Дождь в полынной пустоши (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги без регистрации полные версии txt) 📗
− Семья?
− Была. Дочка, муж. Все как у людей.
− Одевайся. Подходишь.
Женщина по своему поняла, кому на самом деле придется служить. Впрочем и не ошиблась.
ˮВозражения?ˮ
ˮНикаких.ˮ
ˮДаже не любопытно?ˮ
ˮЯ здесь одиннадцать месяцев. У меня никого нет помочь.ˮ
Такой диалог мог вполне состояться. Но к чему он? Слова порой излишни.
− Мор? - уже вслух спросил Колин.
− Тоджи, − безразличен ответ. Переболело. Растворилось в безвременье. - Тяжко одной. Продала дом, в город подалась. Думала устроюсь. Лавку купила. Не получилось.
Колин исправно заплатил выставленную за арестантку сумму, накинув сверху штивер. Писарь расстарался и оформил бумаги одним чохом. Выкупную, наемную и жалованную.
− Ежели что..., − подобрел клирик, от принятой щедрости. - Завсегда с уважением.
ˮКанцлер настаивал на двух,ˮ − высматривал унгриец вторую кандидатку. Сам прошелся вдоль решеток и протянутых к нему рук.
− Саин монетку, монетку мне. Хлебца куплю. Хлебца.
− Меня заберите! Все умею!
− Саин все что прикажите. Не пожалеете!
− Дите у меня саин. Помрет здесь без свету!
Та, что заинтересовала, не лезла вперед, жалась в уголку.
ˮНу, надо же! Морская жемчужина среди россыпи речных. И таких тут две. Я и она!ˮ
Унгриец сдержал ухмылку. У арестантки шрам над бровью. Тонкий и короткий. Скорее метка, чем шрам.
ˮСлужить не будет. Подмахивать не станет. В воровки не пойдет,ˮ − отметал Колин малые перспективы заключенной обрести долгожданную свободу.
− А это кто?
− Которая?
− Вон та, со шрамом.
− Йоррун. Акробатка. Из цирка. Хозяин разорился, сбежал. Долг на них повесили. Теперь все туточки обретают. Полгода уже, − охотно пояснил Филло. - Дикая.
− И что? Не объездили?
− Давно бы. Только на нее саин Сейсил заглядывается.
Вопрошающий взгляд унгрийца подвигнул к разъяснениям.
− Рикордер. Он с бейлифом накоротке. Вот и не трогаем от греха подальше. А так ужо бы по разочку прокатились.
− Приведи, посмотрю.
С тюремщиками приятно вести дела. Никаких бюрократических волокит или завышенного мздоимства.
Акробатку Колин смотрел в той же комнате.
− Чем публику забавляла?
− Выездка. Ножи в мишени кидала. Из лука стреляла.
− Ну-ка, − Колин вытянул из рукава альбацету. Ей резать − уметь надо, а уж метнуть - мастерство первейшее.
Приняла за ручку, подбросила, перехватила за лезвие... Металл задребезжал в дереве.
− Откуда будешь?
− Из Баррика.
С оружием молодец, а врет неважнецки. Без души.
− Со мной пойдешь.
Та не соглашаясь, замотала головой. Грива волос - действительно грива, рассыпалась по плечам.
− В бордель - нет. И с вами не лягу.
ˮГлянь-ка какая порядочная.ˮ
− А туда?
За стенкой к скрипам примешалось женские вскрики. Вряд ли от большого удовольствия.
− Лучше руки наложу.
− Уже пробовала?
Напряженное молчание. Когда хочется грубить, но осознаешь, лучше не стоит. Потом как лучше.
− Попробуй.
− Что попробовать? - сделалась не понятливой Йоррун.
Колин выдернул нож из двери и протянул.
− Руки на себя наложить. А я посмотрю.
Девушка стиснула нож. Обратный хват. Снизу вверх мазнет, что рыбу выпотрошит.
ˮПривычка у публики, за нож по-блядски хвататься? То Агесс, теперь эта,ˮ − не одобрил Колин уловку. − ˮА вот все остальное....ˮ
Душевного смятения за акробаткой не наблюдалось. Во всяком случаи внешне оно не проявилось.
− А не получится? - усомнился в успехе унгриец, но отметил выдержку циркачки.
− Получится, − убеждена девушка.
− И выйти сможешь?
− Выйду, − уверена Йоррун.
− Докажи, − Колин кивнул на зажатый в руке акробатки нож.
Просить и уговаривать не пришлось. Арестантка сменила хват на прямой и резво атаковала унгрийца в плечо.
Легкий упреждающий удар в горло открытой ладонью сбил дыхание.
− Так понимаю хотела испугать. Напрасно. Давай по серьезному. Не прялку держишь.
Йоррун сердито стрельнула глазами - зря про прялку сказано - и повторила нападение, целясь в лицо.
Уклон с жестким встречным, в середину грудины, откинул арестантку к стене. Лицо девушки сделалось красным, она отрывисто задышала.
− Ни то, ни се. Еще раз! - потребовал Колин. − Больше задора на выходе.
