Мир Чаши. Дочь алхимика - Крамер Филипп (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Но и откладывать все это до конца зимы было совершенно невозможно.
— Можно слетать, — предложила девушка. — Тебе понравится.
— Я бы рад, — Гар развел руками, — но дорогу знаю только по земле. Там не все так просто, дитя, но и идти недалеко.
Они выехали сразу после завтрака, прихватив с собой оставшихся в поместье Вита и Лаки. Фердинанд, раздав задания ученикам, разумеется, тоже увязался с госпожой, не в силах пропустить такое событие.
— Зверь выбирает Всадника сразу? — поинтересовалась Жозефина, покачиваясь в седле.
— Необязательно, — отозвался Гаррик. — Зверь ищет подходящего Всадника, как сказал бы академический маг, по матрице, то есть по внутренней сути. Чувства, устремления, желания, вероятно, совпадение Узоров — вот это все, — добавил он извиняющимся тоном — мол, ваши магические штучки не разумею, объясняю как могу. Жозефина кивала — она вполне понимала, что дядя имеет в виду. Часть ищет целое; так меч ложится в ножны, сделанные для него. Так летит с письмом магический вестник, чувствуя, что вот там — цель.
— Если Небесный Зверь пробуждается и не обнаруживает рядом своего Всадника, то он отправляется искать его. Легенды говорят, что бывали случаи, когда Зверь привязывался к кому-то вроде кухарки или оруженосца, а с другой — понимаешь, Всадник должен быть Всадником, должен быть предрасположен к этому, обычный человек Зверю будет неинтересен. Если где-то рождается Зверь, значит, для него уже родился или скоро будет рожден Всадник, они действительно как половины одного целого. Правда, не всегда суждено найтись именно этой паре, и Зверь выбирает наиболее подходящего.
Девушка, обдумывая ответ, погладила подсумок на поясе, где лежало ее Яйцо Сущности. Тогда, в разгар лета, вечность назад, оно упало рядом с ее домом, как бывало в древности; нашел ли ее предназначенный ей Зверь или это просто шутка судьбы?.. Дядя заметил это и явно в утешение добавил:
— Если долго носить Яйцо при себе, сути заключенного в нем Зверя и Всадника подстраиваются, в них все больше сходства.
«…но не всегда этого достаточно», — мысленно закончила Жозефина.
— А если Зверь гибнет?
— Другого не будет, — и это она тоже уже знала. — Всадник может жить человеком, стать магом, воином, садовником, но других крыльев ему не получить. Я полагаю, это заклинание каменных птиц могли придумать именно для оставшихся бескрылыми… без своего Всадника Зверь умирает, но и Всаднику без Зверя тяжко. Многие сходили с ума или очень быстро находили свою смерть, не в силах вынести потерю.
Они одолели половину пути, поднимаясь в горы по узким, не всегда заметным тропам. Дальше коням было не пройти — справились бы разве что низкорослые и крепкие лошадки северной породы, прыгучестью и цепкостью немногим отличавшиеся от горных коз, — потому их оставили в конюшне при маленьком зимовьюшке, построенном, видимо, нарочно для идущих к Яслям. Там, присмотра ради, остались и бойцы; дядя вынул из седельной сумы ящичек с притороченными к нему кожаными лямками для ношения на плече, и троица двинулась дальше. Жозефина уходила со смешанным чувством — с одной стороны, она не привыкла ходить без своих воинов, а с другой — так замечательно было ощущать, что они и не нужны здесь, в безопасности Севера, где не был властен король и за каждым углом не прятался убийца или соглядатай.
Горный воздух наполнял грудь, на душе было хорошо, и шагалось пружинисто и легко. Не такой уж длинный пеший путь по осыпям, ведущий все выше, оказался достаточно долгим из-за несильных коротких ножек ушана и дядиного груза, забрать который, оскорбив гордость и мужество нестарого еще родича, Жозефина не решилась. Последняя тропа вывела их к немалому, два на два шага, плоско торчащему навстречу им камню. Из него поднимались и вели прямо в чело скалы две ступени.
— Пришли, — объявил дядя.
— Фантом? — поинтересовалась Жозефина.
— Да, — кивнул Фердинанд, жадно ощупывающий взглядом скалу. — Щиты, имеющие вид камня… очень интересно.
