Великая оружейница. Рождение Меча (СИ) - Инош Алана (книги бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Пока они вели сию беседу в солнечном сосновом бору, на лестнице в кузню происходило нечто из ряда вон выходящее. По ступеням поднималась необычная гостья. Впрочем, были у неё, как у всех, две руки и две ноги, одна голова – гладкая, с длинной русой косицей на темени; необычна была только её сила, благодаря которой она несла мраморную глыбу высотою в два собственных роста и шириною в один. А держала её гостья одной рукой, точно камушек маленький! Её стройные ноги в высоких сапогах, обвитых ремешками, ступали легко и резво, точно никакого веса её ноша не имела. Работа в кузне прекратилась: все высыпали за ворота и смотрели на это чудо с разинутыми ртами. Вышла и Смилина. Конечно, она сразу узнала гостью…
От вечно голодной юной разнорабочей, с которой они когда-то обедали пирожками на ступеньках лестницы, в этой великолепной кошке осталось, пожалуй, одно лишь имя. Владея силой Огуни и каменотёсным искусством, она сама была словно высечена из камня: казалось, метни в неё копьё – и оно отскочит от её непробиваемой гранитной груди. Пригожее, ясноглазое лицо имело твёрдые, волевые черты, немного суровые, но непоколебимо честные: прямой тонкий нос, строгие тёмные брови, упрямая ямочка на подбородке, а ярче всего были льдисто-голубые очи с испытующим, бесстрашным взором. Не гнулась гостья под весом огромной глыбы – несла её с горделивой осанкой.
– Ого-го! – послышались возгласы, когда гостья перекинула каменную громадину с руки на руку.
Ветер парусом вздувал её короткую, заправленную в порты рубашку, шитую бисером и цветными узорами, трепал кисти кушака, лоснившегося алым солнечным шёлком. Ремешки, крест-накрест обвивавшие высокие голенища, были прострочены золотой нитью. Гостья бросила глыбу на ступень перед собой, и та бухнулась на неё с глухим гулом.
– Вижу, ты идёшь по своей стезе семивёрстными шагами, Дунава, – молвила Смилина, спускаясь ближе. – Здравствуй. Сколько тебя не было в наших краях?
Обладательница невиданной силы поклонилась, блеснув зеркальной головой. Этому блеску позавидовала бы даже Соколинка.
– Двенадцать лет, – ответила Дунава. – И ты будь здрава, мастерица Смилина.
А между тем, для такой силищи она совсем не выглядела великаншей, по-прежнему стройное и подтянутое тело лишь созрело и набрало мощную, тугую красоту. Судя по добротной щегольской обуви и богато расшитой, дорогой рубашке, достаток она приобрела вполне достойный.
– А что это ты с собою принесла? – Смилина поравнялась с молодой мастерицей, положила ладонь на мерцающий мрамор.
– Не что, а кого, – улыбнулась Дунава. – В этом камне заключён облик той, кому я посвящала каждый свой день, каждую удачу, каждую победу. Ежели ты не против, я сниму всё лишнее, чтобы сей прекрасный облик стал виден не только мне, но и всем вокруг.
Возложив на глыбу ладони, она пожирала её нежным взором художницы, влюблённой в своё творение. Кусок мрамора был выше её вдвое, и она попросила себе какие-нибудь подмостки. Ей принесли высокие деревянные козлы. Взобравшись на них, Дунава начала творить чудеса.
Она гладила мрамор, и он просто сыпался из-под её рук, обращаясь в порошок. Ласкающими движениями Дунава высвободила из глыбы девичью головку на лебединой шее и изящные покатые плечи; когда под её ладонями проступила целомудренная грудь, вдохновенная мастерица потупила и отвела взор, точно просила у каменной девы прощения за эту вольность. Лицо она пока не прорабатывала, оставляя его, видимо, напоследок. Складки одежды струились так естественно, что ежели б Смилина не знала точно, что это камень, она бы приняла их за настоящую ткань. У подножия статуи насыпалась уже целая куча мраморного песка, и работницы кузни кинулись помогать художнице, сгребая его и оттаскивая в сторону.
