Многоликое волшебство - Лебедев Дмитрий (читать книги без txt) 📗
— В войне и политике приходится, к сожалению, руководствоваться практическими соображениями, а не идеями абстрактной морали. Хотелось бы, чтоб ты понял, что я и сам не в восторге от этих планов, но вынужден их принимать, дабы все наше дело не потеряло смысла. Детали, с учетом несколько изменившихся вводных, обсудим завтра в обед, так что поработай над планом. Хорошо?
— Я понял вас, ваше величество. Как не стыдно признаться, я должен сказать, что поддерживаю этот план не только из соображений политической необходимости.
— С национальными предрассудками, Грэмм, нам придется расстаться, если мы хотим построить крепкую империю, скроенную из столь разнородных лоскутов. Кстати, если тебе интересно, то можешь у Тиллия поинтересоваться планами на предстоящее реформирование государственного устройства.
— Ваше величество… — Грэмм немного замялся, не решаясь закончить фразу.
— Я понимаю твою неприязнь к Тиллию, но мы не в том положении, чтобы разбрасываться умными людьми, в преданности которых, — Серроус довольно ехидно улыбнулся, — можно не сомневаться, даже если они и кажутся нам порой крайне неприятными и скользкими.
— Я бы не был так уверен в его преданности.
— Об этом я позаботился, так что теперь нет смысла сомневаться. А работать с ним придется много и долго, почему бы не начать привыкать к этому уже сейчас. Добро?
— Хорошо, ваше величество.
— Не смею более тебя задерживать. Спокойной ночи, Грэмм.
— Спокойной ночи, ваше величество.
Грэмм встал и, сдержанно поклонившись, направился к дверям.
«По-моему, он остался доволен».
«По-моему, тоже».
«Что ж, мы получили еще одного союзника. Я, честно говоря, полагал, что это будет куда сложнее».
«Надо почаще проверять, что там творится в головах твоих подданных, меньше будет сюрпризов. Это хорошо, когда сюрпризы приятные».
«Если постоянно копошиться в чужих мыслях, можно и уважение к себе потерять».
«А если этого не делать — то голову. Выбирай, конечно, сам, но лично я никогда не был приверженцем последнего».
«Ладно, поспорим позже. А сейчас нам надо закончить с делами на сегодня».
Узнав, что в трактире они остановились, по крайней мере, на пару дней, он сразу же попытался создать в углу отведенной ему комнаты некоторое подобие алтаря, о чем тотчас же оповестил всех эргоссцев. Всего трое откликнулись на это и пришли поклониться всем богам поздним вечером.
Да, вера пребывает в забвении. Люди одержимы мирским страстями и совершенно не желают подвергнуть свои действия высшей оценке. Огромная доля вины в этом лежит на нем, Селкоре, верховном жреце культа Всех Богов. Он молод, неопытен и не находит путей к людским душам. За свою недолгую карьеру жреца он уже успел допустить достаточно просчетов, чтобы боги отвернулись от него, отказывая в своих высших силах и вдохновении. Самая памятная ошибка была допущена при коронации Серроуса. Ведь существует же строгий ритуал, не случайно прописанный в мельчайших деталях, не случайно же… А он позволил себе отклониться от него, позволил себе пойти по пути наименьшего сопротивления, за что теперь всему Хаббаду расплачиваться.
Отец слишком поздно начал готовить его к служению богам. То есть готовить он начал вовремя, но обучение оказалось слишком коротким из-за ранней смерти отца. Вступая в сан, он не был готов вести за собой людей к высшей мудрости богов, он сам еще нуждался в наставнике. Долгие месяцы, проведенные за чтением священных книг не очень-то помогли. Он смог выучить многие ритуалы, но не был уверен, что сумел разобраться, что за ними стоит. Его службы больше походили на балаганные представления, чем на священнодействие. Принимались определенные позы, совершались ритуальные движения, произносились слова, но за ними не стояло ощущения подлинности, силы. Единственный раз он почувствовал, как на него снизошло божественное провидение, как сила пыталась повести его за собой, но он струсил и не рискнул за ней последовать. Побоялся кривотолков, мол молодой жрец настолько еще слаб, но уже попытался вознестись над бертийским родом. Его ощущения в тот момент не допускали других трактовок, кроме как передать корону Руффусу, но он отказался к ним прислушаться, решив в тот момент, что это проявление не высших сил, а его личных пристрастий. Позже он разобрался в этом, но что толку от знания, пришедшего с таким опозданием. Выбор уже сделан, да и расплата не замедлила явиться.
