Лестница в Эдем - Емец Дмитрий Александрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
– Медовуха? Где?
– Нигде! Утихните, бабуля, и дышите влажным воздухом с залива! – ляпнула Улита.
Ляпнула отчасти непроизвольно, ибо находилась в той запущенной стадии хамства, когда оно само уже живет на языке, не ставя мозг в известность о своих планах.
Мамзелькина хмуро посмотрела на нее.
– Я-то дышу! А вот ты, молодка, ежели не перестанешь хамить, дышать перестанешь! – пообещала она с ласковостью помощника палача, который просит прощения у казнимого за то, что колода плохо вымыта, а топор не одноразовый.
Улита занервничала. Аида Плаховна была дама практических устремлений, и ее шутки в большинстве случаев отделяло от действия лишь время, требующееся, чтобы сдернуть брезент с косы.
– На меня разнарядки нету! – напомнила она поспешно.
Мамзелькину это не смутило.
– И-и, милая! А на мое место желающие, думаешь, есть? А раз нету, то кем меня заменят, коли я разик не того кокну? Ну влепят мне выговор за ошибочку, всего и делов-то.
Улита притихла. Она очень сомневалась, что Лигул будет утруждать себя выговором, если с ней что-то случится.
Тем временем хохочущий Меф продолжал всех удивлять. Решив ни с того ни с сего, что традиционные методы работы двуручным мечом против Гопзия работают плохо, он вздумал опробовать нечто рискованное, из другой техники. Допустим, прыжковый выпад и «стрелу». Лучшего способа достать клинком отступающего противника не существует. Или даже, для верности, скачок, выпад и «стрелу», если Гопзий будет отступать слишком резво.
Такая тройная, совершенно сабельная по технике атака давно уже была коронкой Буслаева. Она получалась у него даже лучше, чем у массивного Арея, который брал больше силой, умом и тактикой, чем резкостью юного, не обремененного грузной мускулатурой тела.
Опытным путем Меф давно усвоил, что любое колебание туловищем или снижение скорости при атаке служит противнику сигналом для начала контрдействий. Стремительность же и непрерывность движения вперед обеспечивают атакам необходимую глубину. Уйдя от выпада, партнер обычно немного приостанавливается, убежденный, что резерв движения у соперника исчерпан, и бывает крайне удивлен, обнаружив, что атака по большому счету еще и не начиналась.
Однако закон природы непреложен. Чем прямее все в теории, тем кривее на практике. Продолжая хохотать, с пузырьками слепящего смеха, затмевающими сознание, Буслаев не подумал о том, о чем подумал бы раньше. Двуручный меч не сабля. Вес его выше, длина больше, да и хват для двух рук, а не для одной. В результате рычаг получается неподходящий, а силы в одной руке, да еще и вытянутой, недостаточно.
Это Меф внезапно осознал, когда в ответ на его прыжковую атаку Гопзий неожиданно не стал разрывать дистанцию. Напротив, легко отвел направленный ему в горло клинок Мефа, поймав его в слабой завершающей части. Отбросив клинок, Гопзий автоматически перевел свой меч в выгодное для рубящего удара положение. Разумеется, он воспользовался бы им, если бы начальная скорость Буслаева не была так высока. В результате удар, который Меф все же получил, пришелся не заточенным клинком, а навершием.
Однако реально это уже мало что меняло. Как ни крути, а голова все же инструмент тонкий и обращения требующий самого деликатного. От тяжелого удара навершием, да еще и рукой в кольчужной перчатке, да еще и с наложением собственной скорости сближения, Мефа повело. Он сделал несколько заплетающихся шагов, пытаясь удержать равновесие. Мир кружился, то опускаясь, то поднимаясь, как волна. Подмытый этой волной, Буслаев упал на одно колено. Попытался подняться и вновь не сумел.
Прекрасно осознавая, что происходит, Гопзий лениво толкнул его сапогом. Меф упал на живот, но тотчас перевернулся, делая попытки встать. Гопзий наступил ему ногой на грудь, перед этим небрежно вышибив клинок, который Буслаев пытался слабо поднять ему навстречу.
Меф лежал и, сам себе удивляясь, нездорово хихикал, разглядывая болтавшийся эйдос на шее у Гопзия.
– А речь? – потребовал он.
– Чего?
