Сладкозвучный серебряный блюз. Золотые сердца с червоточинкой - Кук Глен Чарльз
– Твоего дружка Плоскомордого порезали вдоль и поперек, сейчас он в больнице.
– Бывает. Такую уж он избрал профессию. – Морли, который сам не брезговал темными делишками, а потому нередко рисковал собственной шкурой, одарил меня мрачным взглядом исподлобья, оторвавшись наконец от лицезрения Амбер. – И что с ним случилось?
– Толком пока не знаю. Приперся пешком откуда-то из загорода. Врачи все удивляются, как он сумел дойти, но ты же знаешь – Тарп слишком упрям и туп, чтобы умереть. Полагают, что он вряд ли выживет.
– На то они и врачи, чтобы сомневаться. А зачем его вообще понесло за город?
– Я думал, ты знаешь. – Морли как-то странно посмотрел на меня. – Вчера вечером он ушел рано. Заявил, что у него дела и что ты его рекомендовал.
– Я? с какой стати… Проклятье! Я бегу в больницу. – У меня по спине поползли мурашки. Амиранда, больше некому.
– Я с тобой. Не помешает размяться. – Мир должен перевернуться, чтобы Морли Дотс признал, что у него есть друг.
– Послушай, Гаррет, – прошептала вдруг Амбер, когда Морли направился к двери.
– Это важно?
– Для меня – да.
– Хорошо. Морли, подожди, пожалуйста, за дверью. Ну, в чем дело?
– Мой брат утром вернулся домой. Похитители его отпустили.
– Замечательно.
– Выходит, домина заплатила выкуп.
– Весьма вероятно. И что с того?
– Значит, кто-то разжился двумя сотнями тысяч золотых марок, принадлежащих, между прочим, моей семье! Деньги, которых как бы нет. Ты смог бы их отыскать?
– Можно попробовать, если захотеть. Такая сумма в руках любителей неизбежно оставит след, как взбесившийся мамонт. Главная сложность будет состоять в том, чтобы опередить всех прочих любителей наживы.
– Помоги мне, Гаррет. Половина денег твоя.
– Погоди, подружка. Это называется лезть на рожон, не имея за спиной…
– Скорее всего, это мой первый и последний шанс заполучить достаточно крупную сумму и сбежать от матери! Если я добуду деньги до того, как она вернется, то смогу спрятаться так, что ей никогда меня не найти. Насколько я понимаю, тебе сотня тысяч марок тоже не повредит.
– Разумеется.
– Кроме того, – прибавила девушка, соблазнительно изгибаясь, – ты получишь не только деньги.
– Ну да, ну да. Знаешь, мне надо пораскинуть мозгами, определиться, чего я хочу и что должен делать. А в настоящий момент я тороплюсь к другу, который умирает на больничной койке. С ним надо повидаться, пока он еще жив.
– Конечно. – Судя по ее тону, Амбер отнюдь не считала, что дружба налагает на человека определенные обязательства. – Я приду завтра, если сумею удрать от Коуртера и его присных. Послезавтра уж точно. Кстати, почему бы тебе не устроить твоему старичку выходной? – Она игриво улыбнулась.
– Подумаю.
– Уж подумай. – Девушка хихикнула.
– Ладно, ступай, – проговорил я, похлопав ее пониже спины. – Морли наверняка места себе не находит. – Проводил ее до двери и встал рядом с Дотсом на крыльце, наблюдая, как она уходит.
Дин захлопнул за мной дверь и принялся задвигать засовы. Наверняка подслушивал, мерзавец. Совсем от рук отбился – сколько ни ругай, с него все как с того самого гуся вода.
– Где ты их находишь, Гаррет? – поинтересовался Морли.
– Нигде. Сами находятся.
– Не ерунди.
– Чистая правда. Я сижу дома этаким жирным пауком и заманиваю их к себе в сети. Потом демонстрирую все свое обаяние, и они теряют сознание и падают в мои объятия.
– Гаррет, эта девица не из тех, кто теряет сознание. И та, что была с тобой на днях, – тоже. Штучки с Холма, верно?
– Насчет Холма ты прав, а штучками я бы их не назвал.
– Как скажешь. – Морли вздохнул. – Слушай, а почему такие девицы никогда не заглядывают ко мне?
