Пасифик (СИ) - "reinmaster" (читать книги полностью .TXT) 📗
Кальт перехватил его за плечи, отвесил лёгкую, предупредительную затрещину. От его накрахмаленного халата распространялись волны молчаливого, сдержанного веселья.
— Что тут произошло? — спросил Франц.
— У Йоргена случилось обострение. Не волнуйся, всё позади.
— Хорошо, — неуверенно сказал Франц.
За его спиной стояли люди, и когда он вывел колонну на середину зала, Хаген ощутил новые признаки обострения. Только что был светел как лампочка и вдруг опомнился, окунулся в отчаяние с головой, без акваланга, с привязанным к сердцу свинцовым грузом. Эти серые, уже лишенные индивидуальности номера — в мешковатых саржевых комбинезонах с фиолетовыми треугольниками на груди — были ему знакомы, а он знаком им, и в разноцветных, всё ещё слишком живых глазах теплилась надежда на то, что он при любом раскладе уже не мог дать. Мужчины и женщины, все разные, со своей историей, изюминкой, профессией вдруг сделались стандартно неразличимы, все на один манер, материал-материалом — бритые затылки, низкие лбы, обезьянья порода.
В центре предназначенной на убой группки адаптантов опрокинуто-бледная Марта обнимала смертельно испуганную Лотти, которую Хаген признал не сразу — до того изменилось и осунулось её свежее круглощёкое личико.
— Куда ты их?
— К Лютце, — сказал Франц, быстро и безошибочно оценив следы разрушений. — Будут жить здесь. Недолго, зато припеваюче, без забот и хлопот. И тебе бы не помешало, солдат. Помыться, подкормиться, а потом я взял бы тебя на стенд…
— Иди к дьяволу!.. Почему они здесь?
— Потому что кое-кто был готов ускориться, — объяснил Кальт. — До меня дошли сведения о вашей активности, теперь уже в плане недвижимости. Ну до чего же мобильный и разносторонний техник! Стоило бы подрезать вам сухожилия и засадить в архив, перебирать бумажки. Ну да ладно, обойдёмся полумерами. Что такое, Франц? Ты не слишком высокого мнения о полумерах?
— Вы хозяин, вам решать, — дипломатично ответил охотник.
— Верно, — согласился терапист. — Учитесь, Йорген.
Его рука по-прежнему лежала на плече Хагена напоминанием о суровых мгновениях, когда потолок и пол многократно менялись местами. Все смотрели на эту руку — и Франц, и конвой, и адаптанты. И Марта — такие строгие, трагичные глаза он видел лишь на картинах сожжённого в Крематории безымянного художника. Эмпо-художника. У коменданта южного трудлагеря, расположенного бок о бок с лабораторией «Моргенштерн», имелась коллекция личных вещей, оставшихся после «процедуры». Целый склад, заставленный стеллажами различной ширины и высоты, на которых пёстрой, вызывающей изумление грудой были навалены дамские сумочки, интерьерные куклы, искусственные букеты, музыкальные инструменты, вазы, расшитые бисером подушки и жилетки. К Хагену комендант благоволил, но так и не позволил забрать картину с изображением женщины, так похожей на Марту и сотню других март, обречённых на массовое уничтожение.
— Вы обещали, — сказал Хаген, разворачиваясь к белой фигуре, возвышающейся над ним как автокран-эвакуатор над упрямым маленьким трактором.
— Вам? Что именно?
— Карту.
— А, — небрежно произнёс Кальт. — Так вот какова ваша цена, Юрген-Йорген? Интересно. Будьте добры, подойдите ближе, драгоценная фрау!
Его голос не содержал угрозы, он звучал почти галантно, но Марта в ужасе затрясла головой, попятилась. Последние живые краски схлынули с её лица, вылиняв до основы.
— Вперёд же, дрянь! — весело сказал Франц.
Грубо растолкав сжавшихся людей, он выволок упирающуюся Марту и пихнул её в спину так, что она, потеряв равновесие, упала на колени. С нечленораздельным воплем Хаген рванулся помочь, но терапист среагировал быстрее, дёрнув его назад, как прыгучий шарик на резинке.
— Тиш-ш! Стоять. Техник?
— Вы обещали! Вы обещали мне её жизнь!
— Вы тоже много чего мне обещали, — тихо сказал Кальт. — Но чего стоят ваши обещания? Сиюминутная прихоть, эмоция, игра фантазии. Обезьяньи прыжки. Всё же крайне просто: вы делаете шаг и я делаю шаг вам навстречу. И даже здесь вы умудрились оступиться.
