Приют изгоев - Кублицкая Инна (первая книга txt) 📗
Аойда ушла в шатер сразу, как только его поставили; слуги еще вносили какие-то вещи, а она присела на ковер, скрестив под собой ноги, и надолго замерла так, ни о чем не думая и ничего не вспоминая. Аойда словно задремала. Да так крепко, что Линкею пришлось потеребить ее за плечо – окликов она не слышала.
– Нас зовут к ужину, – сказал Линкей; он выглядел так же неуверенно, как и все зачарованные сегодня.
– Хорошо, – очнувшись, произнесла Аойда. Она встала, подошла к своему сундуку и достала из ларца с гребнями и драгоценностями зеркало, внимательно рассмотрела свое лицо.
– Зачем ты так прихорашиваешься? – Линкей подошел сзади и говорил шепотом. – Зачем ты… для него?
Мальчик стоял рядом; восторженная влюбленность в Абраксаса исчезла, на ее место приходила столь же искренняя ненависть.
– Ты знаешь, что он – колдун? – тихо и зло спросил Линкей.
– Я знала это с самого начала, – ответила Аойда. – Не беспокойся, завтра ты отправишься домой.
– Да, он мне сказал.
– Значит, все будет в порядке, – сказала Аойда, прикалывая выбившуюся прядь. – Ну все, я готова, пошли.
Ужин был накрыт под открытым небом; Аойда испытала большое облегчение, когда увидела, что стол поставлен так, чтобы за палатками не было видно Жуткой Пустыни. Абраксас, ожидая их, за стол еще не садился; они сели все вместе, и слуга налил в бокалы вина.
Ни Абраксас, ни Аойда почти ни к чему не притронулись. Аппетита у них тоже не было, не было и охоты разговаривать.
Быстро стемнело, как это обычно и бывает на юге. Аойда вскоре извинилась и встала из-за стола, но сидеть в палатке не хотелось, и она пошла бродить по лагерю. Один из серебристых неслышно скользил вслед за ней шагах в двадцати сзади – Аойда не сомневалась, что это Пройт…
Да, люди изменились, и даже присутствие истуканов в серебристых плащах не внушало им уже прежнего воодушевления.
Аойда искала кого-нибудь из земляков, мунитайцев. То есть она уже видела нескольких человек, одетых по обычаю родных мест, но их лица были ей незнакомы, а значит, эти люди скорее Всего были низкого происхождения. На худой конец, сойдет кто-нибудь из таких, но лучше найти кого-нибудь более благородного; такие в свите Абраксаса были, Аойда их видела, только почему-то сейчас на глаза никто не попадался.
Она вышла за ряды палаток и глянула в сторону Жуткой Пустыни.
Там творилось что-то невообразимое: над полосой песка кружились в великом множестве большие и малые смерчи; пустыни за ними видно не было, только иногда сквозь взметаемые тучи песка проявлялось розовое призрачное сияние. Самое странное было в том, что вне полосы песков воздух был неподвижен, и Аойда поняла теперь, что «горячее дыхание Ар-и-Дифа» – не более чем поэтический вымысел. Жуткая Пустыня не дышала – она была мертва, как сама Смерть.
Сзади послышалось негромкое покашливание. Аойда подумала было, что это Пройт напоминает о себе, и обернулась, нахмурив брови. Но к ней подходил Тидей Акамант.
– А, – сказала она с облегчением. – Это ты… Тидей низко поклонился – ниже, чем человеку его происхождения надлежало бы поклониться перед ней.
– Ваше вели… – начал он по привычке последних недель. Аойда предостерегающе подняла руку:
– Я не королева!
– Ваше сиятельство, – сказал он, но не очень уверенно. Аойда кивнула.
– Ваше сиятельство, я очень виноват перед Мунитами, – сказал Тидей, и было видно, что он не намерен себя щадить.
– Акамант, – тихо сказала Аойда, шагнув к нему. – У моего отца только один сын. Дашь ли ты слово быть ему надежной опорой, пока он не вернется домой?
Тидей Акамант встал на колено и принес клятву. Аойда кивнула, принимая ее.
Встав же, Акамант спросил с тревогой:
– А как же вы, ваше сиятельство?..
– Обо мне найдется кому позаботиться, – сказала Аойда. – Иди к Линкею.
Аойда посмотрела, как он уходит, потом повернулась в сторону Жуткой Пустыни и какое-то время смотрела на безумную пляску вихрей. .
Давно стемнело, но Аойда все стояла и смотрела. Она ждала своего часа, когда можно будет войти в палатку. Не к Абраксасу-колдуну, а к своему мужу, Абраксасу Ахеа. Наконец, вспомнив, что оставаться одной сейчас ей не следует, – мало ли что может случиться в это смутное время – пошла к лагерю.
