Великая оружейница. Рождение Меча (СИ) - Инош Алана (книги бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
– Ты умница, – с набитыми щеками пробормотала Смилина.
Прибежал белокурый отрок от князя.
– Государь спрашивает, отчего ты не пашешь?
– Дык… время-то обеденное, – ответила Смилина. – Вот поем, отдохну – и доделаю. Пущай не беспокоится. Пусть лучше тех ребят покормит.
Отрок метнулся к господину, а потом шустрым зайцем прискакал обратно, передавая женщине-кошке слова Полуты:
– Князь говорит: «Ладно, обедай».
Ветерок ласкал вороные прядки, выбившиеся из косы Свободы, в солнечном прищуре её ресниц колыхался полевой простор. Козочка тонконогая, попрыгунья глазастая. Согревшись сердцем, Смилина ощутила не только сытость, но и душевное довольство. Тоска отступала рядом с непоседливым задором этой девчонки.
Она вспахала пять десятин. Это стоило ей стёртых до крови плеч, но князь выполнил уговор и подарил холопам свободу. Он восторгался такой чистой, неукротимой, звериной силой, даже позвал Смилину в свою дружину:
– Ты одна стоишь целого полка!
– Не серчай, княже, но другой у меня путь, – учтиво отказалась та.
Увидев на её рубашке пятна крови, Любоня испуганно прильнула:
– Что с тобою, Смилинушка?
– Ничего, голубка, натёрла малость, – успокоительно ответила женщина-кошка, погладив её по голове, как дитя.
Они вернулись домой. Дни потекли в обычном русле; работая то в кузне, то по хозяйству, Смилина не забывала и об отдыхе. Она повадилась ловить рыбу в озерце неподалёку от княжеской усадьбы; оно принадлежало Полуте, но тот сам дозволил ей пользоваться его богатствами без ограничений. Сидя на песчаном берегу и скользя влюблённым взглядом по далёкому частоколу сосен, Смилина позволяла своей душе наполниться нежностью к земле, к волнам, небу и деревьям. Каждую крупинку песка она любила, каждую опавшую сосновую иголочку…
«Плюх-плюх-плюх», – раздалось вдруг.
Это Свобода скакала на своём чёрном красавце вдоль кромки берега. Конь взрывал копытами мелководье, его грива реяла на ветру, а выбившиеся пряди волос княжны вились шёлковыми змейками. Смилина невольно залюбовалась, и улыбка снова согрела ей уста.
– Всю рыбу мне распугаешь, проказница! – усмехнулась женщина-кошка. – Уйдёт на глубину – и как мне прикажешь её доставать?
Княжна соскочила с седла и привязала коня к кусту. Тот принялся пощипывать траву и обгладывать веточки.
– А как ты ловишь? У тебя ведь уды нет. – Свобода уселась рядом, обхватив руками худые коленки. Под юбкой на ней были такие же шароварчики, какие носила её мать.
– А так… Зубами. – Смилина облизнула клыки.
– Ой, а научи меня! – загорелась вдруг княжна.
Глазищи – угольки, рот полураскрыт – ни дать ни взять, щеночек вертлявый. Смилина усмехнулась.
– А ты плавать-то умеешь и нырять на глубину?
– Я плаваю, как щука! – заверила девочка.
Она тут же принялась скидывать одёжу: и кафтанчик, и шаровары бросила на берегу, оставшись в одной нижней сорочке. Смилина неспешно разоблачилась донага и длинным, тягуче-изящным прыжком рассекла воду. Свобода плюхнулась следом и поплыла по-собачьи. На «как щука» это пока мало походило.
Женщина-кошка умела надолго задерживать дыхание и плавать в зеленоватой глубине воды, выискивая рыбу. Приметив добычу, она открывала проход и мгновенно оказывалась рядом, а зубы победоносно завершали дело. Мелкую и среднюю она хватала челюстями, а на осетра ходила с ножом. Уж очень могуча княжеская рыба.
Заприметив упитанного озёрного кижуча, она собиралась уже сделать бросок, но краем глаза приметила неладное. Свобода болталась в воде как-то странно, беспорядочно – дёргалась, пытаясь выплыть, но у неё не выходило. Не раздумывая ни мгновения, Смилина устремилась к девочке и уже в следующий миг опустила её на береговой песок. К счастью, та не успела наглотаться воды. Пока княжна тяжко дышала и кашляла, Смилина гладила её по мокрым волосам и вздрагивающим плечикам:
– Ну, что же ты… А говорила – «как щука»…
– Я… у меня ногу свело, – прохрипела Свобода. – Вода холодная больно…
Кижуча Смилина всё-таки поймала, аршинный попался. Трещал костерок, ломтики рыбы поджаривались, нанизанные на вертел, а Свобода дрожала, укутанная в кафтан женщины-кошки. На ноги ей Смилина надела свою шапку.