Селкор зашелся в долгом приступе глубокого кашля, согнулся и зацепил краем мантии свечу, покатившуюся по полу. Еще в самом начале похода он сильно застудил легкие, и никак не мог оправиться до сих пор. Болезнь только усиливалась, так что временами ему начинало казаться, что еще немного и он начнет отхаркивать свои внутренности. Повысившаяся склонность к мистическому восприятию действительности все чаще наталкивала его на мысли о том, что это не что иное, как его личная расплата за совершенные грехи, и только несоразмерность грехов и воздаяния заставляла склоняться к мысли, что вряд ли ему удастся так легко отделаться.
Но так или иначе, а оброненная свеча разрушила начавшую было формироваться над алтарем мистическую ауру. Вот так и заканчиваются любые его попытки следовать жреческими путями. Похоже, что путь в высшие сферы миров для него заказан, и разве что чудо сможет изменить это. Но выбора нет, и раз назвавшись верховным жрецом, он не может оставить своих попыток стать им на самом деле.
Дверь была бесцеремонно, без стука, распахнута, и в проеме показались огромные, даже Селкор со своим немалым ростом чувствовал себя рядом с ними едва ли не ребенком, силуэты немногословных, да и вообще не вызывавших ощущения живых, телохранителей короля.
— Вас вызывает Великий Повелитель, — прозвучал сухой, бесцветный голос, и один из телохранителей посторонился, открывая дорогу жрецу. Спорить, а уж тем более сопротивляться, было совершенно бессмысленно, ни малейшего почтения к его сану они, как и все мондарки, погрязшие в своей варварской ереси, не испытывали, а приказания Серроуса склонны были воспринимать с излишней буквальностью. Боюсь, им ничего не стоит в ответ на фразу «гори оно все синим пламенем», взять, да и спалить весь трактир.
Проходя через пивной зал, Селкор обратил внимание, что в столь поздний час ни один эргоссец не согласился разделить бесноватое веселье мондаркских командиров. Только у этих раскосых глаз хватает сил не закрываться всю ночь напролет, сколько бы не было выпито, и как бы не разъедал глаза дурманный дым их травяного табака.
Столь же механистично телохранители распахнули перед ним дверь в покои Серроуса и, слегка подтолкнув, закрыли ее, оставшись в коридоре. Король сидел в кресле, прикрыв глаза, с видом человека, уже не первую неделю мечтающего об отдыхе. Ни радости, ни предвкушения скорой победы не было видно. Похоже, не ему одному неверный выбор доставил массу забот и проблем.
— Ваше величество, вы звали меня?
— А, Селкор, — Серроус встрепенулся, — проходи, присаживайся. И пожалуйста, не будь так официозен, когда мы наедине. Как-никак, мы выросли с тобой бок о бок в одном доме, играли вместе, и, если мне не изменяет память, — на лице короля появилось озорное выражение, — вместе начали проявлять интерес к девушкам, порою к одним и тем же.
«Куда он клонит? — засомневался жрец. — С чего бы ему начинать в таком ключе?»
— Да и отцы наши были друзьями, — продолжал тем временем Серроус, — не вижу, почему бы нам не последовать их примеру. Я понимаю, что являюсь для тебя зримым воплощением зла, постоянным напоминанием об ошибочности твоего выбора в день коронации. Я тоже не слеп и обратил внимание на колебания, когда корона была у тебя в руках, на недобрые знамения, последовавшие за твоим решением. Может, ты и прав, и Руффус был бы лучшим королем, но что ж теперь делать. Ни ты, ни я не в силах что-либо изменить, так что не было бы разумнее исходить из существующих реалий? Не моя вина, что я оказался старшим сыном, да, видимо, и не твоя, что ты сделал именно тот выбор, которого от тебя ждали. Давай не будем жить старыми обидами, а сосредоточим свои силы и волю на том, как смягчить последствия наших действий и решений. И еще одно, мне очень нужна сейчас твоя поддержка. На кого мне опереться? На мондарков? Это просто нелепо, потому как ничего полезнее бездумного поклонения мне от них не получить, по крайней мере пока. Грэмма? Но мы ним слишком разные люди, да и разница в возрасте, — при этих словах по лицу Серроуса промелькнула тень непонятной, а может быть наоборот слишком понятной, улыбки, — не позволяет рассчитывать на близость. Тиллий? Примерно та же история, да к тому же он настолько неприятный человек, что терпеть его можно разве что от необходимости. В общем, я искренне прошу тебя о помощи. Примешь ты мое предложение или нет — тебе решать, но уж обращайся ко мне один на один, будь добр, попроще. Хорошо?
