Голос во тьме (СИ) - Танго Аргентина (лучшие бесплатные книги txt) 📗
«Очень давно», — комиссар сжал руками голову. «Очень долгая жизнь», — сказал пироман; и насколько долгая, черт подери?! Сколько ему лет? Сколько нужно, чтобы создать все то, о чем говорил Редферн — ведь прежде чем делать, надо сперва узнать, что и как использовать, и против кого, и сначала образцы, потом производство…
«Фабричное производство амулетов против нежити, — с тоской подумал Натан. — Матерь Божья!..» — и полез за виски.
Легче не стало. Как с этим связан Лонгсдейл? Родственник Редферна, гм… может, консультант, узнав, что приключилось с родичем, познакомил его с остальными охотниками? А Редферн (отнюдь не дурак) освоился и давай совершенствовать систему? Единственное, что царапало Натана в этой складной версии — это слова пиромана «Вы соберете мне армию». Мне! Ему лично, что ли? Не похоже. Таких фанатично верующих борцов за идею Натан повидал еще в молодости, даже до армии — один продолжал проповедовать про свободу Риады (тогда еще Кантамора, провинции Дейрской империи), уже стоя под виселицей. Тогда почему «мне»?
«И почему я?» — тяжело вздохнул Бреннон и потер запястье. Ишь, вцепился! Аж синяки проступили. Но, черт возьми, Лонгсдейл ведь не помнит о себе ничего! Может, это Редферн его узнал и нашел? Тогда чего шарахается? Может, они поругались, и пироман в пылу дискуссии что–то сотворил, отчего теперь Лонгсдейл такой отшибленный?
«А может быть», — решил Бреннон. Ведь других консультантов он не видел и не знал, какие они. Может, его идея насчет того, что кто–то делает их из обычных людей, неверна? Вон, и ведьма сразу в ней усомнилась. В конце концов, это ж кем надо быть, чтобы до такого додуматься!
Бреннон наконец ощутил покой в смятенной душе, завинтил фляжку и сунул под бумаги в ящик стола. С какого хрена пироман решил, что именно комиссар станет идеальным вербовщиком — для Натана так и осталось загадкой, и сейчас он не хотел над нею думать. Он наконец взял отчеты практикантов, которых Кеннеди послал рыться в архиве. К чести молокососов, потрудились они на совесть. Бреннон уже сосредоточился на чтении, когда в дверь к нему робко поскреблись, и дежурный доложил:
— К вам мистер и миссис Шеридан.
Маргарет опустила книгу и задумалась. Энджел оставил ей целую стопку, пометив закладками, сколько она должна прочесть к его возвращению, но мысли девушки блуждали далеко от азов алхимических формул. Она думала о мистере Лонгсдейле.
То, что рассказал ей Энджел, многое объясняло. Если в результате процесса превращения в охотника человек теряет память, то… то… то зачем его вообще проходить?! Маргарет поежилась. Она бы ни за что не согласилась! Ни за какие плюшки! Но раз мистер Лонгсдейл согласился, то, значит, тот, другой, — и есть человек, которым он раньше был. И этот человек… и то, чем он согласился пожертвовать… Ох, если бы она только знала тогда! Сама мысль о том, какую жертву этот человек принес, вызывала у Маргарет бесконечную нежность к нему.
«Но он не исчез, — нахмурилась мисс Шеридан. — Он все еще здесь. Почему? Что–то пошло не так? Или Энджел в чем–то ошибается?»
Он так отчаянно хотел дозваться! Этот человек хотел вернуться, Маргарет чувствовала, знала — он с такой тоской смотрел на нее в те доли секунды, что у него оставались!
«Может, Энджел сумеет ему помочь? Если он знает о процессе, то наверняка сможет понять, как его обратить — ну или хотя бы вернуть воспоминания».
Ей стало неуютно. Она не могла вспоминать одновременно и мистера Лонгсдейла, и Энджела — чувства, которые она испытывала к ним двоим (одновременно!), ее смущали. Хотя раньше ее ничуть не трогало, сколько молодых людей за раз теряли голову в ее присутствии. Возможно, потому, что они не вызывали в ней ничего похожего на то, что она испытывала к Энджелу или тому, другому.
— Маргарет? — раздалось за дверью. — Я могу войти?
— Да, да, конечно! — нервно откликнулась девушка, схватив книгу. Но когда Энджел вошел, Маргарет мигом забыла об алхимии и встревоженно вскричала:
— Боже мой, что с вами?! Вам нездоровится?
