Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана (книга жизни .txt) 📗
Благодарю покорно.
Как-нибудь без меня…
А светлячки между тем заметно приблизились. Сначала они слились в один уже довольно крупный огонечек, словно кто-то потянул за нитку светящееся ожерелье и сгреб все бусины в горсть. А потом этот невидимый огромный кто-то снова потянул за нитку, отделяя бусины друг от друга. И начал эту нитку потихоньку растягивать. Светлячки, становясь по мере приближения все более яркими и постепенно удаляясь друг от друга, выстраивались ровным и просчитанно растянутым полукругом, а центром же этого полукруга…
Атенаис вскинула голову, чувствуя, как безудержной злой улыбкой растягивает заиндевевшую кожу на скулах.
Центром этого полукруга была Рубиновая Башня.
Нийнгааль внезапно замолчала. Ее рука, до этого мгновенья свободно лежащая на перилах, слегка напряглась — она тоже увидела.
Кольцо вокруг Рубиновой Башни уже почти замкнулось. Более того — в ночи вспыхивали все новые и новые светлячки. Они медленно, но неуклонно сужали образовавшийся круг.
— Это мой папа пришел! — сказала Атенаис с еле сдерживаемым торжеством и восторгом, ощущая себя малышкой пяти зим от роду, свято верящей в отцовское всемогущество и непогрешимость. — Теперь вам тут всем плохо будет, клянусь Митрой!
Голос старшей жрицы Деркэто вернул ее в сегодняшний день. Этот голос был скорее грустен, чем испуган:
— Ошибаешься, глупенькая. Это ему теперь будет плохо. Ну, и тебе, разумеется. И мне вовсе не надо для этого клясться своим Повелителем и твоим женихом…
***
Разрушенный оазис поджигать не стали.
Более того — все, что только могло гореть, еще ночью собрали со всей возможной тщательностью и перетащили поближе к кольцевому лагерю. А как только развиднелось, Сай опять послал своих соколов — подбирать то, что в ночной суматохе пропустили.
Это была неплохая идея — возвести в некотором отдалении от Башни, на таком расстоянии, чтобы невозможно было рассмотреть в деталях и подробностях, великое множество походных шатров из подручных материалов. Создавая тем самым у обитателей Башни впечатление, что осадила ее настоящая многотысячная армия, с которой шутки плохи, и лучше бы пойти на переговоры.
Костры, в великом множестве разведенные по периметру окружившего Башню кольца, служили той же цели, а дым и огонь не давали толком рассмотреть, что же происходит там, за линией костров. Вот и рыскали все, свободные от вахты по поддержанию огня, в поисках топлива для него же.
Больше-то все равно делать ничего не оставалось…
— Ну и как?
Можно было бы и не спрашивать — подошедший Квентий раздосадовано сплюнул прямо в костер. Ощерился:
— Бесполезно! Перед самой рванью он выл и корчился, словно безумный, а сразу за ней лишился чувств и стал задыхаться, точно выброшенная на песок рыбина. Пришлось обратно тащить, хорошо еще, что веревку длинную привязали… Да и то — откачали с трудом.
Рванью неширокую полосу красно-черного песка, замыкавшую башню в неровный круг, еще ранним утром Сай обозвал. Присвистнул длинно, как только хоть что-то разглядеть сумел, и тут же и обозвал. Название прижилось. Действительно, как же еще называть эту странную полоску, на которой вроде бы обычный красно-черный песок не лежит ровными и привычными барханами, а словно бы разорван и раздерган на многочисленные мелкие кучки-комочки? Словно и не песок это вовсе, а накипь на малосъедобном вареве нерадивой кухарки! Рвань, да и только!
Изможденный старик, единственный выживший из Ахлата, утверждал, что через эту полосу внутрь не способен пройти ни один мужчина. Только Жрицы и их служанки имеют право свободно входить и выходить за пределы Рубиновой Башни. Мужчина же оказаться внутри Башни может одним единственным способом — для этого ему надобно там родиться. А выйдя — вернуться уже не сможет.
