Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
– Эйха, в искусстве Сарио достоин подражания, – согласилась она. – Но не забывай: в отличие от тебя у него всегда были проблемы с компордоттой. И какие проблемы!
Эти слова не произвели впечатления.
– Будь я таким, как он, я бы и вовсе плюнул на компордотту. И пускай муалимы что хотят со мной делают!
– Надди!
Он впился в нее молящим взглядом.
– Ведра, я хочу стать хорошим художником. Хочу стать таким, как он. Верховным иллюстратором. И служить герцогу. Разве не для этого нас учат? И разве бы ты не готовилась к этому, если б родилась мужчиной? Одаренным?
Она пошатнулась как от удара.
"Сарио уверяет, что я Одаренная”.
Она закрыла глаза.
«Матра эй Фильхо, если бы я была…»
– Так кем бы ты была, а? – спросил Игнаддио. – Если б родилась мужчиной? Одаренным? И если бы у тебя был выбор?
– У меня никогда не было выбора, – уклончиво ответила она.
– И все-таки? – настаивал он.
Родись она мужчиной. Одаренным, – стала бы Вьехо Фрато, управляла бы семьей, требовала соблюдения компордотты, приговаривала бы к Чиеве до'Сангва. Уничтожала бы Дар.
Однажды она помогла убить человека. Отняла жизнь.
Но разве выбор между хорошим и лучшим – это выбор?
– Бассда, – пробормотала она. – Слишком много трудных вопросов.
Игнаддио грустно вздохнул.
– Вот и муалимы так говорят.
– Говорят, потому что это правда. Эн верро. – Она указала на набросок. – Надди, закончи его. Начало хорошее. Обдумай мои замечания, попробуй взять другой ракурс и неси мне, обсудим. Хотелось бы посмотреть на готовую работу.
В его глазах был целый мир.
– Отлично! Не забудь, ты обещала!
– Успокойся, не забуду.
Игнаддио уже мчался за чистым картоном. Сааведра проводила его взглядом и улыбнулась.
– Не забуду. Ведь ты слишком похож на меня. Но у тебя гораздо больше возможностей.
И тут она поняла, что давно сделала выбор. У нее появился шанс, и она его не упустила. Талантливый художник может достичь, а может и не достичь успеха. Но если он откажется от своего шанса, никто не узнает, был ли он на самом деле талантлив.
Гений – это совсем другое, за гранью постижимого. Сарио – гений. А она – всего лишь женщина. Способная, быть может, даже талантливая, но не Одаренная. – Надо доверять Игнаддио, и тогда он будет доверять ей.
– Матра Дольча! – прошептала она. – Надди, вовсе незачем лезть из кожи вон, чтобы тебя прозвали Неоссо Иррадо. Это может получиться само собой.
Глава 26
Дверь из дранок и гипса. Два раза по четырнадцать ступенек. Крошечный чулан с косым потолком. Между потолком и полом – щель, если лечь перед ней на живот, увидишь нижнюю комнату – кречетту.
Раймон не лег на живот. Не заглянул в щель. Лишь шагнул на верхнюю ступеньку и стукнулся головой о потолок. А затем сел.
Так лучше. Наконец-то можно перевести дух.
И хуже. Придется еще и думать.
Он задумался. Сидел на краю лестницы в чулане над кречеттой, вспоминал, как однажды, много лет назад, его наказали и отправили сюда, во тьму.
Как болело обожженное запястье…
Как болела обожженная душа…
В санктии был покой. Правда, Раймон не посмел обо всем рассказать пожилому санкто, не посмел нарушить клятвы Одаренного, Вьехо Фрато, – но рассказал немало. Надо отдать священнику должное: он ни разу не выразил изумления или отвращения и не указал на порог. Дал Раймону выговориться, а после спокойно объяснил, что ничем не в силах помочь тому, кто недостаточно откровенен.
Недостаточно откровенен…
Дэво так не считал. Однажды в семейной молельне он заявил, что Раймон всегда был правдолюбцем. Но бывает правда и правда; даже пред светлыми образами Матры эй Фильхо Раймон не мог нарушить обет хранить тайны рода Грихальва. Хоть и была та клятва связана с именами Матери и Сына.
Значит, он снова проклят, снова осужден, снова достоин кары. А потому ничего больше не оставалось, как отсчитать два раза по четырнадцать ступенек. Во искупление вины. Как в тот раз.
