Ни богов, ни королей (СИ) - Карпов Илья Витальевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
На такие слова упитанная пожилая мойщица посуды обычно отвечала ему, мол, кому предложат, тот и возьмёт. Кто ж от дочки королевской откажется?
— И то верно. — Усмехался в усы мясник и отрубал очередной кусок мяса от свиной туши, принесённой с ледника проворными поварятами. О возможности отравления не говорил никто — от старшего повара до последнего поварёнка. Таково было негласное правило: разговорам о ядах и отраве на кухне не место.
Если бы король вдруг слёг полгода назад, пересудов было бы куда больше. Но сейчас замок этого словно бы не заметил, привыкнув, что Его величество покидает покои всё реже, а теперь так и вовсе не выходит. Что ж, в истории было немало королей-затворников. Всё касающееся военных дел перешло в распоряжение Джеррода Раурлинга, хранителя клинка и ветерана множества сражений. «Клинком» назывался цельнокованый серебряный меч с гравировкой, а его хранитель был верховным командующим военных сил королевства, во время военных походов имеющий право отдавать приказы не только простой пехоте и рыцарям, но даже лордам. Причём власть эту он имел не только на поле боя, но и во время сбора армии, планирования военной стратегии или хода битвы в полевом командирском шатре. Разумеется, сам Клинок был лишь реликвией и почти всегда лежал в покоях Хранителя, который в качестве знака отличия носил особое серебряное кольцо. Вместо камня на нём располагалась маленькая фигурка меча по обе стороны от которой были выгравированы инициалы владельца. Джеррод принял Клинок из рук Эдвальда Одеринга вскоре после окончания войны Короны, но и до того он успел повидать немало битв, которые объединяло лишь одно: все они были против людей. Джерроду ещё никогда не доводилось сражаться с акаллантирскими эльфами, а потому он, как мудрый полководец, был готов принять помощь, для чего и взял на службу Дунгара и Драма. Первый, будучи наёмником в прошлом, уже имел дело с остроухими в бою, а второй и сам был эльфом. Большой разницы между этельдиар и, собственно, эльфами Хранитель не видел. Точнее, для него она была не больше, чем между энгатийцами и ригенцами. Но Драм был рад быть полезным в любом качестве, а потому не говорил ни слова, даже когда его называли эльфом. В конце концов, когда-то их народы и в самом деле были одним целым.
Джеррод решил отправить часть армии в Мейеран, и тому было несколько причин. Город был расположен таким образом, что из него можно было легко выступить на перехват эльфийской армии. Если эльфы поведут свои силы на Энгату, им так или иначе придётся пройти через множество рек, что замедлит их продвижение вглубь страны. К тому же замок Мейеран прекрасно подходил для размещения в нём армии, ведь когда-то он строился именно как обширный форт, невысокий, но очень широкий. После окончания тогдашней войны крепость была передана дому Кавигеров, и многие в шутку говорили, что замок слишком велик лорду Арану. И действительно, Дэйну в детстве частенько казалось, что резиденция его семьи похожа скорее на маленький город в городе, чем на обычный замок. Неудивительно, что сам Дэйн и предложил разместить в мейеранской крепости армию. Эта идея была с радостью поддержана хранителем клинка, а командующий гвардией отправился писать письмо отцу, чтобы известить того о предстоящем. Также им двигало желание защитить свой дом и свою семью, которые так или иначе попали бы под удар при продвижении эльфов, а с королевским войском хотя бы был шанс остановить Аккалантир на подступах. Больше всего Дэйн печалился о том, что сам не может оставить пост и принять участие в походе, хотя и ясно понимал причины этого.