И наконец Дунава положила свои волшебные руки на лицо изваяния, всё ещё спрятанное в толще мрамора. Чуткие пальцы двинулись, и посыпались крупинки… Начал проступать лоб, высокий и гладкий, потом показался гордый изгиб бровей, большие глаза и изящный нос. Быстро-быстро перебирая пальцами, Дунава «лепила» губы, и её собственный рот, в юности пухлый и улыбчивый, а теперь – твёрдый, смелый и дерзкий, задрожал в улыбке. Посуровевшие с годами черты смягчились выражением нежности и обожания. Она прильнула к мраморным губам поцелуем, и в души всех наблюдательниц невольно закралось ожидание ещё одного, ещё более невероятного чуда – оживления статуи. Впрочем, камень остался камнем, пусть и принявшим одухотворённый, сияющий облик белогорской красавицы.
– Ладушка моя, – молвила Дунава, лаская любящим взором своё произведение. – Прекраснее тебя нет никого на свете.
Все застыли, в немом восторге созерцая каменную Вешенку. А Дунава заметила на лице статуи какой-то изъян и нахмурилась. Мелкий выступ на щеке – прыщик не прыщик, бородавка не бородавка… Догадка о том, на что он больше всего походил, охватила сердце Смилины жаркой вспышкой трепетной и пронзительной грусти. Та же мысль пришла в голову и Дунаве.
– Милая, ты что же – плачешь? – Она ласкала пальцами молочно-белые щёки статуи, всматриваясь в лицо своего творения с нежным состраданием и недоумением. – Ну что ты… Не надо!
С этими словами мастерица стёрла пальцем выступ, сгладив мраморную «кожу», а потом сдула песчинки и улыбнулась.
– Ну вот, так-то лучше.
Соскочив с козел, Дунава повернулась к оружейнице – прямая, как сосна, бесстрашная, сияющая внутренним светом любви.
– Смилина! – обратилась она к хозяйке кузни. – Я при множестве свидетелей не побоюсь сказать, что люблю твою дочь Вешенку. И, ежели она ещё свободна, я прошу у тебя её руки.
Вот этого и ждала седая оружейница, на это и надеялась, отпуская Дунаву двенадцать лет назад в долгий путь. То, что тогда лишь просвечивало сквозь туманную толщу будущего, сейчас воплотилось в этой решительной молодой кошке с твёрдой даровитой рукой и верным сердцем, сохранившим в себе ту первую любовь. Любовь эта не растаяла, не увяла, не забылась, а только раскрылась, как цветок, который берегли, пестовали и окружали заботой.
– Свободна, свободна, – добродушно усмехнулась Смилина. – Тебя одну и ждала все эти годы.
Ясное лицо Дунавы озарилось радостью, улыбка на нём сверкнула белозубо и широко, сделав его поистине прекрасным, притягательным и светлым. Если от орлиного взора Соколинки девицы падали в обморок, то от этой улыбки они очнулись бы и взлетели к небесам без всяких крыльев.
– Правда? – вырвалось у Дунавы.
– Да вон, можешь у неё самой спросить, – молвила Смилина, кивком показывая за плечо Дунавы.
Серебряной стрелой пронзил тишину девичий голос – вскрик. Дунава обернулась, как ужаленная: несколькими ступеньками ниже напротив мраморной Вешенки стоял живой подлинник, прижимая руки к бурно вздымающейся груди. Та самая слеза, которую смахнули волшебные пальцы Дунавы со щеки статуи, блестела на бледной от светлого потрясения щеке дочери Смилины.
– Лада! – радостно воскликнула Дунава, протягивая к ней руки.
Вешенка, шатаясь, сделала ей навстречу два маленьких запинающихся шажка и рухнула на ступень с закатившимися глазами. Смилина знала: это тот самый обморок, знак. Но падение на лестнице было чревато опасностью – Вешенка могла удариться головой или скатиться вниз. К счастью, ничего страшного не произошло.
– Лада, ладушка! – Дунава кинулась к бесчувственной девушке, склонилась над нею, подхватила сильными руками, как пушинку. – Вешенка, родная, очнись, взгляни на меня!
Беспамятство оказалось совсем кратким: прикосновение любимых рук тут же вернуло Вешенку в чувство, и сквозь щель её дрожащих ресниц проступил ещё немного мутный, но полный воскресшего счастья взор.
– Дунава… Ты ли это? – пролепетала она.
– А ты не узнаёшь меня, ненаглядная? – Женщина-кошка пожирала девушку встревоженно-нежным взором, держа её на руках.
– Ты изменилась. Что-то новое в тебе… – Рука девушки приподнялась, заскользила по щеке Дунавы.
– А мне кажется, я всё та же, – улыбнулась та, ловя её пальцы губами.
