Лестница в небо - Федорочев Алексей (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Наверное, то, что законнорожденный, подразумевается по умолчанию?! — пытаюсь возразить.
— Нет. Там дословно — ближайший совершеннолетний одаренный родственник мужского пола! Всё! Юридически ты теперь совершеннолетний. В те времена, кстати, совершеннолетие тоже в шестнадцать наступало, так что вообще не придерешься. Других сыновей, кроме Михаила и тебя, насколько известно, у Павла нет. Про уровень твоего дара я вообще молчу. Единственное, чего тебе не хватает при таком варианте, — это подтвержденного отцовства князя.
Новость оказалась… непонятной. И с ходу в голове не укладывалась. По крайней мере однозначно свое отношение сформулировать я не мог.
— И что, вам прямо так и выдали всю эту информацию? Между делом и мимоходом?! — наконец отмираю от раздумий.
— Будешь смеяться, но так и было. Дедок этот — профессор гражданского права, всю жизнь в университете преподавал, сейчас уже на пенсии. Контору его сын открыл, вот он там иногда и подвизается, — пояснил Алексей. — А речь об этом зашла, когда обсуждали пункт о детях. Про наших гипотетических детей вам неинтересно будет, а вот у Потемкиных в середине девятнадцатого века был прецедент, когда император утвердил регентом и временным главой родового союза Потемкиных байстрюка от крепостной девки в обход братьев бывшего главы, ссылаясь именно на этот пункт родовой грамоты. Тот, конечно, не сам по себе был, за ним другие люди стояли, но факт есть факт: двенадцать лет, пока наследнику не стукнуло восемнадцать, сын мельничихи управлял кланом. Хреново управлял, потому что самого его никто к такому не готовил, он даже не особо грамотный был, зато хватило ума сжить со свету большую часть семьи, что могла ему помешать. На юридическом этот случай приводят как пример неправильно составленного родового устава.
— И что, никто этот пункт с тех пор так и не поправил?
— Есть большая вероятность, что нет.
Еще раз зависаю, но в голове один мат. Только сейчас доходит, что кое-кто может строить планы с учетом этого фактора!
— Охренеть! Выпиливать Потемкиных когда пойдем? — неудачно шучу я, пытаясь сбросить напряжение. Неудачно, потому что никто не смеется, а вопрос воспринимают как отмашку на обсуждение программы действий.
— Нужно, чтоб тебя признали: послезавтра надо будет произвести на Потемкиных хорошее впечатление… — осторожно начинает Борис.
— Старшего валить сразу нельзя, хорошо бы, чтоб он тоже тебя признал… — задумчиво продолжает Шаман. — Затягивать тоже не стоит. Работай под сердечный приступ. Надо будет найти тела, чтоб потренироваться. Это мы с Олегом обеспечим! — кивает он в сторону Земели.
— Не вопрос! Мишке сколько? — подхватывает Земеля.
— Какому Мишке? — в полном отпаде спрашиваю я, пытаясь понять, пора уже просыпаться или нет.
— Брату твоему, — уточняет Земеля.
— Ему двенадцать под Новый год исполнится, — вместо меня отвечает Борис.
— Шесть лет до совершеннолетия?.. Хуже, конечно, чем двенадцать у того бастарда, но тоже срок. Нам хватит.
Честное слово, если б у них разом выросли рога и копыта, я бы меньше был удивлен, чем сейчас. Впрочем, какое там «удивлен» — я тихо охреневал! Тихо, потому что слов не находил, а то бы охреневал громко. Вдоволь налюбовавшись ошарашенным выражением моего лица, эти… эти нехорошие люди… начинают ржать.
— Повелся! — От хохота Шаман стукается затылком об стену. — Он точно повелся!
Земеля в ответ кивает, стукнув кулаком о кулак Алексея. Борька прячет лицо в ладонях и просто тихо трясется.
— Вы!..
— Мы, мы!
Облегчение настолько велико, что я тоже начинаю смеяться. Розыгрыш получился шикарный, подловили черти круто. Отпускает нас только через несколько минут, в течение которых мы безуспешно пытаемся успокоиться.
— Посмеялись и хватит. — Шаман отдышался, как после забега, давя довольную улыбку.
— Круто вы меня разыграли! Еще и учебник приплели, я ведь поверил!
— Егор! Про учебник мы не шутили! — абсолютно серьезно говорит Олег, заставляя меня вновь зайтись в смехе.
— Не-э-эт! Второй раз не поймаете!