После сборов и нескольких писем в нужные города и крепости, было принято, что в Мейеране соберутся королевские силы из Энгатара, которые, пройдя через Эарисхен по пути, соединятся с тамошним войском; Эрбера, чья армия пойдёт с запада, и небольшого отряда рыцарей крепости Пепельный зуб. Энгатарскую армию повёл сам Джеррод Раурлинг, с которым, как и было решено, отправились Игнат, Рия, Драм и Дунгар. Боевых магов, кроме Игната, в поход решили не брать. Волшебник слишком ценен, чтобы в случае поражения потерять его в первых же сражениях, не получив опыта войны с эльфами. К тому же, желающих, за исключением всё того же Игната, не было: в отсутствии верховного мага, остальные немногочисленные его коллеги разъехались и разошлись, сославшись на собственные дела, и пока Рейквин не вернётся, собрать их никто бы не смог. Тем же временем на восток должны были стягиваться силы западных земель, чтобы в случае успеха грядущей битвы, можно было напасть на подконтрольные Акаллантиру земли. Всё это было сделано довольно быстро, ведь приготовления велись весь последний месяц с того самого момента, как эльфийский гонец привёз голову энгатского посла.
В то же время патриарх Велерен претворял в жизнь свой давний замысел. Клич о вступлении в Святое воинство Церкви прокатился по округе уже давно и весь месяц в Энгатар стекались желающие — от рыцарей, разочаровавшихся в своём ордене, до набожных простолюдинов, желающих служить богам с оружием в руках. Из всего этого множества было отобрано пять десятков рыцарей и полторы сотни пехоты, вооружённых из королевского арсенала, доступ к которому Велерен получил от самого короля, воспользовавшись его состоянием. Командовать воинством патриарх поставил собственного сына, Эрниваля. Для Велерена это имело сразу два преимущества. Первое — проверка сыновьей верности, причём преданности как отцу, так и высокой цели. И второе — он наконец-то сможет избавиться от скучающего рыцаря, что откровенно мешал ему своим присутствием. Патриарх относился к нему так с тех пор, как Эрниваль сбежал из дома, чтобы примкнуть к ордену. Сам юноша полагал, что отец простил его, но в то же время чувствовал вину за побег из дома. Поэтому, когда представилась возможность возглавить святое воинство, он не мешкая согласился. Эрниваль с отрядом также был отправлен в Мейеран, хоть и двумя днями позже, чем королевская армия.
Избавившись таким образом от всех, кто мог помешать ему, патриарх начал реформу церкви. Первым делом, он вдвое сократил состав инквизиции, переведя освободившихся людей в новую организацию: Серые судьи. За инквизицией оставалось расследование преступлений веры, но Серые судьи имели право на городские обходы, доступ в любое здание города и, самое главное, казнь преступника на месте, если он пойман с поличным. Созданные как монашеский орден, посвящённый Тормиру, богу правосудия, по сути, они были сродни городской стражи, только подчинённой Церкви и напрямую патриарху, который остро нуждался в подобной организации. Ведь городской стражей командовал, собственно, начальник стражи, который в свою очередь подчинялся Дэйну Кавигеру. Вдобавок Судьи получали более широкие полномочия в сравнении со стражей, которая лишь пресекала беспорядки и арестовывала пойманных с поличным. Одетые в серые сутаны, с символом Тормира на спинах и железных шлемах на выбритых наголо головах, Судьи начали свою деятельность с ночного рейда по злачным местам города. В отличие от городской стражи, вооружённой алебардами, эти сжимали в руках шипастые булавы, которые называли «дланью Тормира». После «Ночи железных шипов», как этот рейд прозвали горожане, преступная жизнь Энгатара содрогнулась и затихла. Но тут и там раздавались шепотки, что на деле преступники и головорезы лишь залегли на дно, чтобы страшно отомстить, когда представится удобный случай.
Пока город и страну сотрясали доселе не виданные события, король Энгаты Эдвальд Одеринг проводил время в кровати. С того момента, как он оказался покидать покои, видения и голоса в голове становились всё отчётливее и ярче. Лишь визиты лекаря, уговаривавшего Его величество съесть хоть немного, на короткое время заставляли этот кошмар прекратиться. Но долгими ночами, что казались бесконечными, король чувствовал, словно не владеет собственным разумом. Он ощущал себя в самом тёмном уголке огромного зала, в центре которого бились невероятные чудовища, сверкали немыслимо яркие огни, а окружающее тонуло в звуках и дыму. В такие моменты Эдвальда охватывал ужас и гнетущее ощущение собственной ничтожности. