Магия чувств (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна (чтение книг txt) 📗
Мужчины переглядываются. И быстро соображают.
– Сообщник? – коротко спрашивает барон.
Я почти с сочувствием оглядываю барона. Бедняга. Хоть и цапля… цапель? Как это о мужчине можно сказать? Аист? Мне становится его просто жалко.
– Барон, могу я поговорить с вашим сыном?
– Почему нет? Вы считаете…
Произнести эти слова он не может. Не хочет.
Я качаю головой.
– Я пока не знаю. Дайте мне с ним поговорить.
Мужчины мрачнеют. Но вина компаньонки почти доказана. Им остается только поверить мне и подождать.
Сын вскоре появляется в кабинете, к сожалению, не один. Его сопровождает госпожа баронесса.
– Лидия, – приподнимается господин барон.
– Это мой сын, – ледяным тоном отвечает дама.
Барон только вздыхает.
– Что ж… Госпожа Истар, прошу вас.
Я пользуюсь разрешением и принимаюсь расспрашивать молодого человека, прямо в присутствии его матери. Грубо, в лоб. Ему по самоконтролю далеко до подельницы, он уже нервничает, я же вижу… Как вы относились к бабушке? Как вы относитесь к ее компаньонке? Давно ли вы стали любовниками? Вас видели вместе на симпатичном постоялом дворе…
Барон, понимая, к чему идет дело, поднимает руку.
– Шайна, прошу вас…
Я на миг задерживаю вопрос.
– Лидия, ты все еще хочешь это слышать?
– Это мой сын, – горько поджимает губы баронесса. – Если он на такое способен… сын?
Юноша качает головой, но бегающие глаза уже не могут никого обмануть. Загнанные в угол крысы выглядят так жалко…
– Шайна…
Барон уже махнул рукой на правила приличия, и я вновь атакую.
Что именно вы покупали в лавке травницы? Да, той самой, старой Ильмы? Вас и там видели!
Никто его, конечно, не видел, но мысли у парня все наружу.
Бабка старая, деньги большие, компаньонку он пригрел, чтобы та ему о всех бабкиных планах доносила. А когда узнал, что старуха намерена деньги из семьи увести, считай, его сестре, да второй внучке приданое дать, тогда и решил ее притравить.
Компаньонке тоже достается.
Собака – ее рук дело. Она яд в молоко подливала, баронесса собаку любила, поила из одной чашки с собой. Собаке-то меньше надо… старуха не дурой была. Умной, злой… поняла, что ее травят, а кто – не знала. Всех подозревала, всех стереглась, и не помогло.
Яд купил мужчина. Яд подлила женщина.
Кто виноват?
Я вздыхаю, кладу бумагу на стол, смотрю на печальных аистов.
– Господа?
И барон, и его дядя выглядят так, словно я их поленом по голове отоварила. Баронесса плачет. Вряд ли о свекрови, скорее о себе. Она понимает, что сейчас бабка, завтра отец или мать… кто грань преступил раз, тот и на второй не задумается. Тяжко такое о близких-то узнавать, и тяжко, и гадко…
Молодой человек не дергается. Понимает, что уже поздно, слово сказано. Отравить родную бабку… это – не гадко. Это хуже.
Барон трет лицо руками.
– Шайна… я сейчас прикажу, чтобы их обоих закрыли где… вы сейчас в стражу?
Я медленно опускаю голову.
Я знаю, что задумал барон. И… я дам ему это время.
Чтобы дойти до работы, переписать два документа набело и попасть на прием к господину Каллену, мне понадобилось около двух часов.
Начальник проглядел их и аж подскочил.
– Т-ты…
– Я все написала, как мне сказали, – похлопала я глазками.
– А негодяи где?
– Под замком сидят, господи барон обещал их страже передать, как только та явится.
– Сейчас пошлю, – чуть успокоился господин Каллен. – Ну, Шайна…
Я развела руками.
Нукай, не нукай, а телегу не повезу. Но именно эту работу я могу сделать. И лучше твоих ребят, которые десять лет пробегали. Нечестно? Пользуюсь своим преимуществом? А что тут честного? Кто-то мужчина, кто-то женщина. Кто-то маг, а кто-то не маг. Для меня моя магия, как дыхание, что ж теперь – и не дышать? Небось, мужчины не считают зазорным, что они сильнее?
