Чароплет - Чарлтон Блейк (е книги .txt) 📗
— Тяжело терять пациентов? — спросил вдруг Никодимус.
— По-разному. Иногда смиряешься. А иногда просто перегораешь. — Она помолчала. — Но бывает, что просто сердце рвется.
Сумерки стремительно сгущались в ночь. Никодимус за спиной Франчески издал какой-то невнятный звук, который она интерпретировала как «продолжайте».
— Когда я получила в Порту Милость вожделенную целительскую столу, — услышала Франческа собственный голос, — мне достался старый брюзга, у которого двоилось в глазах. С другими он брюзжал не переставая, видимо, чтобы не терять репутацию, а наедине со мной изливал душу. Я ему нравилась, потому что на все его подковырки язвила в ответ. Иногда его навещал внук. Через пару дней двоение в глазах усугубилось, да еще добавилась страшная головная боль. Ночью его начало рвать. Ни пилюли, ни заклинания не помогали. Кошмар длился два дня. Между приступами он заливался слезами. Ни единой жалобы, только слезы. Рвота усиливалась, наступило обезвоживание. Есть такие тексты, которые позволяют восстанавливать запасы жидкости в организме — очень хитрые заклинания, загоняют жидкость в берцовую кость, а уже оттуда она распределяется дальше.
— В кость? — переспросил Никодимус.
— Да. Выражение «сухой как кость» — полная ерунда. На самом деле в ней полно влаги, она заполнена костным мозгом и кровеносными сосудами.
— Гм.
— В общем, как раз такое заклинание мы собирались запустить ему в голень, но тут с ним случился припадок. А когда он очнулся, то не понимал, где находится. Без конца требовал воды и спрашивал, когда придет внук. Ослеп на один глаз. Мои коллеги-клирики боялись, что восполнение жидкости вызовет новые припадки и еще больше отразится на зрении, а прокол берцовой кости лишь усилит предсмертные муки.
Франческа помолчала, переводя дух.
— А он все спрашивал про внука. И мне показалось, что, если удастся продержать его в живых до прихода мальчика, это все изменит. Я объяснила ему про заклинание и берцовую кость. Он вроде бы понял, но, когда я начала вводить текст, закричал. Всевышний, как он вопил! Однако восполненная нами жидкость его все же спасла.
Франческа сглотнула.
— Вечером припадки вернулись. Они пугали его и смущали разум. Я просидела с ним всю ночь и почти весь следующий день. Когда смятение проходило, он тихо плакал и цепенел… цепенел настолько, что приходилось проверять, дышит ли он. Никогда больше не видела такого опустошающего плача. Ему нужно было продержаться до прихода внука. Но в тот день парень не пришел: из-за дождя почти все горные дороги развезло. Наутро у старика случился страшнейший припадок. Я подумала, что все, конец. Но нет, он остался жив, только совсем ничего не соображал, словно пьяный. Убедившись, что состояние стабилизировалось, я отправилась к другим больным, поэтому меня не было рядом, когда явился внук. Мальчику было всего четырнадцать, и, видимо, старик в этом измененном послеприпадочном состоянии так его напугал, что он дал деру. Но его отловили и принудили остаться. Когда я вернулась, мальчишка уже готов был в окно прыгать. Я уговорила его подождать, обещала, что сознание деда прояснится. Он удалился в коридор, а я проверила, как там больной — вроде он действительно немного пришел в себя. И когда я сказала, что внук здесь, старик впервые за эти дни улыбнулся. Я бросилась за мальчишкой, но… он был перепуган до полусмерти… отводил взгляд, смотрел в потолок, часто моргал, стараясь не расплакаться. Он видел не деда, он видел одолевшую его дряхлость и слабоумие. И у меня опустились руки. Я не могла больше на него давить, и он ушел. Когда я рассказала старику, он не произнес ни звука. Вечером у него случился припадок, который унес его жизнь. Я ничего не чувствовала, только пустоту. Мне пришлось работать всю ночь. А потом, утром, идя спать, я увидела в коридоре мальчишку с отцом. Позвал с собой навестить деда. Я не знаю, что отразилось у меня на лице — удивление или горечь. Но мальчишка все понял. Он развернулся и кинулся бежать. Отца я потом водила забирать тело, но внука так больше и не видела.
