найду дорогу. Не хочу вас отвлекать от работы.
Вырвавшись от ректора, он зашагал по гулкому коридору, вспоминая местную планировку. Да, вот большой лекционный зал с настенными фресками и звездчатым сводом, вот помещение, где заседает университетский совет, вот шеренга учебных аудиторий. А библиотека в другом крыле - ее-то он знает лучше всего, не раз приезжал за нужной литературой. Правда, никакие барышни там прежде не обитали.
Генрих отворил дверь. Сквозняк всколыхнул сладковатый воздух между высокими стеллажами; книжная пыль приятно пощекотала ноздри. Девушка, сидевшая за стойкой в углу, оторвалась от чтения и посмотрела на визитера.
Слово 'красивая' к ней, пожалуй, не подходило - скорее уж, 'миловидная'. Курносая, с мелкими чертами лица и русыми волосами, собранными в пучок на затылке. Глаза зеленые, но не сказочно-изумрудные, а оттенка выцветшей на солнце травы. Очень худенькая, с тонкими запястьями и изящными пальцами.
- Здравствуйте, - сказал Генрих. - Фройляйн Майреген?
- Да, - она отложила книгу.
- Простите за беспокойство. Меня к вам направил ректор. Он говорит, вы знали профессора Штрангля...
- Почему 'знала'? Что-то случилось?
- Сожалею. Профессор умер сегодня утром. Точнее, его убили.
Она сдавленно охнула, прижав ладошку ко рту. Глаза испуганно распахнулись.
- Убили?.. Зачем?..
Это вышло у нее настолько по-детски, что у Генриха сжалось сердце. Он сказал как можно мягче:
- Мы пытаемся выяснить. И я надеюсь, вы сможете нам помочь. Кстати, меня зовут Генрих. Генрих фон Рау.
- Но как я вам помогу?
Теперь в ее голосе звучал не столько испуг, сколько удивление. И в обморок падать она, похоже, не собиралась. Поэтому Генрих решил продолжить.
- Я хотел бы кое-что уточнить. Вы позволите?
И, дождавшись ее неуверенного кивка, спросил:
- Вы были близки с профессором?
- Что вы! - она даже слегка улыбнулась. - Я ему выдавала книги. И, по правде сказать, немного его боялась. Он был очень строгий и ворчал каждый раз...
- То есть, вы общались с ним здесь, в библиотеке?
- Конечно. Но это было давно. Потом он заболел и перестал приезжать. В этом семестре мы уже ни разу не виделись, только говорили по телефону. Он объяснял, какие книги для него подготовить. А потом их отвозили ему домой.
- Когда он звонил в последний раз?
- Вчера вечером.
Любая ищейка на месте Генриха сейчас бы сделала стойку и затявкала от азарта. Но он ощутил лишь нечто вроде досады. Если до этой минуты еще тлела слабая надежда на то, что, не найдя зацепок, он отвертится от участия в деле, то теперь надеяться было глупо. И еще было стыдно перед зеленоглазой барышней, которую придется втягивать в эту мерзость - пусть и всего лишь косвенно.
- О чем вы с ним говорили?
- Профессор просил отыскать одну рукопись. Сказал, это очень срочно.
- Как звучал его голос? Профессор был спокоен? Взволнован?
- Да, он волновался. Я еще удивилась - обычно он все объяснял так сухо, чуть ли не по слогам диктовал. Я даже обижалась порой - ну почему он так, будто с какой-нибудь первокурсницей? А тут он спешил, горячился даже - прямо на себя не похож.
- И что за рукопись его так заинтересовала?
- Очень редкая. То есть, вообще в единственном экземпляре - в печать она не пошла. Автор - коллега профессора, тоже историк, давний и яростный оппонент. Они друг друга терпеть не могли, хоть и признавали заслуги.
- Ага. Так о чем писал этот яростный? - спрашивая, Генрих уже догадывался, каким будет ответ.