Хаген смотрел прямо в безжалостную синеву его глаз и чувствовал себя исчезающе маленьким и безнадёжно одиноким. Сигнал Пасифика не мог проникнуть сквозь толстые, многослойные стены подвала-бункера, но даже если бы и проник, чем бы он помог, этот прерывающийся, тревожный писк «три точки-три тире-три точки»? Здесь был лишь один канал вещания, и этот канал был занят Кальтом, мысленно подсказывающим единственно возможный ответ, за который Хаген ухватился, без малейшего сомнения поступившись гордостью ради чего-то более ценного:
— Я виноват.
— Что-что?
— Я виноват, — прошептал Хаген, прижимая к груди безобразно опухшую, онемевшую кисть. — Пожалуйста! Я виноват. Подарите мне карту! Эту игрушку. И если можно, ещё вторую. И — всё, что угодно! Всё, что угодно!
— А, — юмористически откликнулся Кальт. — Теперь вы рассчитываете на мою добрую волю? Что-то новое. Но терминология мне уже нравится, пусть вы и слегка под кайфом. А если я откажу?
— Вы хозяин, вам решать.
— Да у вас просто приступ просветления! Таким вы мне нравитесь гораздо больше.
Он кивнул Францу:
— Отпусти. Я обещал. И вторую, раз уж наш техник решил собирать их комплектами. Последний подарок, Йорген. Распоряжайтесь с умом. Может быть, позже вы сами захотите отдать мне ненужные игрушки. А я верну вам рогатку, будете палить по жестянкам.
— Может быть, — согласился Хаген.
Он подошел к остолбеневшему Францу и здоровой рукой отодвинул его, извлекая плачущую бедняжку Лотти. «Пойдём, пойдём», — произнёс ласково, и она пошла, с тоской оглянувшись на соседей. Хаген подвёл её к Марте, забившейся в проём меж высоких стеклянных шкафов.
— Ну вот, — сказал он, слабо улыбаясь. — Сейчас вас отпустят домой. И всё будет хорошо.
— Всё будет хорошо, — высоким, обмирающим голосом повторила Марта.
Судорожно вздохнула, всхлипнула, зажмурилась, привстала на цыпочки и что было сил хлестнула его по щеке.
***
Неповоротливая Земля никак не могла ускользнуть из-под ледяной лунной тени, отрастившей зубы и когти на своих зигзагообразных разломах. Трах-тах-тах! Хаген схватился за щёку, отступив по инерции на пару шагов. Он рванул себя за волосы, дико озираясь и лихорадочно тасуя факты, перебирая варианты в поисках ещё более удачной комбинации. Вколотое в вену обезболивающее что-то делало с его сознанием: он мог предвидеть будущее, но не прошлое, зато будущих было сразу несколько, они путались и здорово мешали осмысленно отнестись к тому, что творилось вокруг. Творилось что-то странное. Франц медленно и отчётливо хлопнул в ладоши: раз, другой, третий. Лотти плакала. Марта так и стояла, зажмурившись. Хаген соединил подразумеваемое «А» и логически следующее за ним «Б» и понял, что должно произойти дальше.
— Я был идиотом, — сказал он. — Спящим идиотом. Но я проснулся.
Он обернулся и решительно шагнул к Кальту. «Эй, стой!» — тревожно воскликнул Франц, подаваясь наперерез. Доктор Зима жестом остановил его. Со жгучим, неутолимым интересом он смотрел сверху вниз на маленький упрямый трактор, подкатившийся к нему вплотную.
— Что, Йорген?
— Простите меня, — сказал Хаген. — Я больше не буду скакать от вас через клетку.
— А, — удовлетворенно откликнулся Кальт. — Вас и впрямь осенило? Лучше поздно, чем никогда, я же говорил, что вы обучаемы. Правда, в основном информация приходит к вам с оплеухой, но, может быть, оно и неплохо: получать оплеухи и означает чувствовать себя живым. Так?
— По-вашему, выходит, так.
— А по-вашему?
— Теперь и по-моему.
— Молодец! Нет, в самом деле, умница техник! Приятно давать вам слова — берите, пользуйтесь, а я помогу их расставить. Или попросим помочь фрау Тоте?
Заметив непроизвольное движение собеседника, он рассмеялся. Хаген впервые слышал настоящий смех доктора Зимы: приглушенный и отрывистый, смягченный неуверенностью первой попытки.
— Ну что, Йорген? Вы так смотрите, будто хотите потребовать чего-то ещё. Никаких больше карт! Никаких поблажек. И помните — две недели!