— Егор! Еще раз говорю: мы только насчет выпиливания пошутили, все остальное — чистая правда! На, сам почитай! — Земеля достает из ящика стола книгу и открывает заложенную страницу, где действительно описывается рассказанный случай. По мере чтения желание смеяться у меня пропадает начисто. Пробежав текст по диагонали, откладываю увесистый том — позже изучу внимательно. В свете полученной информации переосмыслить придется многое.
— Все это к чему было: «Фаворит», если он работает на княгиню, опасен! Твое возможное признание, пока Михаил не вырос, его матери невыгодно.
— Да уж… Вы всерьез думаете, что такой сценарий возможен?
— Если смотреть трезво — они сто раз с тех пор пересмотреть устав рода должны были. Только кто ж нам даст его почитать! Но вот дедок-юрист почему-то уверен, что ничего не меняли.
— Устав так просто не пересмотришь, — вмешивается Борис, — я покопаюсь потом в нужной литературе, чтобы точнее сказать, но там обычно кучу условий требуется выполнить.
— Вроде чего?
— Самое очевидное — разрешение императора. Согласие основных союзников может потребоваться. Хорошо бы узнать, что за профессор с вами разговаривал: может, частным образом консультацию получить? Тогда и рыться в архивах не понадобится.
— Сомов Аркадий Эммануилович. Вот, визитку мы прихватили. — Алексей вытаскивает из визитницы прямоугольную картонку с данными дедка и через стол отправляет ее к Борису. — Хорошая идея, кстати, с консультацией! Предлагаю так и сделать. А его воспоминания потом подправить, на всякий случай.
— Не выйдет, — огорчаю я пилота, — мой предел — пятнадцать минут, которые просто стираются из памяти.
— Тоже вариант. Но тут тебе самому виднее, как это провернуть.
— Хорошо, подумаю.
— У меня еще тут мысль появилась, — добавляет Олег, — место, где разместились эти фавориты, мы теперь знаем. Как насчет того, чтобы им в ответ самим пару жучков посадить?
— А кто слушать их сутками напролет будет?
— Можно инвалида какого-нибудь нанять. Вон у майора Окунева, которого ты сманил, отец в коляске уже много лет сидит, чем не вариант? И мы в курсе, и человек при деле.
— Если только так…
— А чего нет-то? Мне почему-то кажется, что если вы послезавтра на приеме столкнетесь, то много чего интересного всплыть может.
— Ладно, согласен. Только тогда надо быстро это провернуть, у нас, по сути, один завтрашний день и остается на все.
— Принято. С утра займусь. Теперь вроде все?
Мы с Борисом уезжаем домой изрядно озадаченными. Получив титул (кажется — так давно, а на самом деле и полгода не прошло), я твердо знал, что это — мой потолок, все надежды на дальнейшее возвышение связывал с государственной службой. У меня уже и хороший план был, и родичи озадачены. Получилось же в свое время у Милославского вылезти на самый верх, почему бы и мне похожий финт не провернуть?
Теоретически была еще возможность заключить брак с какой-нибудь клановой, как это собирается сделать Митька, но у него и обстоятельства другие — он графский титул деда унаследует, и с происхождением у него все в порядке, в отличие от меня. Да и мысль жениться на той же Машке не вызывала у меня восторга. Чтобы такой мезальянс пошел моей репутации не в минус, а в плюс — одного статуса друга семьи будет мало. Придется либо опять же добиться каких-то должностей или капиталов, что я и так собирался делать, либо заставить Марию влюбиться в меня без памяти, чтобы уже она эту идею родне продавила. При полном отсутствии у меня даже подобия романтических чувств к мелкой последний вариант вызывал исключительно отвращение.
А вот теперь получается, что есть еще и зыбкий третий шанс. Зато разом — из пешки в ферзи. Уж не это ли собирались или до сих пор собираются провернуть церковники? Информация хоть и общедоступная, но сейчас, по прошествии почти двухсот лет с момента последнего инцидента, воспринимается скорее как исторический курьез, чем реальное положение вещей. И никому кроме узких специалистов и в голову не может прийти, что такой финт до сих пор возможен. Я бы, по крайней мере, на месте того чудом выжившего при сводном братце наследника первым делом из родового устава постарался бы этот пункт выкинуть или исправить. Но раз и Борька, и этот болтливый профессор-консультант считают, что родовой устав до сих пор мог сохраниться в прежнем виде — причин не верить им у меня нет.
