Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Клирик начал что‑то понимать. Образ проседающей земли был знаком и отзывался неприятной виноватой печалью. Ну не был он любителем ни рыбалки, ни охоты. А знание, что не слишком приятный, но в чем‑то и притягательный ландшафт, через несколько дней будет полностью уничтожен, немного меняет его восприятие. Это называлось программой омоложения древних озер. Результат восхитительный. «Зеленые» рвут чубы друг другу, а концерн получает сорок рыбхозов в качестве подшефных хозяйств. Наверное, именно после этого за Клириком и укрепилась репутация специалиста по невозможному.
– А выходить из Аннона страшно было? – болотные тропы – штука подлая. Хотя как‑то ведь и скот выводить ухитрялись. Гати, известные только нескольким посвященным? Иначе все бы про них уже знали. – Наверное, шаг в сторону от друида – смерть.
– А как ты узнала, что меня друид вел?
– А кто? Гвин, что ли?
– У нас и другие боги есть! Гвин – он король сидов, да. Но есть еще Амаэтон, Гверн, Мабон… Талиесин захаживает. Но редко. И ты! Тебе по два человека каждый год приносим. На день Неметоны и весной, чтобы ты страну не затопила. Но боги, конечно, невест не выводят. Иногда себе берут…
Наверное, в омут. В наступившей тишине отчетливо скрипнули зубы сиды. Одно хорошо – епископский викарий по‑валлийски ни бельмеса.
– У кого это – у нас? – поинтересовалась Немайн вкрадчиво, точно епископ Дионисий на суде.
– У нас в Анноне…
– Ты же не хочешь туда возвращаться?
– Но там отец, мама… То есть и родная и три остальных. Тетки, сестры…
Кажется, с мужским полом у них дело швах. Не рождаются?
– Братья у тебя есть?
– Нет. Но это только нам не повезло. У соседей и по два мальчика случается. Зато у меня все мамы живые…
– И это фэйри обвиняют в подбрасывании подменышей… Дураки. Это не работает. Сколько ваших каждый год тонет в болотах?
– Тонут. – Озерная задумалась. – Я тогда так далеко считать не умела. Больше пяти… Может, семь?
– Как видишь, жертва не помогает. Так вот родне и передай при оказии…
Разговор понемногу прояснял картины подземной жизни – а на деле жизни на плотных растительных покровах да мелких островках среди торфяных болот. Успокоившаяся озерная, поняв, что от нее требуется и правда именно разговор, охотно вспоминала детство да девичество. Клирик уже почти и не слушал, только поощрял подробности, чтобы было потом что спокойно проанализировать. Не нравилось ему соседство с цивилизацией, приносящей человеческие жертвы. Пусть и обреченной. Память подсказала – подобная история произошла с инками. Осколок жестокой империи ухитрился пережить ее на полвека в недоступной горной долине. Потом испанцы вызнали нужные тропы. Здесь же сложилось равновесие – а все потому, что болотная община приобрела репутацию волшебных существ.
Праздник, как любой новый день, должен был начаться с вечера. Раз уж в день Немайн нельзя жечь огонь – кроме как для отправления кормящего мастера ремесла, – вечерний пир сразу после захода Солнца был единственной горячей трапезой суток.
Немайн отвели самое почетное место. Стол круглый, но южная, добрая, сторона считалась более почетной. Клирик понимал – происходит неладное. Но сэр Эдгар против подобного ущемления своего статуса не протестовал. По правую руку сел хозяин, по левую пристроили викария. Осторожно поднесли первое блюдо. Овсянка! И все дружно принялись коситься на сиду. Видимо, желая посмотреть, как она будет давиться этой гадостью.
Или что? Клирик припомнил – в патриархальных семьях едят после того, как даст отмашку глава семьи. Похоже, сейчас эта роль на нем. Взял ложку. И – вовремя – вспомнил.