Раймон закатал рукав шелкового камзола, развязал и сорвал кружевную манжету. В слабом свете, проникающем через дверной проем, шрам на запястье был незаметен. Но Раймон его увидел. Почувствовал.
«Пресвятая Матерь! Какая боль!»
Он шел по жизни, повинуясь внутреннему свету. Он и жил-то лишь ради этого света, ради своей Луса до'Орро. И был за это наказан, а также за стремление достичь запретных высот, стать не тем, кого пытались из него вылепить. И “священная кара для ослушника” не ограничилась надругательством над его Пейнтраддо и пустяковым увечьем. Она растянулась во времени. Она не закончилась до сих пор.
«Кто я? Что я? Кем я мог стать? Что мог совершить?»
Мучительные раздумья.
Это и была кара.
В сумрачном чулане над кречеттой он искал и нашел истину. Голую, горькую, страшную; по сравнению с ней любая физическая боль – ничто. Ибо физическая боль не может погасить внутренний свет художника, Луса до'Орро. На это способна лишь такая правда.
"Одаренный. Хороший художник. Но великим не стал. А значит, я плохой художник”.
Эта истина уже превратила его в калеку. И сейчас добивала.
"Я знаю, кто я и что я. Но этого мало. Я мог стать всем. Я мог совершить все. Но и этого мало”.
Сарио это понял давно. Сарио стал всем. Сарио совершит все.
А путь Раймона уже пройден. Окольный путь…
Вот она, голая и горькая правда: свернув с прямой дороги, он выбрал мальчика и вылепил из него мужчину, как ему казалось, по образу и подобию своему. Вдохнул в него Дар. Благословил на подвиг.
А мальчик обернулся чудовищем.
То, о чем молились Грихальва, то, к чему они стремились, нынче носит имя Сарио. Но Сарио – это и нечто большее Это и нечто иное.
Вот она, голая, горькая, страшная истина Фолио – это Кита'аб. А Кита'аб – это смерть.
Раймон громко смеялся в душном сумраке чулана. Смеялся до слез.
С особым пристрастием Сарио занимался интерьером. Заставил Игнаддио передвигать мебель, переносить кипы книг, размещать всякие мелочи вроде вазы с цветами, корзины с фруктами, лампы из железа и бронзы, керамического подсвечника с огарком красной свечи; велел перевесить на другую стенку гобелен, перекинуть шелковую скатерть через кресло с обивкой из велюрро и кожи и убрать со стола все, кроме бутыли и двух хрустальных стаканов, полных вина. Когда все было готово, он приказал мальчику наглухо закрыть ставни.
– Это еще зачем? – Сааведра полулежала в широком кресле, по ее плечам и груди рассыпались шелковистые локоны. – Мне казалось, ты любишь свет.
Сарио возился с мольбертом – передвигал, разворачивал, наклонял. Набросок дело серьезное, выберешь не самую удачную перспективу, будешь потом локти кусать.
– Со светом можно обождать.
– Да я не о том. Просто слишком темно, ты меня не разглядишь.
– Потом, потом. – Он лишь на миг покосился на нее. – Сейчас мне нужны тени.
Игнаддио восторженно захлопал в ладоши, Сарио посмотрел на него с любопытством.
– Одобряешь?
– Эйха, да! – Мальчишеское лицо раскраснелось от радости и смущения. – Говорят, тени тебе удаются как никому. У меня они тоже отлично получаются.
– Так-таки и отлично?
– Сарио! – Сааведра метнула в него сердитый взгляд. Этого он не ожидал.
«Ах, вот как? Еще один беспокойный мальчишка? Теперь она его опекает?»
Он был раздосадован, но ничем этого не выдал.
– Эйха, Ведра, все мы считаем себя гениальными, но на поверку чаще всего оказываемся вполне обыкновенными.
– С чего ты взял, что он обыкновенный? – вскинулась она. – Ты не видел ни одной его работы.
– А почему я должен смотреть его работы? – Приятно было видеть, как она краснеет. – Я не муалим.
– Но ты можешь стать муалимом! – вступил в разговор мальчик. – И… и для меня была бы огромная честь…
– Ну, еще бы, – перебил Сарио. И прочитал на лице Сааведры откровенную угрозу: “Ну погоди, ты мне за это заплатишь!"