– У тебя своих хватает. Кстати, на эту заглядываться не советую, иначе можешь нарваться на неприятности. Ее мамаша – Владычица Бурь.
– Очередная мечта не выдержала столкновения с грубой реальностью. Жаль, очень жаль. Ну что, пошли в больницу? Что там могло стрястись с Плоскомордым?
12
Больница «Бледсо» существовала на средства, выделяемые из казны, по причине чего в нее принимали всех подряд. Однако с теми, у кого были деньги, обращались, естественно, гораздо лучше. Очевидно, это свойство человеческой натуры. Признаться, порой мои собратья вызывают у меня отвращение.
Поначалу нас никак не хотели пускать. Мол, пациент в крайне тяжелом состоянии и все такое прочее. Наконец кому-то бросилось в глаза, что меж пальцев настойчивого посетителя зажата золотая монета; я не преминул намекнуть, что в случае благоприятного исхода монета перейдет в другие руки, и отношение персонала волшебным образом изменилось. В мгновение ока мы с Морли очутились в палате Плоскомордого, а у койки столпилась целая орава врачей и медсестер.
Плоскомордый выглядел ужасно. Мертвенно-бледный, словно потерял несколько галлонов крови… Когда врачи закончили, он не то чтобы стал выглядеть лучше, однако задышал ровнее. Я оделил лекарей золотом и показал, что у меня при себе еще пара-тройка монет, которым, вполне возможно, захочется составить компанию остальным.
Минул час-другой. Плоскомордый не произносил ни слова, только дышал. И то хорошо; значит, смерть понемногу отступает.
– Если я опущусь настолько, что попаду сюда, – прошептал Морли, – сделай одолжение, перережь мне глотку, чтобы я не мучился, ладно? – Морли Дотс панически боялся заболеть. Когда вернемся домой, он на протяжении нескольких недель будет поглощать в удвоенных количествах всякие листочки, корешки и травки…
Впрочем, больница действительно производила гнетущее впечатление. Рай она не напоминала ни в малейшей степени. Здесь содрогнулся бы от ужаса даже вампир, а ведь мы побывали всего-навсего в палате для умирающих. Что же касается, к примеру, палаты для умалишенных, ее наверняка строили по тому же плану, что и темницы преисподней.
Интересно, зачем Плоскомордый приперся в «Бледсо»? Ну да, он не финансовый магнат, но и далеко не нищий.
После операции никто из персонала в палату не заглядывал, появился только священник – пожалуй, единственный приличный человек изо всех, кто работал в больнице. Я кое-что про него слышал. Глава одного из наиболее диковинных и таинственных из нескольких сотен танферских культов. Войдя в палату, священник приблизился к неподвижной горе мышц, именовавшейся Плоскомордым Тарпом. Даже в таком состоянии Тарпа, словно льва или мамонта, окружала некая аура благородства. Отличный парень, которого хорошо иметь в друзьях и с которым нежелательно ссориться; прост, силен как бык и заслуживает полного доверия.
– Его уже причастили?
– Не знаю, святой отец.
– Каким богам он молится?
– Не могу сказать, – ответил я, отогнав искушение съерничать. – Кстати говоря, причастие нам ни к чему. Он не собирается умирать, иначе бы мы тут не сидели.
Священник прочел то, что было написано на табличке в изголовье кровати.
– Я помолюсь за него, – проговорил он, слабо улыбнувшись. – От молитвы вреда не будет, тем более для живого. – И пошел дальше, к тем, кто нуждался в утешении, оставив меня гадать, не свалял ли я дурака.
Придя в себя, Плоскомордый подал голос далеко не сразу.
– Гаррет, – прохрипел он вдруг, – напомни мне, чтобы я впредь держался подальше от твоих баб.
Я пробурчал что-то себе под нос.
– В Кантарде меня прикончили наполовину, а вчера чуть не укокошили наверняка.
– Ну да… Какого дьявола ты приперся сюда? Если у тебя хватило сил добраться до города, почему ты не пришел ни к кому из знакомых?
– Гаррет, я здесь родился. Мне втемяшилось в башку, что я помираю и что отдавать концы надо там, где все начиналось. Честно говоря, я плохо соображал.
– То-то и оно, остолоп несчастный. Ладно, как бы то ни было, ты будешь жить, несмотря на все старания тех, кто тебя приласкал, и свои собственные. Тебе хватит сил, чтобы рассказать, что произошло?
