Возвращаясь на Землю (СИ) - Мельников Евгений (список книг .TXT) 📗
Двое офицеров сидели, прижавшись друг к другу плечами, на наклонной стене шлюпки, напоминавшей по форме летающую тарелку, ее керамическая поверхность была прохладной, несмотря на жару. Ляо смотрела куда-то меланхоличным, измученным взглядом, совсем обессилев от зноя, Ти Джи держал ее руку в своей руке, нежно лаская ее теплую ладонь, и улыбался каждый раз, когда чувствовал ответное движение ее пальцев, как напоминание о том, что она еще жива, еще не сдалась и по-прежнему любит, как и четырнадцать дней назад…. Ти Джи молча вспоминал те незабываемые дни на борту космического челнока, когда вся команда спала мертвым сном, и лишь они вдвоем наслаждались упоительными мгновениями уединения, когда весь корабль был в их распоряжении, и ничто не могло препятствовать горячему потоку их глубоких чувств и неудержимых желаний. Ляо старалась думать о Земле, о своем доме, о семье, родителях и сестрах, но суровая реальность никак не отпускала ее мысли, губила их и закручивала в один нелепый, давящий тяжелым напором водоворот.
- Ты в порядке? – Спросил ее Ти Джи, слегка прикоснувшись губами к ее волосам.
- Не знаю. – Ответила она с глубокими следами внутренней борьбы на лице, ее голос был уставшим и слегка хрипловатым, в сонных, помутневших глазах медленно угасал теплый, улыбающийся лучик надежды.
- Ты что, моя прелесть? Сейчас нельзя падать духом. Мы вместе, мы живы, и все у нас еще впереди. – Ти Джи отчаянно возвращал ее к жизни. К сожалению, ничего, кроме теплых, ободряющих слов он произнести не мог, но сильное сердце его билось по-прежнему широко и безустанно, и всю свою живительную энергию он готов был отдать ей – своей любимой. – Скажи мне, что ты не будешь грустить. Ты ведь не такая, я знаю тебя, ты просто так не сдаешься. Ну, скажи мне, что ты сможешь взять судьбу в свои руки.
- Ах, Ти Джи. – Все, что нужно было Вонгу, это ее открытая, добрая улыбка, и он ее заслужил: Ляо говорила, положив голову ему на плечо, и понемногу сокращая мышцы губ в улыбке. – Как же я люблю тебя. – После этих слов она слегка повернула голову и обратила к нему свой взгляд в ожидании ответа.
- И я тебя люблю. – Ти Джи считал, что необходимости отвечать ей не было, поскольку его чувства ей и так ясны не хуже, чем ему, но по ее настроению понял, что в тот момент это признание ей было нужно, как воздух для жизни.
- Ты правда думаешь, что у нас еще есть шанс, или просто меня утешаешь?
- Конечно, я думаю. Мы ничего не знаем о том, что с нами случилось. Разве мы можем выносить себе приговор в таком случае. Может быть, все само собой исправится, а может быть, мы найдем выход. – Ти Джи мигом ухватился за ту искру надежды, что мелькнула вдруг в ее глазах, и держал изо всех сил, главной целью в тот момент для него было не дать ей упасть, помочь ей выбраться из всепоглощающей, мрачной ямы уныния. – В конце концов, мы летели сюда не для того, чтобы так нелепо умереть от жары. Я уверяю тебя, мы еще спустимся на Марс на этой малышке, - Вонг положил ладонь на холодную керамическую поверхность бортовой обшивки Кристи, - и обязательно вернемся домой. Я знаю точно. - Ляо улыбнулась ему уже совсем открыто и беззаветно, с глазами, полными доверия и долгожданной, спасительной надежды.
В седьмом отсеке, совсем недалеко от них, тихо притаилась еще одна парочка членов экипажа – лейтенант Алексей Плутов и кот Альфред; оба неподвижно висели в воздухе, уставившись в светло-синюю нагретую поверхность пола, не в иллюминатор, где в десятках световых лет от них сочувственно сияли звезды, а прямо перед собой – на бессмысленный и твердый металл, обитый матерчатым покрытием. Алексей как-то раз задумался над тем, почему кто-то смотрит высоко в небо, а кто-то себе под ноги. Он заметил на себе и на своих знакомых, что люди устремляют взгляд вдаль, как правило, когда они счастливы, и бессмысленно тупятся на стену в минуты уныния. С того момента он следил за собой – где бы он ни был, о чем бы ни думал и ни печалился, что бы ни случилось, как бы жизнь ни была с ним жестока, он старался смотреть вдаль. И вместе с тем, все острее и глубже ощущая приближение гибели, Алексей напрочь позабыл о своем правиле. Взгляд его был вялым и мягким, как сухая листва, и в то же время тяжелым, как металл, зрачки расширились до небывалых размеров, затянув собой всю радужную оболочку, дыхание становилось с каждой минутой все реже, теплый и соленый, как морская вода, пот крупными каплями накапливался на лице и разлетался в воздухе при каждом резком повороте головы.