– Требую, чтобы ты произнес длинную негодяйскую речь! Пока ты будешь ее произносить, я успею достать какой-нибудь кинжал, – заявил Меф. По непонятной причине ему было невыразимо весело.
– У тебя нет кинжала! Если страшно, закрой глазки! – мягко и участливо, точно разговаривая с психиатрическим больным, сказал Гопзий.
Не произнося больше никаких речей, он перехватил меч для добивающего укола, неторопливо вскинул руки и…
Меф не успел даже подумать «конец», или «я умираю», или чего-нибудь подобного. Все было буднично и нелепо. Он лежал и хихикал, снизу вверх разглядывая Гопзия, который отсюда казался огромным.
Буслаев так и не понял, что над ним пронеслось. Это повторилось трижды. Первые два раза почти одновременно, а в третий после небольшой паузы. Уже после первого мелькания Гопзий странно дернулся, и тяжесть сапога, вдавливающего Мефа в песок, перестала ощущаться.
Ничему не удивляясь, Меф приподнялся и сел. Он сидел и хихикал, дергаясь от смеха, как от икоты, и пытаясь сообразить, куда подевался Гопзий. Голова все еще дико кружилась от удара. Кроме того, Буслаева начинало подташнивать.
В теперешнем полунормальном состоянии Мефа ему померещилось, что Гопзий пошел за кефиром. За каким кефиром? Почему за кефиром? Такая вот игра сознания.
– Эй! Ты где? А кефир? – начал Буслаев и тут внезапно увидел сапог Гопзия.
Увидел одновременно с тем, как помраченное сознание сумело воспроизвести и осмыслить то, что произошло несколько мгновений назад. Впервые Меф осознал в полной мере, какое неумолимое оружие тяжелое метательное копье, посланное резкой и подготовленной рукой.
После копья Таамаг, ударившего его в грудь, каблуки сапог Гопзия проволоклись по песку сантиметров семьдесят. Бросок был такой силы, что из спины вышел не только наконечник, но и примерно еще полпальца древка.
Гопзий покрылся мелкой сетью трещин, а зрачки стали пустыми, белыми и твердыми. Одежда окаменела и покрылась мелкими пепельными чешуйками, как отслаивающаяся штукатурка на стене. В груди торчало отполированное множеством прикосновений древко, примерно до половины покрытое изморозью.
Все это заняло не больше трех четвертей секунды. Когда же они миновали, Гопзию в шею вошло копье Радулги. Если у копья Таамаг главной доминантой была мощь, то удар копья Радулги напоминал стремительный, хотя и чуть запоздавший, укол шилом. Серую, с белыми глазами статую мгновенно охватило пламя – алое, ровное, без длинных языков и потрескивания. Пламя это пожирало камень с легкостью, в которую невозможно было поверить. Страшный жар огня Меф ощущал даже в двух шагах.
Без копья Фулоны, примчавшегося треть мгновения спустя после копья Радулги, если разобраться, легко можно было бы обойтись, но все же оно принеслось, обратив охваченную огнем фигуру в совершенное ничто. Обычно ничто подразумевает хотя бы пепел, однако сейчас не было даже и его. Лишь, звякнув, свалилась на землю и быстро, как змея, корчась, поползла куда-то цепь дарха.
Кто-то из темных стражей поспешно наступил на дарх и, будто невзначай наклонившись, сунул в карман. Через секунду дарха со всеми его эйдосами словно и не было. Хоть ищи, хоть обыскивай – ничего не найдешь. Только честные глазки будут мигать на тебя со всех сторон. «Что упало – то пропало», – закон, возникший не на пустом месте.
Дарх исчез бесследно, опустевшая же цепь таинственно оказалась подброшенной на прежнее место. Вор не желал рисковать.
Первым в полной мере осознал то, что произошло, быстроглазенький. Тотализаторщики всегда соображают быстро, особенно когда рискуют потерять деньги.
– Обман! – заверещал он. – Обман! Валькирии убили Гопзия! Нарушение! Бейте их!
Темная масса стражей, изумленно затихшая было на несколько мгновений, пришла в движение и волной двинулась на валькирий. Строгий четырехугольник зрителей сломался.
Понимая, что, если ничего не предпринять, схватка неминуема, Фулона поспешно подскочила и, схватив цепь, подняла ее.
