Клановое проклятие - Ковальчук Игорь (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Но что сделать? Спеть серенаду? Очень хорошая идея. Если взять усилители, лучшую музыкальную технику, навьючить все это на грузовик и несколько раз проехаться под окнами любимой девушки – чем не серенада? Или можно завалить цветами подъезд… Нет, это банально. Совершенно неинтересно. Разве девушку со вкусом может заинтересовать банальщина? Такая девушка, как Такэда, заслуживает только самого лучшего.
Поэтому Дэйн засел в своей лаборатории и несколько дней выходил оттуда только в туалет, в кухню и в университет. Лекции он посещал аккуратно, выслушивал внимательно, должно быть, надеялся выцедить из них что-нибудь новенькое и полезное для его нынешних опытов. Ему и в голову не приходило, что девушка, за которой несколько дней он так внимательно ухаживал, а потом вдруг перестал являться, может обидеться, сделать неприятные выводы в адрес ухажера.
Через неделю необходимое вещество было смешано, и Дэйн занялся привезенными по заказу белыми голубями. Как оказалось, с птицами было намного труднее справиться, чем с химическими элементами. Голуби категорически отказывались пить то, что Арман предложил им, и даже при помощи маленькой детской клизмы не так легко было закачать вещество им в клювы. Птицы бились, как сумасшедшие, и Дэйн даже испугался, что они себе крылья переломают.
Напоенных странной маслянистой жидкостью голубей два дня тошнило и несло, летать они не желали, и хотя для ночной серенады все было готово, машина, набитая аппаратурой, ждала в платном гараже, и ребята, сокурсники Армана, всегда готовые учинить какую-нибудь каверзу, были готовы, с птицами никак не получалось. Они все-таки оправились к вечеру третьего дня, даже поклевали зерна и попили воды, а белоснежные перья их заполыхали всеми цветами радуги, вспыхнули, как фонарики, маленькие глазки. В темной комнате клетка с такими голубями кого-нибудь слабонервного могла напугать до смерти, потому что птицы мало того, что напоминали слепленное в маленькое пятно северное сияние, но еще и вовсю фосфоресцировали, светились, будто неоновые лампы.
Дэйна ничто не смущало. Убедившись, что птицы оклемались, он обзвонил друзей, схватил клетку и помчался в гараж. Обитатели клетки напугали даже студентов-химиков, даже тех, что явились на зов Армана под градусом. Один из них, осторожно прикоснувшись к голубю сквозь прутья клетки, пробормотал:
– Вот ё-моё… А у меня, помнится, гигантская черепаха жила. Такая, знаешь, триста лет живет на свете. Огромная, панцирь – почти сорок сантиметров в диаметре. На нее можно было столик журнальный поставить. Мы на нее поднос крепили с тарелками. Только долго ползла от кухни до комнаты. Больше часа…
– Ну снова он о своей черепахе.
– Да я не о том, не о том! – заспешил парень. – Я рассказываю…
– Сперва выпей пива, а то языком за зубы цепляешься. Пей, – ему сунули открытую бутылку.
Рассказчик присосался к бутылке по-студенчески, то есть со знанием дела. Пиво винтом вонзилось ему в горло и все, до последней капли, пропало внутри. Парень выдохнул, икнул и расплылся в улыбке.
– А теперь давай, договаривай, – приятель Дэйна, тот, что потрезвее (должно быть, ему просто не хватило взятого с собой пива), заводил грузовик. – Что там с черепахой?
– Ну так я у себя ее держал до одного случая. Пригласил к себе друзей, они еще привели своих друзей, которых я не знал… А я тогда работал на заказ, делал для одной фирмы краски, светящиеся в темноте. Банку с краской оставил на столе. Ну выпили, я и уснул…
– Голова слабая.
– Да ладно! Ты и сам тогда раньше меня под стол свалился. А те ребята, которых я не знал, оказались крепче башкой. Они увидели у меня черепаху, взяли краску, какую нашли… ту самую, светящуюся… и на панцире черепахи написали нехорошее слово. Ну то, которое на заборах пишут.
– И что? – заинтересовался Арман.
– А то, что ночью я встал в туалет, – сердился рассказчик. – Пошел по темному коридору. Иду и вижу – на меня медленно ползет х… И в темноте светится…
Студенты залились хохотом, хотя большинство эту историю слышало уже неоднократно.
– И что дальше? – спросил Дэйн.