- О последних годах правления Старого Короля. Причем рукопись - не научный труд в строгом понимании, а, скорее, беллетризованные отрывки из биографий.
- Чьих биографий?
- Тогдашних деятелей - министров, советников короля и кронпринца. Автор, насколько я поняла, выбрал ключевые моменты их жизни и пересказал в вольной форме. Профессор, кстати, очень не любил такой стиль. Всегда требовал только факты - и чтобы никакой отсебятины.
- Ясно. Значит, вы отправили рукопись герру Штранлю. Как она выглядела? - Генрих еще раз припомнил обстановку в кабинете убитого. Вроде бы там на виду лежал только фолиант, да еще хозяйский блокнот. А рукопись, наверно, забрал преступник.
- Я не отправляла, - сказала зеленоглазка.
- В смысле? - он не сразу переварил информацию.
- Когда позвонил профессор, я уже уходила - и так засиделась тут допоздна. Искать стала только сегодня утром. Нашла, хоть и не сразу. После занятий кто-нибудь из первокурсников должен был ее отвезти.
- Она до сих пор у вас?
- Да, конечно, - барышня выдвинула ящик стола, чтобы извлечь оттуда прошнурованную стопку бумаги.
- Разрешите?
На титульном листе значилось имя автора - Вернер Хирт. Сама рукопись называлась: 'Стеклянные сумерки. Люди и судьбы'. Автор явно давал понять, что без художественных изысков дело не обойдется.
- Так почему же текст не издали?
- Не знаю, - она развела руками. - Я до вчерашнего дня вообще не подозревала, что такая рукопись существует.
- Вы успели ее прочесть?
- Нет, только пролистала. Мне та эпоха не столь близка.
'Ну да, ты ведь тогда, наверно, в колыбели лежала', - с грустью подумал Генрих, а вслух сказал:
- Это и к лучшему. Мой вам совет - не говорите никому, что эти бумаги были у вас в руках. Даже ректору. Если он спросит про наш разговор (а он наверняка спросит), отвечайте, что ничего конкретного вы мне рассказать не смогли. А бумаги я забираю.
- Как это - забираете? - возмущенно пискнула барышня и сразу очень похорошела. - Они принадлежат университету, занесены в каталог! И я за них отвечаю!
Он мог бы напомнить ей, что, как минимум, один человек, знавший о существовании рукописи, уже распрощался с жизнью. Но лишний раз пугать библиотекаршу не хотелось. Поэтому Генрих со вздохом достал жетон.
- Взгляните, фройляйн Майреген. Я сотрудник Третьего департамента. Вот моя должность, видите? Можете ее записать. Или, если угодно, позвоните прямо в контору, генералу цу Нидерхаузену. Он подтвердит мои полномочия. Но я еще раз прошу - никому больше ни слова о рукописи. Поверьте, так будет лучше.
Сказал - и сразу подумал, что выбрал неверный тон. Люди из 'тройки' не просят, они приказывают. А он размяк за прошедшие годы, потерял хватку. Надо исправляться, пока не поздно. Взять с девицы подписку, чтобы молчала. Припугнуть ужасными карами. Пусть лучше она его ненавидит, чем...
- Я вам верю, - она посмотрела ему в глаза, потом покосилась на жетон - с недовольством, но все же без отвращения. - Да, верю. Но у меня есть одно условие.
'Да чтоб тебя', - подумал Генрих.
- Какое условие?
Девушка встала, выбралась из-за стойки. Подошла почти вплотную к нему, задрала голову - маленькая и взъерошенная, как птичка.
- Я хочу и дальше вам помогать. Нет-нет, погодите. Я не требую делиться со мной секретами. Но если убийство связано с книгами - или, хотя бы, с рукописями - то мастеру-эксперту не помешает библиотекарь. Ну, признайтесь, разве я не права?
Генрих улыбнулся помимо воли.
- Да, фройляйн. Пожалуй, правы.
- Вот видите! Итак, что вам подсказать?
Он хотел отшутиться, но тут его посетила неожиданная идея. И Генрих спросил:
