Властелин Кукол (ЛП) - Швартц Ричард (читать полную версию книги txt) 📗
— Тут есть небольшая проблема, — начал я.
— Что ты там делаешь? — закричал капрал, делая шаг в сторону Армина.
— Я вознаграждаю мальчишку, — ответил Армин, поднял серебряную монету, чтобы все увидели и сунул парню в руку, который недоверчиво на неё уставился. — А что, разве я не могу? — невинно спросил Армин.
— За что ты его вознаграждаешь? — подозрительно спросил капрал.
— Ничего такого, Господин Стали. Он доставил сообщение. С молниеносной скоростью. Мы будем ему вечно за это благодарны. А теперь он может идти, — ответил Армин, многозначительно глядя на мальчишку. Тот наконец понял, быстро поклонился и убежал. Один из солдат сделал бесполезный шаг в его сторону, но мальчишка нырнул под торговую стойку и исчез.
— Оставь парня, — взревел капрал. — Ради всех богов, разве это так сложно? Я сказал, оружие и вещи на землю и сделать шаг назад!
Я прочистил горло.
— Как я уже сказал, есть небольшая проблема.
Я поведал ему о ней.
— Итак, — промолвил, нахмурившись, капрал городской стражи, после того, как я закончил. — Вы говорите, что вы князь из далёких стран, что ваш меч посвящён Сольтару, поэтому никому нельзя к нему прикасаться. Драгоценные камни в вашем кошельке прокляты, поэтому к ним тоже нельзя прикасаться. Вы — личный друг эмиры, золото в вашем кошельке и эти красивые новые сапоги принадлежат вам, они не были украдены, и всё прояснится, как только я пошлю во дворец человека с расспросами?
Кроме того, вы друг Хранителя Знаний, архивариуса библиотеки, и не подкупали охранника, а дали ему серебряную монету, потому что хотели вознаградить за чувство долга?
Я посмотрел на Армина.
— Да, именно так.
Армин закрыл лицо ладонями.
— Я лишь хотел уточнить, что всё правильно понял, — сказал капитан, внёс заметку в небольшую книгу, посыпал песком и сдул его, прежде чем бережно закрыть книгу. — Вы были признаны виновным в подкупе стражи эмирата. Свидетель имеет хорошую репутацию. Расходы на затраты несёте вы, обвиняемый. Они составляют девять медных монет, я вычту их из ваших денег. Завтра на рассвете вы подвергнетесь бастонаде, тридцать ударов палкой по пяткам, двадцать за ваш длинный язык. До тех пор вы будете находиться под стражей. После получите назад свои средства, одежду, в том числе магический меч и проклятые драгоценные камни. Мы не воры, — он сверкнул глазами на Армина. — Половина ударов палкой за обвинение в том, будто капрал городской стражи хочет вас обокрасть.
Он кивнул солдатам, которые держали нас с Армином с двух сторон. Нас раздели до штанов и заковали в тяжёлые цепи.
— Увести.
За последнее время я набрался опыта о тюремных камерах. Эта была роскошной. Солома на полу была относительно свежей, здесь стояли две простые койки, а кузнец городской стражи закрепил наши цепи так, чтобы мы могли на них лежать. Камера была из камня. Кроме двери никаких отверстий. Сама дверь была из массивного железа с небольшим решётчатым окошком посередине, через которое в камеру падал свет от тусклого светильника в коридоре. Крыс нигде видно не было, и совсем мало пахло мочой. Посередине комнаты стоял большой железный таз, прикреплённый цепью к колу, вбитому в пол. Если немного изогнуться, наши собственные цепи были достаточно длинными, чтобы мы могли подтянуть к себе таз и справить нужду.
Манжеты, обхватывающие мои запястья и лодыжки, были массивными с замком, который открывался клиновидным ключом. Можно было забыть о трюке, который я использовал со штырём в темнице Фарда, каждый отдельный кусок металла был, по меньшей мере, толщиной с большой палец. Цепи тоже были прочными и так чисто вделаны в камень позади нас, что даже один из этих огромных, серых животных с хоботом, которого мы видели на параде, не смог бы выдернуть их из стены. Да он бы и не поместился в камеру. В двери была небольшая заслонка, через которую с помощью деревянной палки в камеру задвинули кувшин с широким основанием, тоже прицепленный к цепи. Кувшин стоял рядом с тазом и содержал воду для мытья или утоления жажды.
