Избранники Смерти - Зарубина Дарья (онлайн книга без TXT) 📗
На третий день, едва начав подниматься с постели, Агнешка попросила отвести ее на могилу князя. Верно, похоронили их вместе с женой, но отчего-то казалось, что сумеет она, приникнув к холмику его могилы, услышать его, сердцем услышать, чтоб перестало тянуть и звать туда, куда не дотянуться обычному человеку.
Мог лекарство от топи найти другой, другой мог заменить наследнику отца и мать, только для Агнешки — она поняла это, едва приложила сына к груди, — в мире без князя Влада словно стало недоставать чего-то очень важного. Ощущения покоя и справедливой силы.
Но отказала темная ведьма князю даже в праве на могильный холм. Исчез, истаял без следа Владислав Чернский.
Через неделю, когда отсудачили о смерти князя, отплакали по красавице-княгине, Агнешка и Борислав решились посвятить Мирогнева Землице.
Жаль было расставаться с черным одеянием словницы Ханны, да только все привыкли видеть лекарку такой — черной, мрачной, а сними она черное — верно, и не признать…
Глава 74
…в пестрой крестьянской юбке, в белой кофте со строчеными рукавами, поверх которой надела девчонка отороченную лисой душегрейку. Волосы цвета червонного золота убрала в две косы вокруг головы, а все видно, что не степенная баба, а молодка: носик остренький, глазки бойкие, с искоркой.
Не пригляделся бы старый словник, кого это себе в хозяйки взял бывший возчик Борислав, и не узнал бы в этой шустрой молодой матери лекарку Ханну. Да только хорошо умел смотреть Болюсь, потому и нашел себе лучшее место для того, чтобы поглядеть на народ — паперть у храма.
Многие после гибели князя приходили помолиться за Черну и ее нового господина.
Словника немногие в Черне знали — всю зиму провел он на башне, не успел примелькаться, в отличие от книжника Конрада, потому решили они, что старик станет слушать да воровать, а книжник сидеть тихо в подвале князевом и думать, как топь извести и Владислава воротить.
В том, что вернуть его можно, Болюсь не сомневался, да только не мог понять, как связано колечко, что дал князь, умирая, книжнику, и то, что кликал он лекарку Ханну. По волоску разобрал и обратно переплел книжник колечко и нашел среди рыжих волос один черный, цвета воронова крыла. Показал старому словнику, а тот едва коснулся, тотчас провалился в видение, от которого до сих пор тряслись у старика руки. Увидел он на поле великие полки и черного всадника, что бил воинов насмерть, не получая отповеди. Да только заглянула в лицо словнику радуга, погрозила пальцем Безносая…
Когда открыл глаза Болюсь, Конрад сидел при нем, растяпив ошарашенно рот, да тер лоб, словно не мог уместить в голове, что такое возможно.
— Что? Что я сказал? — спросил встревоженно словник.
— Что Владислава мы воротить можем. С того света вытащить. Не у Землицы он, а у сестры ее в царстве смертном. Уцепился за волос этот, что я из колечка выпутал, и держится. И если отыщем того, кому волос принадлежит, можем Владислава в тело этого человека вытащить. Вернуть.
— Так-таки и позволит нам этот чернявый в его тело Владислава Радомировича вызвать, — буркнул словник, поднимаясь.
— Нам бы только вызнать, кто он, а уж потом станем спрашивать. Ханну Владек звал. Спросить бы у лекарки, чей это волосок.
«Рыжие — точно ее, Ханнины, знает, верно, рыжее, с каким черным спутано», — подумал про себя словник, глядя, как рыжеволосая спутница Борислава-возчика поднимается по высоким ступеням храма, неся на руках младенца. На них не обращали внимания. Мало ли, пришли родители Землице посвятить дитя. Не испугались, что в храме проклятье пало на князя.
Болюсь ждал чего-нибудь чудесного или страшного, но небеса, хрустально-чистые от солнечного света, не разверзлись, тьма на землю не пала, ступени храмовые не раскололись, и даже жрец не повысил голоса, произнося приличествующие ритуалу слова.
Молодая мать с младенцем спустилась вниз. Бородатый возчик принялся раздавать калекам милостыню. Болеслав принял монетку, смиренно склонив голову, но как только пара с младенчиком двинулась в сторону нижнего города, к дому, посеменил за ними, старательно юродствуя.