Сперва старику не поверили, посчитав его либо лгуном, либо безумцем. Но старик клялся, что это воистину так, и что ни один мужчина не может попасть в башню снаружи живым. Более того — даже просто подойти к ее подножию не сможет. Он плакал и кричал, что отдал бы все сокровища подлунного мира за возможность вернуться, потому что сам он был оттуда, из этой проклятой всеми богами Рубиновой Башни.
Он был сыном какой-то давно уже, наверное, скончавшейся от старости младшей жрицы, и провел в Башне почти два десятка восхитительнейших зим, прежде чем был изгнан за какое-то теперь уже всеми давно позабытое прегрешение.
Впрочем, если вспомнить рассказы Закариса о своей незабвенной сестренке, то мамаша этого дряхлого безумца с клочковатой седой бороденкой до сих пор вполне могла пребывать в добром здравии, да и выглядеть при этом — куда моложе собственных внуков.
Конан поверил старику сразу, как только чуть рассвело.
Слишком уж уверенно вели себя обитатели упрятанной в скалу башни — никакой тебе суетливой паники, никаких спешных приготовлений к отражению вполне вероятной атаки. Несколько молоденьких служанок даже довольно долгое время торчали на нижнем балконе, до которого разве что самый ленивый и слепой на оба глаза лучник дострелить не сумеет. А этим хоть бы что — торчали себе, разглядывая сверху воинов, хихикая да шушукаясь, пока властный окрик откуда-то из недр Башни не загнал их обратно внутрь.
Но и потом в окнах нет-нет, да мелькали светлые пятна чьих-то лиц. Не испуганно мелькали — скорее, любопытствуя. И Конан мог поклясться — хотя, конечно, с такого расстояния не разглядеть, — что на лицах этих улыбочки самого ехидного свойства.
Не боялись обитатели этой Башни атаки конановских молодчиков. Совсем не боялись.
Они даже не стреляли в тех, кто попытался подойти к основанию башни вплотную. И расплавленную смолу на головы наглецам не лили. Хихикали только втихаря, наблюдая сверху, как буквально в шаге от полосы рваного песка ноги наглецов сами собой начинают выписывать разнообразные кренделя, отказываясь нести своих хозяев вперед. Куда угодно, в любую сторону, можно даже сразу назад — но только не вперед.
Саевские соколы были ничуть не менее упрямы, чем конановские драконы. И отступать никто из них первым не собирался. Понаблюдав за их бестолковыми попытками с хороший поворот клепсидры, Конан сам прекратил это безобразие приказом.
Больше всего в бессмысленности этих попыток его убедило то обстоятельство, что за все это время сверху не прилетело ни одной стрелы — более того, никто даже не удосужился вылить на головы атакующим содержимое ни одного ночного горшка! Да и лиц в окнах существенно поубавилось — обитателям замка явно прискучило однообразное развлечение.
Опытным путем к тому времени все убедились, что ступить на рвань не получается ни у кого и никаким образом. Ни обычным шагом, ни бегом, ни на четвереньках, ни даже ползком.
Подворачивались ноги, слабели и подгибались руки, дикой болью скручивало живот, а чувства смешивались в невнятную кучу и куда-то уплывали. А потом человек обнаруживал себя торопливо идущим (ковыляющим, бегущим или ползущим) в противоположную от Рубиновой Башни сторону.
Самые горячие из саевских соколов уже поговаривали о том, что неплохо было бы проверить на прочность каменные перила опоясывающего башню нижнего балкона, так соблазнительно нависающего всего-то в каком-то жалком десятке человеческих ростов — чуть ли не прямо над головами атакующих! Можно было даже со стенолазным приспособлением, помогшим штурмовать дом Нийнгааль в Сабатее, не напрягаться — узкие сквозные прорези и декоративный рельеф балюстрады до предела облегчали задачу. Достаточно привязать три-четыре десятка веревок к трем-четырем десяткам стрел и заставить десяток лучников выстрелить три-четыре раза, целясь в эти самые прорези — и походные штурмовые лестницы готовы! Подняться по такой любой из драконов сумеет быстрее, чем самый торопливый жрец прочтет самую короткую благодарственную молитву.
Конан осмотрел балкон, стены и рвань, нахмурился и запретил.