– Испужалась? – Белогорянка повернула ломтики другой стороной к огню.
– Ничего, – едва двигая бледными губами, отозвалась княжна.
– Вода ещё вешняя, коварная, без телесной закалки лучше не лезть глубоко. – Смилина обняла девочку за плечи, грея её своим теплом.
– В следующий раз с берега удить будем, – прошептала Свобода, стуча зубами.
А в следующий раз она встретила у озера не дочь, а мать. Лицо княгини было каменно-сдержанным, рот алел, сжатый в нитку, только чернота глаз горела горьким огнём. Подскакав к Смилине, Сейрам спешилась.
– Ты меня отвергла, а я снова перед тобой, – молвила она, держа белого жеребца под уздцы. – Ты заставила меня пережить боль, кошка. Я, никому не покорявшаяся, кроме своего мужа, приношу себя к твоим ногам. Я знаю, ты не ценишь моего дара, он не нужен тебе, но я не могу иначе.
Поводья выскользнули из обтянутой кожаной перчаткой руки. Сейрам, не сводя со Смилины немигающего, пронзительно-горького взора, медленно опустилась на колени.
– Государыня, ты что! – Смилину словно обдало изнутри кипятком, в висках зашумело, а горло до солёной боли стиснулось. – Встань, встань немедля!
Княгиня не желала подниматься, и пришлось взять её на руки. Тут же шея Смилины попала в жаркое кольцо объятий, а губы – в исступлённый плен поцелуя. Рвались струны небесных гуслей и плакали сосны, когда по кангельским скулам катились слёзы. Смилина не могла оттолкнуть её, гулко проваливаясь куда-то и теряя песчаную твердь из-под ног. Она не позволила себе пойти дальше поцелуя: чужая женщина была для неё под запретом, пусть даже и протягивающая к ней руки сама.
Сейрам была искусной наездницей, истинной дочерью степей. Она стреляла на всём скаку из лука и била без промаха птицу и зверя – непроницаемая, твёрдая, безжалостная и прекрасная. В кангельской островерхой шапке, с колчаном за спиной и румянцем от хлёсткого ветра, только в седле она была самой собой, сбрасывая с себя образ княжеской супруги и хозяйки дворца. Любить эту женщину, боготворить, служить ей – алым маком это желание поднимало свою головку в сердце Смилины, но она не смела. Потому что – нельзя.
– Не связывайся ты с замужней, – качала головой супруга Одинца. – Ох, беда будет, коли не остановишься и не выбросишь это из головы…
Смилина и не собиралась «связываться». Но она не могла перестать любоваться и восхищаться – сжав губы и закрыв сердце.
Гораздо легче и теплее ей было со Свободой. Сердце и душа отдыхали рядом с этой егозой, хоть и были её забавы отнюдь не тихими. Сдружившись, они нередко сиживали с удочками, и княжна проявляла выдержку настоящего рыболова. Порой Смилина перекидывалась, и тогда на Свободу накатывали приступы нежности – она тискала, чесала и целовала кошку в усатую морду. В эти мгновения в ней проступала девичья мягкость, а всё остальное время она походила скорее на мальчишку-сорванца по своим привычкам.
Однажды Смилина увлеклась ночной рыбалкой в одиночестве. Свобода спала дома в тёплой постели, а женщина-кошка выловила зубами пару крупных сигов и развела костёр. Она могла бы тут же съесть добычу сырьём, но вкус жареной рыбы напоминал ей о Свободе, к которой, как оказалось, её сердце приросло накрепко. И вдруг – стук копыт. Он гулко и тревожно отдавался в груди, и Смилине стало не по себе. Она ещё не видела всадницу, но уже чуяла запах степных трав и ветра.
– Смилина…
Сейрам в изнеможении соскользнула с седла на руки обеспокоенной женщины-кошки. Отблески костра плясали в бездне её глаз, она шаталась и еле ворочала языком, словно пьяная, хотя хмельным от неё не пахло. Они вместе осели на песок.
– Смилина… Князь узнал про наши встречи… Я всё отрицала, но он не поверил мне. Он решил, что я с тобой… Что мы… Что у нас связь. Он мчится к Одинцу, чтоб вызвать тебя на бой… Я скакала изо всех сил, чтоб предупредить тебя! Уходи… Уходи в Белые горы, где он тебя не сможет достать! Молю, спеши…