Настрой его спал еще в тот момент, когда в душу вновь проникло сковывающее, до боли знакомое ему чувство страха – тривиального животного страха за свою жизнь, в считанные минуты оно поглотило его целиком, намертво привязав к суровой реальности, точно к каменной глыбе. В последний раз оно посещало его еще на Земле, где все, казалось бы, куда более знакомо и безопасно, но это чувство было с ним всегда, держало его в своей власти порой настолько долго, что уже становилось его нормальным состоянием. И чтобы избавиться от этого, достаточно было попросту прекратить думать, целиком задушить свою больную фантазию и жить, как большинство – своими ежедневными нуждами и проблемами. Ему в голову не раз приходили вопросы: “Неужели я самый последний трус? Почему никто из моих друзей не боится этого, а я боюсь? Как мне избавиться от этого?”
Практически каждый день Алексей узнавал о трагедиях и несчастных случаях, и, в то время как его товарищи пропускали мимо себя все эти тяжелые моменты, а порой даже шутили над ними по-черному, он все более придавался страху при мысли о том, что с ним могло произойти то же самое. Он боялся смерти, не высказать, как сильно, боялся боли, которая ей сопутствует. Он знал, что смерть преследует повсюду, что она всегда рядом; смерть бывает в шаге от него, когда он стоит у железнодорожного полотна, она дышит ему в спину, когда он выполняет силовые трюки с нагрузкой на шею или ведет автомобиль. Но боялся Алексей при этом, в первую очередь, не за себя…, а за свою маму, Марину Андреевну. Он пытался представить, насколько это ужасно – потерять ребенка, он понял: это страшнее смерти, страшнее чего-либо вообразимого, и это заставляло его держаться за свою жизнь с удвоенной силой. Как бы ни было ему тяжело, как бы жестоко жизнь не давила и ни била его головой об пол, уйти самовольно он не мог по одной простой причине – любящем и заботливом сердце, под которым он провел несколько месяцев своей жизни, которому он милее и дороже всех на свете.
Вспоминая о матери вдали от Земли, на борту космического корабля, которому зловещим перстом грозила неминуемая гибель, он не мог не впасть в уныние. Слезы сами по себе наворачивались у него на глазах, смешиваясь с потом в одну соленую, кристально прозрачную массу и наполняя его глаза, так что все перед ними сливалось в расплывчатую и неясную картину, и уже нельзя было различить ни пола, ни стен, ни окон – ничего, только мутная синева в жидкой пленке из пота и слез.
Алексей по-прежнему смотрел в одну точку на полу и медленно, незаметно для самого себя поворачивался в воздухе, постепенно выравниваясь вдоль отсека головой к выходу, и даже не слышал, как в соседнем отсеке, прямо перед ним открылся входной люк.
- Лео. – Вдруг прозвучал знакомый голос совсем рядом. Почему-то, у него даже не мелькнула мысль, что кто-то обращался к нему, он напрочь погрузился в свой страх и уже, казалось, не мог вырваться, чтобы вернуться к реальности. – Лео. – Голос звучал уже громче и тревожнее. – Что с тобой? – Ляо подлетела к нему ближе и, взяв его голову в ладони, подняла ее и притянула к себе. – Ты что? Очнись, Лео! – Произнося это, она трясла его голову так, что пот разлетался мелкими брызгами с его лица. Увидев, что взгляд Алексея, наконец, оживился, она обхватила его плечи и крепко прижала себе, так, чтобы он не смог вырваться. Но Алексей не хотел и даже не думал сопротивляться; поняв, что рядом с ним его верный и незаменимый друг, он широко развел руки и обнял ее крепко, как напуганный ребенок обнимает маму. Ляо, в свою очередь, старалась как можно глубже разделить его страх и прижимала его к себе еще крепче, буквально впивалась намертво. – Пойдем к нам, мой хороший. – С этими словами она, наконец, ослабила объятья и взяла его за руку.