К концу рассказа небо над саванной налилось фиолетовым, а темнота будто вырастала из земли и стелилась по траве, как туман.
Оглянувшись, Франческа поймала направленный на нее взгляд Никодимуса. Лица его уже не было видно в сумраке, но он кивнул, показывая, что по-прежнему весь внимание.
— Я почти совсем не плакала, — закончила Франческа, пряча глаза. — Может, чуть-чуть, перед сном. Но когда проснулась, пустота не отпускала несколько дней.
Она снова умолкла. Никодимус только цокнул языком, ничего не сказав. В молчании слышнее стали звуки ночной саванны — шелест ветра в траве, постукивание и скрип полых стеблей. Спереди доносилась тяжелая поступь и сопение кобольдов.
— Отчего умер старик? — спросил Никодимус.
— При вскрытии обнаружили мозговую опухоль.
— Я беспокоюсь за магистра, — совсем тихо проговорил Никодимус.
— Никодимус, простите! — ахнула Франческа. — Я не думала… То есть я совсем забыла… — Перед глазами встало осунувшееся лицо Шеннона. — Какая же я идиотка! Вот что значит мозгов не хватает…
— Думаете, упоминание об ущербности меня приободрит? — усмехнулся Никодимус.
Франческу бросило в жар.
— Снова на те же грабли, всевышний меня покарай. Всю жизнь учусь не ранить больного словом, и без толку. Святые небеса, лучше прикушу язык.
— Кажется, теперь моя очередь просить вас не драматизировать, — поддел Никодимус.
Франческа молчала.
— Я ничего не говорю, — объявила она через несколько шагов. — Может показаться, что я отвечаю, но на самом деле я нема как рыба.
Никодимус рассмеялся совсем тихо. Франческа ждала возобновления беседы, но его не последовало, и пришлось выкручиваться самой.
— Мне стыдно, что я не подумала про магистра Шеннона.
— У Дейдре тоже случались припадки, — выдохнул Никодимус. — Удивительно, как я по ней тоскую. Мы ведь так мало были вдвоем. Я любил, скорее, ее образ, мечту о том, как она освободится из-под власти демона и вернется к Боанн. Теперь мечта погибла вместе с ней.
Франческа оступилась, но не упала, и поняла вдруг, что давно уже не спотыкалась и не поскальзывалась, приноровившись шагать по скользкой траве. Сейчас идти опять стало сложнее, она едва различала землю под ногами. Сотворив несколько светляков, Франческа пустила их кружить на уровне колен, однако стоило нуминусу разгореться, как темнота отозвалась возмущенным шипением. Франческа, подскочив от неожиданности, завертела головой.
— Это Изгарь с Яшем, — спокойно пояснил Никодимус. — Боятся за свои накожные чары.
— Тогда пусть тащат в лагерь мою чересчур сиятельную особу на собственном горбу, — отрезала Франческа.
— Они, подозреваю, не прочь, особенно Изгарь, — рассмеялся Никодимус. — Но вы ступайте, успокойте своего Сайруса. Он скоро шею свернет, проверяя, как продвигается прощупывание на предмет ценных сведений.
— Я ничего не прощупываю! Ценные сведения, у вас? Откуда у меня вообще должна взяться такая бредовая мысль? Попытка манипуляции, чтобы вы доставили Сайруса в сад ветров — да, каюсь, грешна. Но манипуляция, а никакое не прощупывание. Я не настолько низко пала!
— Ну так идите же, продемонстрируйте ему свою гордо поднятую голову. Его явно беспокоит ваша крепнущая симпатия к безумцу, который возомнил себя грядущим Антиальционом.
— Полно, Никодимус, забудьте эти мрачные пророчества, — с деланным сочувствием утешила его Франческа. — Никакая симпатия вам не грозит.
— Тогда уберите наконец своих светляков. Мало ли, вдруг понадобится срочно метнуть заклинание.
— Хорошо, — вздернула нос Франческа. — Простите еще раз за ту историю. Я совсем не хотела задеть ваши чувства лишним напоминанием о недуге магистра Шеннона.
Никодимус помолчал.
— Нет. — Он сделал еще паузу. — Спасибо, что рассказали. Теперь мне не терпится его проведать.
Франческа оглянулась.
— Тогда я пойду поговорю с Сайрусом.
— Идите, — улыбнулся Никодимус.