Абраксас уже спал. Тихо, стараясь не шуметь, Аойда сняла платье и легла рядом с мужем. Тот сонно что-то пробормотал и, не просыпаясь, пододвинулся ближе к ней. Аойда закрыла глаза, но сон не шел, под ее смеженными веками крутились бешеные вихри Ар-и-Дифа, а сердце стыло от мучительной тоски – в голове вертелась неотвязная мысль: что же будет дальше?., что будет?., что?..
Она повернулась на другой бок. Абраксас проснулся, поднял голову.
– Что-нибудь случилось? – спросил он тревожно.
– Ничего, – почти беззвучно выговорила Аойда.
Но он услышал в ее голосе смертельную печаль и поднялся на локте, чтобы поцеловать и успокоить жену. Аойда чуть отклонила голову; соленая слеза протекла по виску к уху.
– Айо, – нежно сказал Абраксас. – Айо, маленькая, не плачь… – Его губы все же коснулись ее век. – Вот один глазик поцеловал, а вот второй, – приговаривал он. – Не плачь, моя Айо…
Аойда порывисто прижалась к нему и обняла одной рукой, второй стирая с глаз слезы.
– Айо!..
Он целовал ее, потому что это было единственное средство, чтобы она успокоилась.
Она и успокоилась. Но не затихла, уткнувшись головой куда-то ему под мышку, а отчаянно начала целовать его в ответ, уже страстно, мечтая только об одном – чтобы муж понял ее страсть.
…Потом, когда они устали и лежали, отдыхая, Абраксас сказал, глядя не на нее, а куда-то в сторону:
– Я очень виноват перед тобой, милая Айо.
Аойда не ответила.
– Когда я… уйду, – проговорил Абраксас, все еще не глядя на нее, – ты без труда получишь развод. Брак, заключенный с помощью колдовства, нельзя считать законным.
– В Мунитайе не бывает разводов, – ответила Аойда.
– Айо, – помолчав, предложил Абраксас, – я вряд ли уже когда-то появлюсь в Мунитайе. Что тебе стоит объявить меня умершим и выйти замуж за другого?
– Ты знаешь, почему я плакала? – тихо спросила Аойда.
– Нет… Впрочем, да. Ты, наверное, укоряла судьбу за то, что я испортил тебе всю жизнь.
– Нет, – сказала Аойда. – Я плакала, потому что утром я уйду с тобой.
Абраксас вскочил, не веря своим ушам.
– Что? – не поверил он.
– Утром я пойду с тобой, – спокойно повторила Аойда.
– Только не это! – воскликнул он. – Я не знаю, что случится со мной там, но для тебя это точно верная смерть!
– Я – твоя жена, – просто сказала Аойда. – У нас в Мунитайе жена должна следовать за мужем, пусть даже в бой. Или оставаться дома, следя за детьми и хозяйством… Но у нас нет дома…
– Останься, – попросил ее Абраксас, – пожалуйста…
Она не стала спорить, к чему? Она просто прижалась к нему так, будто делала это последний раз в жизни, положила голову ему на грудь и тихонько, совсем-совсем тихо, начала напевать что-то из старинных товьярских песен.
И, слушая звуки родного языка, Абраксас вдруг ощутил себя дома. И подумалось ему, что если бы дома кто-то вот так ночью пел ему старинные стихи и прижимался к груди так же нежно, то, быть может, и не подняла бы его в далекий и страшный путь злая воля – просто не справилась бы та воля с такой любовью! И в каком-то нежном отчаянии Абраксас, все крепче и крепче обнимая жену, исступленно зашептал:
– Айо, маленькая моя, сильная моя, спаси меня… спаси…
Утром лагерь оказался пуст.
За ночь все, кого увлекло за собой странствование Абраксаса через Империю к Ар-и-Дифу, окончательно освободились от чар, и каждый выбрал для себя свою дорогу. Они исчезали из лагеря в течение всей ночи – по одному, по двое, бросая вещи и прихватывая с собой лишь лошадей и оружие… Возможно, в головах некоторых из них зрели планы прихватить с собой в оправдание за грехи грозного колдуна или хотя бы его голову, но страх перед таинственными серебристыми плащами, плотным кольцом окружившими палатку Абраксаса, еще не выветрился из недавно затуманенных мозгов, и они ретировались ни с чем, оставив после себя лишь опустевшие брошенные палатки, которые трепал ветер, разбросанные в беспорядке вещи и кое-где еще дымящиеся остатки костров; среди всего этого видны были несколько трупов – кто это был: те ли, кто хотел остаться, те ли, кто упорствовал в желании убить бывшего кумира, или просто мародеры – оставалось неведомым.