Цепь на моей левой ноге заканчивалась в отверстии в верхней перекладине железного косяка. Армин объяснил мне в чём дело. Прежде чем кто-то входил в камеру, эту цепь натягивали, так чтобы нога зависала высоко в воздухе, и заключённый был растянут между цепями на руке и ноге. Затем снаружи цепь подвешивали на массивный штырь, и только потом открывали дверь.
— Нам повезло, что они привели нас в комендатуру, — объяснил Армин. — Поскольку здесь поблизости так много посольств и на улице можно встретить много чужаков, которые не знают обычаев, но могут быть важны, эти камеры содержат в чистоте и проявляют вежливость. Караульное помещение у Восточных ворот совсем другое. Там заключённых толкают в яму, а если хотят их вытащить, сбрасывают вниз верёвку.
Солдаты никогда не говорят, кто должен подняться, это у них как игра. Они ждут, пока человек не окажется наверху, и если это не тот, кого они ждали, они сталкивают его обратно, — он вздохнул и устроился удобнее на койке, тихо звеня цепями. — Предположительно, здесь даже нет крыс. Завтра мы уже выйдем.
— А бастонада?
— Это больно. Мы едва сможем ходить, когда они закончат и будем оставлять на земле кровавые следы. Но так как получим назад деньги, сможем позволить себе паланкин.
И мы будем за него благодарны. Вы не захотите одевать свои красивые, новые сапоги, господин.
Он бросил на меня укоризненный взгляд.
— Если ни один священник не захочет мне помочь, я не смогу ходить одну или две недели. Вам вот, в отличие от меня, повезло. Я слышал, что вам нужен лишь один поросёнок.
Я проигнорировал его замечание про поросёнка.
— Я бы предпочёл вовсе не попадать сюда, — проворчал я. — Этот капрал! Как только можно быть таким упрямым! Я сказал ему чистую правду.
— Он не был упрямым, господин. Он вам поверил. Хотя здесь, без сомнения, редко можно услышать правду. Но ничего не поделаешь. Свидетель имеет хорошую репутацию, а я дал ему серебряную монету, — вздохнул он. — Вот что получаешь за дружелюбие! Если бы капитан не поверил вам, наше положение было бы куда сложнее, — он посмотрел на меня почти с восхищением. — Просто удивительно, насколько правдоподобным вы выглядели…
— Это была правда, Армин, — мягко отчитал я его.
— Да, но чтобы правдоподобно изложить эту правду тоже требуется искусство. Честно, иногда в хорошую ложь поверить легче. Посмотрите, вы ведь сказали не только правду, но и солгали. Вы сказали, что эти камни прокляты и…
Что-то застучало и загремело в коридоре.
— Армин, — тихо сказал я. — У меня болит голова. Сейчас я не хочу слышать даже твой голос.
На удивление, дверь в камеру открылась прежде, чем вытянули цепью нашу ногу. Грациозная женщина в драгоценном, тёмно-синем плаще вошла в камеру и откинула капюшон. На её лбу мерцала большая жемчужина. Когда она убрала свою вуаль, под ней она озорно улыбалась, в то время как её резвые глаза изучали наше затруднительное положение.
— Вы не против прислушаться к моим словам, Хавальд бей? — спросила Файлид, эмира Газалабада. — Или вам нужен отдых, и вы желаете, чтобы я снова ушла?
Позади неё я увидел одного из городских солдат. Он распластался на полу, прижав лоб и нос к не особо чистому каменному полу. Его руки были согнуты в локтях, потому что он закрыл ими уши. Он не двигался и, казалось, даже задержал дыхание.
Меня всегда поражало то, с каким энтузиазмом люди бросались на землю перед Файлид, чтобы потом неподвижно застыть на месте.
— Что ж, таким образом они показывают, насколько являются верными слугами, — объяснил мне Армин. — Кроме того, они любят свою жизнь и не хотят вызывать недоразумений.
Для этого проявления почтения, как я понял, существовала более глубокая причина.
Мужчина был вооружён. В присутствии члена семьи эмира это был почти смертный приговор, поэтому так образом он демонстрировал свою безобидность. К тому же так было удобнее, чем собирать всё время оружие и запирать людей. По крайней мере, так сказал Армин.