Ханна заметила его скоро, прибавила шагу, и уж Болюсь, не скрываясь, побежал за ней, припадая разом на обе ноги и кривляясь.
— Подай, матушка, юроду, — завел он, остановив лекарку у самых ворот возчикова дома.
Ханна посмотрела на него с опаской. Болюсь едва приметно кивнул — не бойся, мол, не выдам.
— Пойди на двор, дедушка, отобедай. В радостный день ты к нам пришел, — напряженно улыбаясь, сказала Ханна. Борислав, угрожающе зыркнув на старика, придержал калитку перед спутницей, несшей на руках ребенка, и стариком-попрошайкой.
— Вот спаси тебя Землица, матушка, дитятю и все семейство твое благослови, — проблеял словник, видя, что на крыльцо вышла девка — встречать хозяев. — За твою доброту хочу отплатить. Сказки сказывать умею. Не желаешь ли послушать?
— А о чем твои сказки, дедушка? — ласково спросила Агнешка, но серые глаза ее метали молнии.
— О том, как собиралися тучи солнце воевать, ввечеру умерло солнце, да поутру воскресло, матушка.
Побледнела лекарка, схлынули краски со щек, с губ. Покачнулась она, да бородач удержал, под руку повел в дом, кивнув старику — мол, следуй за мной.
Когда расселись гость с молодой хозяйкой на лавках у стола, Борислав взял на руки младенца и, бросив на лекарку долгий взгляд, вышел, притворив за собой дверь.
— Вот не думал, что ты, матушка Ханна, на сносях.
— И тебе здравствовать, батюшка словник, — слабо улыбнулась лекарка. — Видишь, не доносила. Тяжко пришлось при княгининых родах. Этакая силища в наследнике, еле живая осталась. Благо сумела выйти да до дому добраться. Тут и разродилась. Решила, наверное, княгиня, что я убежала?
— Говорят, больная ты лежишь в городе у родни, — ответил словник, вглядываясь в лицо лекарки.
— Лежала, только вот вставать начала.
— Муж не пускает в терем-то?
Болюсь прислушался, не караулит ли под дверью бородач. Нет, все тихо было.
— Нет, сама не иду. Служила я Владиславу Радомировичу да княгине Эльжбете, а теперь обоих нет, а княгиня Агата меня не жалует, вот и не иду. А ну как решит, что из-за меня княгиня померла, так и останется мой сыночек сиротой.
— Ты боишься одного мальца осиротить, а сама весь удел сиротишь, Ханна, все земли Срединные оставляешь топи на потеху, — придвинувшись к девушке близко, проговорил Болюсь. — Не совсем Владислав Чернский ушел. Вернуть его можно. Но только не можем мы разгадать загадку, что Владислав оставил. Тебя он перед смертью звал. Верно, ты можешь.
Ханна отпрянула, серые глаза затуманились слезами. Знать, жалела она князя, тосковала по нему.
— Что я могу сделать, батюшка? — всхлипнула лекарка. — Я ж бессильная. Одно и слово, что Бяла, да только сама ничего не могу. Могу твою силу раскрутить так, что ты двух высших магов одолеешь. Да только пустое это против небова заклятья. Нет больше князя Владислава, никакой темный маг из могилы его не поднимет, потому как и могилы-то нет.
— Кто тебя знает, матушка, может, и бессильная, только звал тебя умирающий князь и подарочек для тебя оставил.
— Где? — встрепенулась лекарка.
— Как стемнеет, приходи в терем княжеский, спускайся в подвал. Туда боятся ходить. Устроили мы с Конрадом так, чтоб поверили слуги, что призраки там живут. Так и перебиваемся, думаем, как быть. Вот и ты приходи, с нами подумай…
Глава 75
— Что тут думать? Не бывать тому, чтобы по моему слову вы кого-то мучили да калечили.
— Да ведь он вор, матушка, за руку его на базаре поймали, — заговорил старый Гжесь с поклоном. — Так при Владиславе Радомировиче повелось…
— Как повелось, так и отвадим, — прикрикнула Агата грозно.
Мужичок, связанный по рукам не заклятьем, обычной пеньковой веревкой, замер на полу у ног тюремного стражника, принялся истово молиться жалостливым шепотом. Задрал голову, стараясь заглянуть княгине в глаза.