– Святой отец, благословите трапезу, – громко попросила сида по‑валлийски. И тут же тихо повторила по‑гречески. Молитвенно сложила руки. И принялась повторять за греком молитву Господню. Громко. По‑валлийски.
На первых словах только выпученные глаза хозяев и гостей. Но уже с третьего слова вступили воины Вилис‑Кэдманов, за ними королевские рыцари. А там и все остальные. Только озерная сидела с открытым ртом. На ее глазах происходило странное, но только теперь, воспитанная в многобожии, она начала понимать – разница между людьми и божествами предков гораздо меньше, чем между ними обеими и Творцом вселенной. Раз уж сида не считает зазорным молиться его сыну. Который еще и человек…
А потом все равно была овсянка. И беспокойные взгляды хозяина. Алана ап Милля очень беспокоило поведение Неметоны. Жертвы он принести не успел. И теперь совсем не был уверен, как и какие требуется приносить в дальнейшем – раз богиня крестилась. Пытался помочь делу, подав излюбленную сидами пищу, – и вот угрюмо ковыряется в тарелке. Неужели старые былины врут? Не может такого быть! А там подробно описано, что сиды, у которых овес в холмах не родится, сидят на ячмене, и хлеб из него пекут. Овес ради праздников у людей выменивают. И сама светлая Дон, бывало, заглядывала к фермерам разодолжить тарелку‑другую овсяной муки для маленьких дочерей…
От ненавистной каши Клирика спас разъезд. Картина была – заглядение. Особенно сэр Кэррадок впереди – ух хорош. Ухваченный одной фибулой – свежее поветрие по неторопливым меркам мод раннего Средневековья – плащ колышется в такт быстрым шагам. Венок на голове, от чего вид слегка вакхический, на щите вязь букв: "Иисус Христос, царь Иудейский". В руке, за волосы ухвачена рыжеволосая бородатая голова. Без тела, естественно. Сам при этом доволен, точно кот, принесший хозяйке мышь. Того и гляди, начнет лапкой усы умывать. Ох, ты… Ну не умывать, подкручивать, но начал!
– Это человек. – Рыцарь обращался к командующему, но косился на сиду. – Все тело я тащить не стал. На ушах у него было вот это.
Воск!
– И вот этих мы терпели почти месяц? – Алан грохнул кулаком по столу, развернулся к сэру Эдгару: – Утром у тебя будет половина моих родичей в качестве воинов…
– Много чести разбойной швали. Лучше дай мне проводника, чтоб эту рощицу хорошо знал. К утру разбойников в живых не будет! Выступаем немедля. А то обеспокоятся отсутствием этого, – кивнул на мертвую голову, – сторожкие будут. И до утра обойдемся без попа. Пусть посидит в безопасности.
Сэр Эдгар собирался сунуться в лес. Ночью. Против врага, превосходящего числом. На радостях, что враги – люди. Немайн поспешно сообщила викарию. Что разбойники люди, что возможна бессудная расправа. Тот резко кивнул. Потом запнулся – как всегда. И вдруг тихо и быстро выпалил:
– Тут же никто не понимает греческого… Святая и вечная! Ты переведешь мои слова к этим людям? Хозяевам?
– Да, говори скорее. И впредь обращайся ко мне попроще. Хотя бы на людях.
– Хорошо, сиятельная дева, – понизил викарий августу на пару рангов.
Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут… Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит – весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мертвую голову не оценили. Вместо того – трепались с викарием.
– Перед боем, ввиду грозящей мне смерти и выполнив твое желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.
Клирик знал – эта формула не означает сватовства. Но… Рабыню никто и не спросит. «Свободная» после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. «Благородная», кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка‑шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.
Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать‑то что‑то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая? Или… Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!
– Подойди ближе, мой верный.
И, едва Кэррадок подошел к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила… Пауза получилась непроизвольно – у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости – материнского поцелуя в затылок – вышло то, что вышло. Все видели. Твердо и четко сида чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря – и поцеловала его в лоб. Как покойника.