– Что-что. Как шел, так и сел. Потом полгода спиртного в рот не брал. И черепаху пришлось отдать. Слово-то нехорошее я с нее смыл, но как увижу несчастное животное, так и вспомню. Темный коридор и…
– Ладно, хватит болтать, поехали! – прикрикнул самый трезвый однокурсник, садясь за руль. – Поехали, а то бензина мало. Только туда и обратно.
– И там!
– Пара кругов, не больше.
– Тогда будет не кругами ездить, а туда-сюда.
– Что играть-то собираетесь?
– Как что? Индастриал Блэк Метал Рок. Какую-нибудь композицию подушевнее. Выбирайте, ребята. Что сможете забабахать?
– На полную мощность? – деловито поинтересовался парень с короткой, как щетина, стрижкой, в густо-черной кожаной куртке с заклепками, наклоняясь над усилителем.
– Давай.
– Менты привяжутся.
– Пока они спохватятся и приедут, у нас уже бензин кончится. Так что пока едем туда, распеваемся и состраиваемся, там бабахаем и сразу обратно, – распорядился Дэйн и схватил свою электрогитару.
Ночной город, залитый светом реклам, уличных фонарей и мигающих желтым светофоров, плыл мимо них, исполненный такого покоя и безмятежности, что сидящему за рулем парню даже стало его немножко жаль. Но в кузове уже завибрировала мелодия, выводимая тремя гитарами и синтезатором, она то обрывалась, то крепла, и пока ребята не добавили в нее металла и ударных, действительно напоминала мелодию. Потом, когда они станут выводить композицию, от музыки не останется ничего. Те, кто терпеть не мог тяжелый металл, называли результат усилий современных групп грохотом, шумом, безобразием – иногда и гораздо крепче. Те, кто относился терпимо, характеризовали авангардные композиции как угодно, только не называли их «музыкой». Музыки тут действительно было совсем немного.
В эту ночь Такэду и ее родителей, только-только сомкнувших глаза, разбудил вой динамиков и ритмичный грохот, который они сперва приняли за работу какого-то мощного механизма. Девушка, не чуждавшаяся современной молодежной культуры, поняла, в чем дело, и торопливо выглянула из окна. Внизу по двору кругами ездил грузовик – следовало только изумляться искусству шофера, который умудрялся развернуть громоздкую машину на крохотном пятачке между двумя рядами припаркованных машин. В кузове грузовика трое ребят в кожаных куртках усердно наяривали на гитарах, еще один, подпрыгивая, дрыгал ногами перед низеньким синтезатором. Ритмичный грохот и помехи аппаратуры съедали больше половины мелодии, но дело-то было не в ней.
Стоило только распахнуться нужному окну, как Дэйн тут же бросил гитару и схватился за клетку. Перепуганные индустриальной рок-композицией голуби рванули оттуда с такой скоростью, что едва не сбили Армана с ног. Они разлетелись в разные стороны и заметались в воздухе, не понимая, куда можно безопасно скрыться. Невольно отпрянув от распахнутого окна, Такэда сначала с испугом, а потом и с любопытством стала наблюдать за сияющими зигзагами живых палевых цветов.
Не сразу ей удалось понять, что это птицы, почему-то переливающиеся всеми оттенками радуги, с глазками, полыхающими, как угольки, взятые прямо из жаровни. Звуки тяжелого рока стискивали их, как кольцо овеществленного ужаса, и голуби не знали, куда податься. Страх заставил их вспомнить, насколько плохо им было всего пару дней назад – к тому же перед поездкой их обильно накормили. Как и раньше, помет, исторгаемый несчастными мучениками великой науки Химия, оказался жидким; ко всему прочему он еще и светился в темноте, прямо как тонкие полосы вязкого огня. Серпантином помета щедро окропило кроны низеньких деревьев во дворе дома и крыши припаркованных машин.
Такэда, к счастью Дэйна, была девушкой очень уравновешенной и спокойной. Более чем недельный перерыв их с Дэйном отношений она перенесла довольно спокойно. Женщины их клана вообще привыкли спокойно смотреть на разлуки с мужьями или возлюбленными. Мало ли, какие у него обстоятельства. Может, важное дело, или клановые заботы, о которых он ничего не мог рассказать ей заранее. Каждому поступку есть какое-то объяснение. К тому же он ничем ей пока не обязан, их не связывает ни помолвка, ни обязательства, и если мужчина решил просто уйти – это его право. Накамура были немногословны, в делах старались обходиться без лишних слов и потому терпимо относились к чужому нежеланию что-то лишний раз объяснять.