Неразрешимое бремя (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (список книг TXT) 📗

— Почему мама не встает? Она должна встать! Мамочка! Проснись! — он закрыл уши руками, словно спасаясь от страшного шума. — Я не хочу, мама! Не могу… Мне страшно, не надо…

Его лицо застыло в страшном искаженном мгновении прошлого, глаза стали пустыми.

— У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь, — я поклонилась отцу Валуа, не удержавшись от нотки торжества в голосе. Слегка кивнула сидящему в зале Отшельнику, которому не смогла отказать в удовольствии дать услышать мой голос. Он церемонно наклонил голову и бесшумно зааплодировал.

Я прошла на свое место, словив настороженный взгляд законника. Старый плут наконец понял, с кем имеет дело. Ну что же, это к лучшему, не будет лишнего искушения обмануть меня.

— Обвинение? — спросил севшим голосом судья, обращаясь к кардиналу. Тот покачал головой. — Я не понимаю линию защиты, госпожа Хризштайн, но если вы закончили, то…

— Нет, — вдруг вылез с возражением инквизитор, поднимаясь со своего места. — У Святой Инквизиции в моем лице есть вопросы, ваша честь.

Я перехватила его за запястье и больно сжала, потянув вниз.

— А ну сядьте на место!

Красавчик легко скинул мою хватку, даже не обратив внимания. Не дождавшись согласия судьи, он прошел к свидетельской стойке и склонился над застывшим Николасом. Какого демона он влез? Ведь опять все испортит, мерзавец!

— Вы — опасная женщина, госпожа Хризштайн, — прошептал мне поверенный.

— Только для врагов, господин Цомик, — сквозь зубы ответила я, наблюдая, как инквизитор прожигает взглядом Николаса. — А моим союзникам опасаться нечего. Вы ведь на моей стороне, не так ли?

— Не сомневайтесь, госпожа, — законник едва заметно усмехнулся.

— Николас, это вы убили девушек госпожи Розмари? — спросил инквизитор, не отрывая от него взора. — Лиену, Изабеллу, Ивонну. Это вы сделали?

Лицо Николаса не дрогнуло, он никак не реагировал на слова красавчика. Зато я успокоилась и откинулась на скамье, чуть прикрыв глаза. Демон, только бы не уснуть, пока инквизитор будет терзать бесполезными вопросами Николаса.

— Вы их помните, Николас? Вы жили с ними под одной крышей, в борделе, шили для них, как шила ваша мать! Вы меня слышите?

Находясь в точке невозврата, в том мгновении, когда он переступил границу дозволенного и потерял свою душу, Николас-мальчишка просто не в состоянии осознать текущую действительность, как бы не старался инквизитор. Словно сон, который ты видишь сквозь явь, не в силах проснуться и прогнать… Господи, как же хочется спать…

— Господин инквизитор, довольно, — прервал наконец красавчика судья. — Вы же видите, что свидетель не в себе. Зачем его мучить вопросами.

— Как вы заставили их двигаться после смерти? Это же вы сделали! Как? Отвечайте! — Кысей не выдержал и схватил Николаса за плечи, стал трясти в попытках поймать ускользающий пустой взгляд двоедушца.

— Довольно, я сказал! — стукнул судейским молотком отец Валуа, и я открыла глаза, сбрасывая липкие оковы пьяной дремы. — Допрос свидетеля окончен, проводите его на место.

Он кивнул приставленному к Николасу душеведу из Академии, который тут же, особо не церемонясь, подхватил за шкирку несчастного и провел к скамье. Николас еле передвигался, поэтому, к счастью для меня, душевед усадил его в передний ряд скамей. Вот и отлично, не придется далеко обращаться.

— Если у стороны защиты больше нет свидетелей, то я…

Я больно ткнула законника локтем в бок, тот встрепенулся, зашуршал бумагами.

— Есть, ваша честь. Мы вызываем для дачи показаний нашего подзащитного, помчика Прошицкого, — поверенный покосился в мою сторону с сомнением, потому что его свидетельства мы заранее не обсуждали. — Опрос проведет госпожа Хризштайн.