Никаких чувств или эмоций. Злой выдох. Не менее злой взгляд и стремительный змеиный выброс лезвия.
Колин чуть повернулся от смертоносной стали....
Акробатка отлетела в угол, зажимая разбитый нос. Глаза слезились, кровь потоком залила одежду. В голове гудело, окружающее плыло и раскачивалось.
− Лично меня, не убедила. В том что выйдешь. Потому..., − Колин подобрал выпавшую альбацету, − мне нужна служанка для девочки десяти лет.
− Я неграмотная, − прогундосила Йоррун, хлюпая разбитым носом. Унять кровотечение, запрокинула голову назад.
− А грамоте не ты учить будешь.
− Тогда чему?
− Чему сама научилась, тому и научишь.
− Зачем ей? - удивленный и испытывающий взгляд. Не обманываешь?
− За тем же, зачем и тебе. Пригодиться.
− Угу, − согласилась циркачка.
Он помог подняться, слил воды и предложил платочек. Девушка без особого недружелюбия приняла помощь.
− Я не всегда добрый, − предостерег унгриец Йоррун от глупостей. Глупости они такие, приходят в голову непрошенными, осложнить жизнь себе и другим.
Без больших доплат - пара штиверов не деньги, оформили надлежащие бумаги на циркачку и Колин вывел приобретения под чистое небо. Нумия с радостью вдыхала сырой холодный воздух осени. Йоррун это удавалось труднее. И дышать и радоваться.
Отыскать на Зеленой Версте лекаря легче легкого. В глазах пестрит от вывесок. Здесь и ,,Микстуры от Дизоньеˮ и ,,Порошок Вечностиˮ и ,,Круг Медициныˮ и еще множество других. Колин выбрал ,,Сад Мандрагорыˮ. На окне лавки кустик земляники с красными ягодами. Человек выращивающий землянику осенью не бесталанен.
− Осмотри. Обеих.
− ???
− Хвори, вши и срамные болезней. И нос за одно.
Через двадцать минут лекарь доложился.
− Обе завшивели, а так здоровы. По-женски все согласно их породе. Молодая еще девица, − и скорчил такую мину, словно ему за эту новость полагалось доплата.
С носом пришлось повозиться. Пальцами вправил переломы. Намотав на пинцет чистых хлопковых прядей облил воском, остудил и ввел в ноздри, зафиксировать смещение хрящей.
− Дышать сможет, − заверил лекарь довольный собственной работой. - Походит с недельку, заживет. Почти незаметно.
От лекаря прямая дорога к галантерейщику, подобрать одежду. Женщины, и постарше и помоложе, с воодушевлением выбирали платья. Прежние надоели, воняли Ямой и напоминали о минувших нелегких временах. Душа требовала обновлений.
Повеселевших, с покупками в узелками, Колин отвел служанок в ближайшие мыльни.
− Освободитесь, ждите здесь, − наказал он женщинам, отправляясь на Утиный Сход.
Несмотря на собачий холод Альтус одет легко. В дыры грязного рубища просвечивает грязное тело, покрытое струпьями. Обычный трюк нищих. Жеваный хлеб пополам с охрой и рыбьим клеем. Выглядит ужасно, пахнет и того хуже. Колтун на голове убран в венец. Голые без листьев прутья акации в шипах и шипиках. Чело актера в запекшейся крови - смеси грязи и все той же охры.
−.... Заберите! Заберите! − раздавал Альтус пожертвованные ему деньги. - Наг предстану перед Всевышним. Зачем мне? Что купить? Прощение? Милость его? Нет того во мне! Нет! Наг предстану, но чист! Чист! - с отчаяния, с замахом, грохнул кружку о плиты. Осколки и деньги брызгами все стороны. Рухнул на колени и поковылял к входу в храм. Стражники растерялись. Подобных Альтусу в дом бога не впускали. - Не за себя, за них прошу! - тыкал бывший актер грязной рукой в притихших зрителей. − Очерствели сердцем, душами увязли в грехах, что колесница в трясине. Не с умысла. По незнанию. Нет света им, Господи! Нет дороги. Пастыри их слепы, а те, кто зрячи корыстны. Не попусти беды! Не попусти! Невинные они. Ибо некому за ними приглядеть. Некому слово твое донести. - Альтус запутался в подоле рубища и упал на живот. Не встая перекатился на спину. Кричал в надрыве, вздувая жилы на тощей шее. - Грядет! Грядет глад лютый! Богатый обрадуется корке, бедному не достанется и крошки. Матери не накормят детей, брат отберет у брата, отцы продадут дочерей. Сильный насытится слабым! Глад грядет! Скоро! Уже скоро! - Альтус ткнул в небосклон. - Не солнце не луна взойдет. Лик ужасный! В огненных небесах огнем объятый, над землей и полями парящий. В алчной пасти его огонь, а слезы смолица кипящая. Страшен лик! Страшен! - перевернувшись со спины на живот, извиваясь пополз на брюхе. - Прости нас, Господи! Прости! Отмолю!