Вечером господин Каллен сильно ругался.
Компаньонку ему отдали. А у внучка оказался при себе яд, тот самый. Он и решил его выпить. Знал, что не помилуют. Яд оказался хорошим, качественным, так что досталось начальнику только тело. Увы…
Дом в трауре, впрочем, там его по баронессе и не носили особо, а вот сейчас все в черном. Все в грусти и печали, а я в это дело лезть не собираюсь. Хотя подозрения есть и у меня, и у господина Каллена, но мы молчим и будем помалкивать дальше.
Иногда так правильно.
И если кто не в курсе, за доказанное убийство родного человека в Алетаре вешают. Поднявший руку на близкую родню здесь считается хуже бешеного пса. Оправданием могут послужить лишь серьезные смягчающие обстоятельства, но здесь таких точно нет. Просто кто-то – жадная гнусная мразь.
Я получаю похвалу от начальства и два дня отдыха.
Через два дня господин Каллен выкладывает передо мной новую папку.
На этот раз совсем простое дело, не убийство, ничего…
Пропала брошь. Пропала она у жены купца, и брошь-то не так, чтобы дорогая, но как память о матери она бесценна. Женщина умоляет найти, муж заплатил денег… о последнем мне господин Каллен не говорил, но зато думал.
А процент не предложил, нехороший человек. Попробовать его раскачать на премию?
Нет, не стоит. Я и так новичок, если еще начну демонстрировать знания, которых у меня быть не должно, лучше не будет.
И я отправляюсь в дом купца.
Там дым коромыслом. Купчиха, дородная дама лет сорока, действительно искренне горюет о потерянной броши. Ей мать передала, сказала, от бабки, от прабабки, дочери передашь, а она… дура безмозглая… не уберегла, проворонила, клювом прощелкала…
Начинаю осторожно расспрашивать и выуживаю из ее мыслей картинку броши.
Я, конечно, не ювелир. Но подозреваю, что крупный аметист, хоть и в золоте, много стоить не будет. Особенно у скупщика.
Чем хороша память человеческая, человек может и не помнить о своих поступках. Осознанно – не помнить. К примеру, ты приходишь домой, снимаешь перчатки, кладешь их в ящик комода. А потом начинаешь искать НА комоде. Ты ведь их не убирал… ты этого не помнишь.
А руки сделали. И с тобой не посоветовались.
Да, и такое бывает.
Но купчиха ничего с брошью не делала, это точно. Лежала брошка вместе с остальными драгоценностями, она ее и не носила так, чтобы часто, перебирала вместе с другими побрякушками.
Я начинаю расспрашивать мужа, детей, слуг, служанок, вообще всех, кто бывал в доме… но никто не брал! Никому эта брошь не была нужна, ни даром, ни с доплатой, ни по вертикали…
Никто не приходил? Из посторонних? Гости, друзья, компаньоны?
Нет, и не приходил.
Тогда… остается только искать.
Купчиха моим вердиктом недовольна, недоволен и господин Каллен, но я могу лишь развести руками.
Вот не крали ее – и все тут!
На второй день от нынешнего купчиха прибегает сама. И сильно извиняется.
Как оказалось, брошь действительно все это время оставалась дома. Ее взяла поиграть внучка. Кукле на платье.
Девочка мелкая, она и не понимала в чем дело.
Бабушка играет, почему ей нельзя? Вот и взяла, и прикрепила, а служанка потом, когда поняла, что ищут… они даже вначале и внимания-то не обратили, брошь-то старая, золото тусклое…
Господин Каллен опять доволен, а мне пора забирать брата из лечебницы.
Корс уже выздоровел окончательно и вовсю помогает лекарям. Сортирует травы, благо и он, и я их с детства знаем, в лесу жили. Выносит судна, моет их… работа привычная.
И – удача.
Я застаю у него госпожу Ветану с сыном.
– Ваша светлость, – кланяюсь я.
– Рада видеть вас, госпожа Истар.
Герцогиня спокойна и приветлива. Она не лжет. Она действительно хорошо ко мне относится, она рада, что спасли Корса, а потому заслуживает искренней благодарности и приязни.
– Ваша светлость, примите, не побрезгуйте? Вам и вашему сыну.
Я знаю, что парень не сын ей, а племянник. Это неважно. И не говорили мне об этом. Два свертка достать из сумки несложно.
