Артания - Никитин Юрий Александрович (первая книга .TXT) 📗
Пурпурное небо опустилось, приблизилось. Он влетел на полном скаку, растворился, но вместо ужаса была ликующая радость, он чувствовал, что это и есть он – блистающий, великолепный закат, окрашенные красным огнем облака, пылающее небо, темно-красный край земли, горячий и пульсирующий мир, заполненный его криком, голосом, болью и радостью.
Когда он вернулся, во дворе ждали обеспокоенный Аснерд и Вяземайт. Аснерд покачал головой, в голосе прозвучало осуждение:
– Это ты зря. Перед поездкой надо отоспаться, отъесться. А то и не один день.
Вяземайт же прежде всего обратил внимание на потрясенный вид Придона. Тот спрыгнул с коня, Луговик тяжело отдувался, с удил падает пена, а Придон, хоть и устал, побледнел, но глаза блестят, как звезды, красиво вырезанные ноздри раздуваются, словно у зверя, зачуявшего добычу.
– Что-то случилось?
– Да, – ответил Придон.
– Где ты был?
– Не знаю, – ответил Придон.
– Как это…
Придон коротко взглянул на Вяземайта. Волхв смотрит с недоверием, глаза из-под нависших бровей, похожих на заснеженные кусты, глядят остро, пронизывающе, но чем дольше Вяземайт на него смотрел, тем больше в глазах верховного волхва появлялось изумления, смешанного с почтением.
– Я был в другом мире, – сказал Придон. – Я и раньше ощущал его прикосновение… но сегодня я там был.
Вяземайт подошел ближе, его широкая ладонь опустилась на плечо Придона.
– Ты можешь рассказать, что видел?
Придон покачал головой:
– Нет. Я только чувствовал. Но и это едва не разорвало мое сердце… Я ощутил, что в мире есть нечто настолько высокое и ценное, что я никогда-никогда… И это наполнило меня всего великой печалью и великой гордостью.
– Почему? – спросил Вяземайт настороженно.
– Я ощутил, что это недостижимо для меня сейчас… Я муравей рядом с горой, это наполнило меня таким великим горем, что сокрушило и раздавило, как валун раздавил бы муху! Но я ощутил, что когда-то смогу вырасти выше самой высокой горы, все объять, все вместить… Вяземайт, когда копыта моего коня снова застучали по земле, я ощутил, что вернулся с небес с новой песней. Хочешь, я сейчас ее…
Вяземайт отшатнулся, выставил перед собой ладони.
– Нет-нет!.. Я не хочу, чтобы мое каменное сердце трескалось, как валун в жарком огне. Твои песни исторгают из меня слезы, а мужчина должен быть бестрепетен.
Придон сказал виновато:
– Прости…
– Уходи и пой таким же пустоголовым!
Рано утром он почти вскочил, по телу стегнула резкая боль, но лишь стиснул челюсти, не подал виду, что еще не все зажило. Позавтракал быстро, как голодный волк, что глотает, не пережевывая, все потом, потом, торопливо выскочил во двор.
Яркий свет болезненно ударил в глаза. Обнаженные плечи мгновенно впитали солнечные лучи. Прямо от солнца протянулась нить, по которой в его тело бурным потоком пошла вливаться эта кипящая мощь.
Всю площадь перед дворцом заполнил народ. Воздух задрожал от сотен труб, пищалок, бубнов. Слева от дворца на конях гордо восседали сильнейшие герои Артании.
Скилл крикнул им что-то веселое, они разом вскинули в воздух топоры. Мир дрогнул от их дружного рева:
– Придон!.. Придон!.. Придон!..
Придон развел руками. Скилл хотел поддержать его под руку, но Придон сбежал по ступенькам резво, молодая сила бурлила, он чувствовал, как все раны затягиваются на нем вот прямо сейчас, быстро, а за ворота города выйдет лишь с белыми шрамиками.
Толпа расступилась, там стоял Градарь. Он ударил пальцами по струнам, запел хрипловатым сильным голосом. Придон ощутил, как по спине пробежали мурашки. Он уже не услышал слов, но все тело встрепенулось, душа подпрыгнула и расправила крылья.
Круг постепенно раздвигался. Туда вошли Скилл, Аснерд, Вяземайт, даже сам Горицвет, все на ходу в ритме хлопали в ладоши, этот звук тоже заставил встрепенуться, кровь вскипела.