Наставник сел на край кровати и сгорбился. Он был усталым и бледным, без сюртука, жилета и даже без галстука, и в голове девушки мелькнуло на миг, что это неприлично — но тревога мигом вытеснила всю эту чушь.
— Что случилось? — спросила мисс Шеридан, касаясь его руки.
— Я сказал вашему дяде, — невнятно пробормотал Редферн.
— О чем?
— О нежити, о том, что консультантов не хватает, что… — Энджел прерывисто вздохнул и рассказал ей все. — Это тяжело, — глухо закончил он. — Тяжело говорить об этом.
— Почему? — ласково спросила девушка.
— Не знаю, просто тяжело. Трудно говорить о вещах, о которых я столько лет всегда думал в одиночку, — Энджел взял ее руку и прижал к груди; в ладони Маргарет отдавался частый стук его сердца. — Они всегда со мной, эти мысли, но я не привык ни с кем их делить, потому что… потому… да кто бы стал слушать? — он вздохнул. — Я даже не уверен, что ваш дядя понял, отчего я вдруг доверил ему… — Энджел потер лоб. — Да я сам не до конца понимаю, почему именно он.
— Ну, дядя умеет внушать доверие. К тому же вы ведь говорили, что наблюдали за ним и потому сочли подходящим, — Маргарет задумалась. Вообще, конечно, сказать трезвомыслящему комиссару полиции, для чего Редферн считает его подходящим — это испытание не для слабых.
Энджел сбросил туфли, взобрался на кровать и растянулся на покрывале. Мисс Шеридан смущенно укуталась в шаль, откинулась на подушки, натянула одеяло повыше. Как бы еще объяснить наставнику, что его поведение — просто ужасно непристойно?
— Но вам бы все равно пришлось ему сказать, если вы хотите его привлечь к вашей организации. Тем более, что в ней пока никто, кроме вас, не состоит.
— Да, — пробормотал Энджел. — Конечно… то есть как бы еще он узнал, верно? — и уложил голову Маргарет на плечо. Как будто так и надо! Но не спихивать же его теперь…
— Как он это воспринял?
— Не знаю, я ушел.
«Убежал», — подумала Маргарет, и что–то внутри шепнуло: «Ко мне». Но девушка постаралась поскорей заглушить постыдное чувство самодовольного превосходства. Пушистые завитки на затылке Энджела щекотали ей шею, и это было приятно, и очень–очень неприлично. Маргарет была совершенно уверена в том, что ей следовало немедленно присечь такое безобразие, вознегодовать, как положено добродетельной девушке, и… и… но ведь приятно же!
— Останьтесь со мной, — вдруг сказал Редферн.
— Что?
— Останьтесь со мной, — повторил он, — здесь, в моем доме.
— Но я не могу! — в смятении воскликнула Маргарет. Она вдруг очень остро осознала, что Энджел лежит на ней, прижимая своей тяжестью к постели, склонив голову ей на плечо, и их разделяет только одеяло.
— Но почему? — наставник поднялся, опираясь на локти, и навис над ней. — Моей ученицей! Вы же сами хотели!
— А как же мама и папа? И мои братья? Что я скажу им? Или вы думаете, что я молча их брошу, просто оставшись здесь?
Энджел сел.
— Мама и папа, — пробормотал он. — Вы их так любите?
— Да, — изумленно сказала девушка. — А вы своих разве не любили?
— Нет, — ответил Энджел.
«Почему?!» — едва не вырвалось у Маргарет, но она прикусила губу. Его тон исключал дальнейшие распросы. Он отвернулся, и мисс Шеридан принялась ласково его уговаривать, как обиженного ребенка:
— Энджел, сейчас вы хотите, чтобы я осталась, но жить все время под одной крышей и встречаться время от времени — это совсем не одно и то же. Спасибо, я благодарна вам, но ваш порыв пройдет, и что тогда?
— Порыв? — горько спросил он. — Вы думаете, я делаю что–то, потому что у меня порыв? Мне, по–вашему, шесть лет?
— Энджел, поймите же, ведь я не смогу вернуться домой, если… потому что девушка, которая без брака уходит жить к мужчине — это падшая девушка. Неужели вы не понимаете?
— Ясно. Пятно на вашей чести, добром имени семьи, осуждение соседей и общества.
— Вот, вы же понимаете.