Кысей сцепил зубы так, что его скулы побелели, провожая взглядом помчика, что важно прошествовал за свидетельскую стойку. Как же ему к лицу, когда он злится. Тогда его смуглая кожа немного бледнеет, лишь на щеках появляется гневный румянец, глаза становятся совсем бездонными, оттененными ресницами, такими длинными и пушистыми, что невольно начинаешь завидовать… Демон, я чуть не полезла его потрогать! Впрочем… Почему и нет? Придвинулась ближе и прошептала на ухо:

— Это просто преступление, с такой внешностью — идти в инквизиторы и давать глупые обеты. Держу пари, что на поприще душеведа вы бы стали местным любимцем у всех дамочек этого городка, они бы сами бегали за вами…

Его дыхание заметно участилось, но он продолжал меня игнорировать. Поэтому я совсем уже неприлично близко склонилась, мои губы почти касались его уха.

— Когда вас исключат из сана, приходите ко мне. Возьму на содержание. И могу замолвить за вас словечко перед…

— Из сана невозможно исключить…

— Госпожа Хризштайн! — резкий окрик судьи. — Вы собираетесь допрашивать подсудимого…

— Потому что из сана извергают, госпожа Хризштайн.

— …Или будете продолжать неприлично шептаться с господином инквизитором?

— Хотя ваше невежество меня уже не удивляет. Как и ваша пошлость. Отодвиньтесь, от вас несет спиртным, — закончил Кысей.

Я снисходительно похлопала его по плечу и поднялась.

— Простите, ваша честь, просто надо было обсудить с господином инквизитором… мм… дальнейшие действия, — пьяно улыбнулась, вкладывая в свои слова побольше пошлых намеков, понятных лишь красавчику.

— Назовите свое имя и титул.

— Помчик Прошицкий. Штефан Прошицкий.

Помчик держался очень уверенно, с присущей знатному вельможе надменностью. Я улыбнулась, но тут отец Валуа перегнулся через судейскую трибуну, окинул мой фальшивый живот непонимающим взглядом и спросил:

— Госпожа Хризштайн, вы не хотите прекратить балаган с беременностью?

— Нет, не хочу, — отрезала я, демонстративно поправляя чуть съехавший живот, и вернулась к помчику. — Вы знаете, в чем вас обвиняют?

— Да.

— Вы убивали девушек?

— Нет, — очень твердо и почти искренне. Пусть.

— Вы слышали историю Николаса Иптискайте?

— Впервые узнал на этом процессе, — мотнул головой мужчина.

— Как вы думаете, Николас сказал правду?

Помчик нахмурился, мой вопрос поставил его в тупик.

— Не знаю, — наконец решил сказать правду.

— Как вы думаете, женщина, которая получила удар ножом в живот, истекающая кровью, она в состоянии сама себе вспороть живот, чтобы разрешиться от бремени?

Он поморщился от неприкрытой жестокости моего вопроса, но опять пожал плечами.

— Понятия не имею.

— А после того, как разрешилась, как думаете, она в состоянии не только придти в себя, но еще и напевать колыбельную?

В зале зашептались. Отец Валуа нахмурился, а инквизитор наконец поднял голову и удостоил меня внимания.

— Я не знаю.

— Маленький мальчик, на глазах у которого только что жестоко убили мать, как думаете, он мог сойти с ума?

— Я протестую, ваша честь. Госпожа Хризштайн вынуждает свидетеля делать предположения.

— Возражения приняты. Сторона защиты, сформулируйте вопрос иначе. Или перейдите к следующему.

Я послушно кивнула.

— Тогда я сама сделаю предположение, ваша честь. Женщина, каким бы сильным ни был материнский инстинкт, едва ли бы пришла в себя после рассечения брюшной полости и матки, с массивной кровопотерей. Вот заключение профессора Гиршем из Академии по результатам вскрытия из старых архивных материалов убийства Елены Иптискайте. А уж тем более она не была бы в состоянии говорить или петь. И мальчик Николас едва ли бы смог сохранить душевное равновесие после увиденного и сделанного. Он сошел с ума, я утверждаю это совершенно точно. Более того, я намерена доказать, что именно тогда он превратился в колдуна. Мальчик настолько сильно хотел, чтобы его мама ожила, что заставил мертвое тело ожить ненадолго и спеть то последнее, что он слышал — колыбельную Мертвых земель.

Я помолчала немного, ожидая возражений со стороны обвинения или самого судьи, но их не было. Отец Валуа прекрасно понимал, что пока у меня ничего нет, кроме голословных предположений. Но в моем рукаве еще есть козыри.