Пламя разгорается (СИ) - Субботин Максим Владимирович (е книги txt) 📗
— Эй, хватит придуряться! — неуверенно сказал он.
— Тихо, — бросил второй и склонился над телом. — Он мертв…
— А я говорил ему, нельзя так много… Чего нельзя было мертвому охраннику, Свельса так и не узнала. Оба насильника одновременно захрипели, их тела скрутило судорогой. Словно раненые животные, они ползали по полу и скулили. Небольшая комнатушка, которая, должно быть, служила чуланом, обрушила на головы мужчин связки швабр, рулоны бумаги, какие-то коробки. Свельса отпрянула к двери, вжалась в стену. Дезире поднялась легко, словно и не засыпала каких-нибудь пятнадцать минут назад.
— Идем, — сказала она твердо. — Нам нельзя здесь оставаться.
— Это ты сделала? — голос подводил Свельсу и норовил сорваться.
— Я. Идем, я подвела всех. Надо успеть приготовиться…
— Ну, жить будем? — Кэр еще раз осмотрел раны Йарики. Мелкие кое-где уже затянулись, а вот крупные выглядели паршиво. Даже наложенные Абелем повязки не могли скрыть развороченной плоти.
— Я подумаю, — прошептала шивера, не открывая глаз.
— Абель, сделаем так: ты остаешься с Йарикой, а я проползу вперед. Посмотрю, куда ведет эта вытяжка. Не шуметь здесь.
— Хорошо. Вентиляционный короб не позволял даже встать на колени, приходилось ползти. Гладкая металлическая поверхность снаружи была чем-то отделана, в этом сомнений не возникало. Звуки, которые должны звучать звонко и разноситься далеко по трубе, на деле глушились, словно попадали в вату. Короб изгибался, но не ветвился, что не могло не радовать. Внизу то и дело обнаруживались люки. Почти все они вели в комнаты с коконами. Эрсати предусмотрительно заслонял фонарь, но ни движения, ни звуков не было. Создавалось ощущение, что криоцентр умер. Кэр понимал: ползти так бесконечно нельзя. Наверняка впереди будут ответвления, а это катастрофа. Не имея на руках точной карты, из этой паутины не выбраться. Спускаться к коконам желания не возникало. Оставались редкие, но все же встречающиеся лаборатории. Их обстановку он видел очень смутно — опасался светить внаглую. Но если не будет иного выхода — придется рискнуть и проверить.
О том, что даже в случае огромной удачи, если удастся добраться до раздевалки, еще предстоит как-то запускать лифт, Кэр старался не думать. Сейчас — двигаться вперед, решать задачи по мере их появления. Эрсати прислушался. Так и есть, тишина сменилась каким-то звуком. И больше всего он походил на размеренное дыхание. Если его слышно даже отсюда, из изолированного короба, какой же он должен быть силы? Чем дальше, тем сильнее становилось ощущение, что он попал внутрь огромного живого существа и теперь ползет по металлическому кишечнику. Луч фонаря рыскал по внутренностям неведомого чудовища. Кем и зачем построен этот и другие криоцентры? Какую цель преследовали их создатели, стоя на самом пороге глобальной войны? Почему бросили все усилия не на предотвращение конфликта, не на собственное спасение, а на огромные ледяные склады, на полках которых с непонятной целью покоятся пародии на людей? В Фениксе должны знать больше, чем говорят! Кэр достиг пересечения нескольких вентиляционных коробов. Здесь дыхание сделалось почти оглушающим. Оно звучало прямо внизу, вибрация от него ощущалась всем телом. В самом пересечении располагался люк, не узкий прямоугольный на одного человека, как все предыдущие, а круглый, диаметром метра в полтора. Эрсати осторожно посветил сквозь решетку. То, что он увидел, не поддавалось осмыслению. Прямо под люком расположилось нечто шарообразное, переплетенное проводами и трубками. Размеры шара Кэр определить не смог, луч фонаря вырывал из кромешной темноты лишь отдельные фрагменты, но в том, что найденный объект огромен, сомнений не было. Звук исходил именно отсюда, а точнее — из глубины шара, вся поверхность которого представляла собой нагромождение плотно прижатых друг к другу карикатурных лиц. Именно лиц — каждое размером с большой таз, обтянутое блестящей в свете фонаря кожей, покрытое комьями слизи. Лица кривились в беззвучном крике, щерились безумным хохотом, смотрели пустыми, ничего не выражающими глазницами. Словно скобами, они стягивались между собой синеватыми трубками, по которым бежала какая-то жидкость. Трубки врезались в виски, выныривали изо ртов и носов, рассекали лбы. Выражение лиц беспрестанно менялось. Вот только каждое из них выражало боль, ужас, панику… все что угодно, кроме хоть каких-нибудь положительных эмоций. Даже тени эмоций. Кэр отпрянул назад, замер. Что это может быть? Никогда и нигде он не слышал даже намеков на подобную технологию. Все это не способен сотворить ни человеческий разум, ни разум эрсати. А никому больше биотехнологии не доступны.