— Надо просто зайти. — Мужчина скинул с плеч ящик, ступил ногой на первую ступеньку и окинул скальную стену долгим взглядом. — Давно я тут не был… — и, припечатав ладонью по бедру, шагнул в камень.
Жозефина глубоко вдохнула. Нехорошее предчувствие глодало сердце, но ей не пристало сдаваться, она шагнула следом за дядей и попала в знакомый «кисель»; через несколько шагов он выпустил ее. Перед лицом был шершавый камень, под ногами — вторая ступенька. Вторая попытка окончилась тем же.
— Можно я? — попросил Фердинанд, и она молча отодвинулась в сторону. Ушан прошел сразу и быстро вернулся — с совершенно иным лицом: не предвкушающим, а задумчивым и умиротворенным.
— Там очень… там как на Маяке, только… Светлее, — и ушел обратно, повинуясь жесту госпожи.
Летом она бы прошла, даже не думая о возможности неудачи. Доброе, чистое место, где рождались Небесные Звери, предназначенные для благородных Небесных Всадников, не ищущих власти, пускало в себя только достойных. Не замаранных невинной кровью. Не взыскующих мести. Не касавшихся Искусства Корней. Чистых душою, как свежевыпавший и ослепительно сияющий на пиках горный снег.
Жозефина помнила, как быть такой. После Лабиринта в душе ее творился раздрай, но тогда было некогда им заниматься — были дела поважнее собственных внутренностей. Что ж, значит, придется прямо сейчас.
Она скинула плащ, дублет, плотные шерстяные штаны, вылезла из сапог рыбьей кожи и осталась на продуваемом всеми ветрами, леденящем ступни камне в одной длинной рубахе. Распустила волосы — тяжелые вьющиеся пряди легли по плечам, не добавляя тепла. Отцепила с пояса флягу и села на самом краю, переплетя ноги.
— Духам и хранителям этого места, — шепнула она, проливая хрустальную струю из фляги вниз. Плеснула воды в ладонь и умыла лицо. Кожа замерзала мгновенно, но это было не важно. Тело — всего лишь тело; сама она возвращалась туда, где были тепло и Свет.
«Свет и Покой.
Силой Даны.
Наследием матери.
Собственным желанием.
Я — возвращаюсь.
Я — хочу вернуться.
Я никогда не хотела уходить.
Примите меня, Ветви.
Не держите меня, Корни.
Приветствую, Небо.
Я — возвращаюсь».
Она медленно, не оскорбляя мерное течение ритуала, оделась, вернув на место все, кроме наследного пояса с мизерикордией. Свернув гибкую металлическую ленту в кольцо, она спрятала ее под лежащий у входа камень и шагнула на ступени.
Раз.
Два.
Камень — словно смола.
Три.
Ступени расширялись и, образуя винтовую лестницу, вели наверх, вдоль скальных стен, сплошь изукрашенных фресками. Там были юноши и девушки, мужчины и женщины в боевом облачении и в струящихся одеждах, под реющими на копьях флагами — Всадники со своими Небесными Зверями. Жозефина поднималась, жадно вглядываясь в людские фигуры, рассматривая Зверей, и недреманное эхо чувств тех, чьи руки наносили на камень грунт и краску, выписывали лица, брони, лапы, перья, витало вокруг, омывало душу, сообщая ей несуетное спокойствие и ощущение доброй улыбки. Так, овеянная прочно поселившимся внутри покоем, она и вышла на край небольшого круглого амфитеатра.
Внизу сидели и разговаривали Гар и Фердинанд. Они повернулись скорее на ощущение присутствия, чем на звук шагов.
— Прошу прощения за задержку, — произнесла Жозефина, спускаясь к ним.
Дядя перевел взгляд на ушана.
— Я же говорил, что она пройдет.
— То есть ты знал, что у меня не получится?
— Нет, — мягко поправил он, — я знал, что у тебя получится. Так или иначе.
Он оперся о свой ящик и кивнул на усыпанный песком пол.
— Погляди, вон лежат два Яйца. Одно я принес сюда, когда мне было пятнадцать, второе — спустя десять лет. Так и лежат… а то, с другого края, я раньше не видел и не знаю, чье это. Раньше всякий, кто нашел Яйцо, обязан был принести его сюда и уложить в гнездо или передать Хранителю.
Говорить, что теперь Хранителя Яслей нет, было излишним: зачем Хранитель, когда хранить — нечего.