Горицвет поманил Придона.
– Давай-ка на дорогу танец Победившего Воина!
Градарь запел громче, Аснерд, Вяземайт и Скилл начали хлопать в ладоши громче, чаще, убыстряя темп. Придон вышел в круг, выпрямился, душа ловила ритм, затем тело вздрогнуло, мышцы сами задвигались, сапоги быстро-быстро передвинулись на полшага, почти шаркая подошвами, и дальше его повела по кругу та сила, что пробуждалась в нем сама по себе, когда слышала красивую сильную песнь, когда душа ловила серебряные звуки труб, создающие небесную мелодию.
Мужчины хлопали в ладони все громче, сильнее. Придон шел по кругу, выпрямившись, с гордо разведенными плечами, подошвы пристукивали часто, в только им известном ритме, он даже не вмешивался, эта странная мощь делает все сама, ей надо всего лишь не перечить.
Итания, шепнул он одними губами. Итания, именем твоим я прошел все дороги. Итания, я начал жить с того дня, как увидел тебя… Итания, я скоро снова увижу тебя!
В круг влетел, не удержавшись, Скилл. Его танец был четок и строг, но глаза смеялись, а губы расползались в счастливой улыбке.
Придон отступил, взял у Градаря бандуру. Все получилось само, он просто не перечил силе, что вела его в танце, а сейчас она ударила его пальцами по струнам.
Он услышал свой голос, перед глазами лицо Итании, звездное небо, скачущие кони, гневное лицо бога, яркий свет и снова лицо Итании…
Скилл танцевал, но теперь строго и торжественно, а когда Придон без перехода заиграл другую мелодию, подошел и встал рядом.
Могучие силы швыряли Придона, как утлую лодчонку в бушующем океане. Он задыхался, в груди нарастало злое жжение, голос стал хриплым, но он пел, ибо все это в нем, накопилось, рвалось наружу, и, даже когда голос начал прерываться, он все еще бил по струнам, а голос бога говорил в нем странные щемящие слова, нежные и огромные, способные охватить все.…
А потом он опомнился, все стоят, замерев, у многих на глазах слезы. Скилл смотрит с любовью и тревогой, но лицо серое, как будто вырублено из гранита, а глаза запали в темные пещеры.
– Придон, – сказал он тихо, – садись на коня. Езжай. Ты заставил мужчин не просто плакать – рыдать! Я даже не знаю, что можно… больше.
Толпа распахнулась, Блестка вела коня. Придон поцеловал ее в щеку, одним прыжком вскочил в седло. Слегка кольнуло срастающееся ребро, но это все, что осталось от его ран.
Он вскинул руку в прощании, умный конь красиво встал на дыбы, помесил воздух копытами, грива развевается, а затем сам, без напоминаний метнулся в сторону городских врат. Ножны бога Хорса в седельном мешке, боевой топор и щит укреплены по обе стороны седла.
Почти у самых ворот он увидел Конста. Тот вышел навстречу, был он страшно худ, кости выпирают из-под сухой кожи, поперек груди огромный багровый шрам с безобразно вздутыми краями. Сукровица выступает крупными прозрачными каплями, зато глаза теперь не прячутся в глубоких впадинах, и Придон зябко повел плечами, заметив в желтых глазах по два зрачка.
Он наклонился с коня, спросил шепотом:
– Конст… ты человек?
Конст ответил после паузы:
– Даже не знаю, как и ответить. Да и нужна ли тебе правда?
Придон выпрямился, щек коснулся жар.
– Прости, спросил глупость. Мы дрались с дивами, мы победили. Вместе вернулись, помогая друг другу. Ты лечил, как мог, меня и моего друга. Я вырвал тебя из рук врага, когда тебя убивали…
Конст взглянул исподлобья. У Придона появилось нехорошее предчувствие. Он предпочел бы, чтобы Конст не открывал рта, но тот сказал тихо:
– Не совсем так… Ты не понимаешь…
– Что я не понимаю?
– Меня не убивали.
Придон вскрикнул:
– А что же с тобой делали? На тебе места живого не было!
Конст опустил голову. Пораженный Придон видел, как под его взглядом огромный багровый шрам стал белым, опустился, растекся по коже, и через пару мгновений на том месте, где был шрам, осталось чистое место с молодой кожей. Конст задышал с усилием, застонал, и Придон услышал, как хрустнули и соединились кости в левом боку.