Что, если это сердце лабораторного комплекса? Нет, не сердце — мозг! Что, если именно этот шар управляет всеми системами? Кэр снова подполз к решетке. Но почему, если живой процессор функционирует, он позволил выжить своим гостям? Или выражение лиц не случайно? Эрсати устремил луч фонаря на одно из лиц, присмотрелся внимательно. Так и есть — выражение меняется с интервалом примерно в полминуты. Но кроме различных оттенков страдания ничего нет. Кэр перевел луч на соседнее лицо, потом еще на одно. Никакой разницы — мимика не столь уж и разнообразна, всего несколько выражений, повторяющихся в цикле.
А если произошел какой-то сбой? Что если лица отражают ход происходящих внутри шара процессов? Наглядно, хоть и мерзко. Кэр принял решение неожиданно для самого себя. Не давая себе времени на обдумывание, он нащупал на люке фиксатор, дернул за выступающую рукоять. С трудом, двумя руками, ему удалось откинуть люк в сторону. То, что произошло дальше, эрсати потом вспоминал с большим трудом. Разум словно отключился, перепоручив телу двигаться в абсолютно автоматическом и бездумном режиме. Выхватив из рюкзака кусок костяного меча шиверы, Кэр прыгнул вниз. Он приземлился на шар. Ноги по щиколотку увязли в лицах, проминая их, коверкая и без того отталкивающие черты. От того места, где стоял эрсати, во все сторону побежали волны недоумения и гнева.
Кэр запахнулся клинком и с силой воткнул его в ближайшее лицо. Оружие почти не встретило сопротивления — вошло, словно в плотное масло. Из раны показалась густая синеватая жидкость — такая же, как бежала в соединительных трубках.
Шар задрожал, его дыхание сбилось: сначала пропало, а потом возникло снова, но с гораздо большей интенсивностью, словно после долгого бега. Кэр ударил снова — в другое лицо. Дрожь усилилась, дыхание оглушало, билось в висках, заставляло собственное сердце подстраиваться под иной ритм. Эрсати не удержался и упал. Жесткий пол ударил в плечо, выбил из руки фонарь, но это не могло остановить. Кэр даже не стал поднимать выроненный предмет — света вполне хватало, чтобы не промахнуться. Он рубил провода, отсекал трубки, глубоко вонзал лезвие в агонизирующие лица. Он превратился в машину, которая стремилась уничтожить как можно больше за отпущенное время. Ожидание возможного отпора придавало сил. Кэр с ног до головы покрылся комками слизи и голубоватой жидкостью. Он не сразу догадался обмотать основание клинка тряпкой, а потому острые кромки сильно порезали ладони. Сначала в частом дыхании появились сбои. Потом шар начал сжиматься. Он словно изнутри засасывал сам себя. Кэр не сразу обратил на это внимание, а когда понял в чем дело, стало поздно. Скинув с плеч рюкзак, он выудил из него веревку, на скорую руку связал петлю, кинул в люк под потолком. Со второго раза удалось набросить петлю на крышку. Он даже не успел проверить надежность крепления. Шар, сжавшись в несколько раз, не выдержал собственного давления и взорвался. Кэр не услышал самого взрыва, не понял что случилось. Комнату озарила ослепительная вспышка, в лицо ударил горячий воздух. Эрсати подняло над полом и с силой швырнуло о стену. По пути он снес несколько больших мониторов, пролетел сквозь переплетение проводов.
Вспышка погасла, взрывная волна превратила комнату в кладбище искореженной аппаратуры. Где-то далеко ожила сирена. Под потолком открылись клапаны, и на комнату опустилось марево мельчайших капель.
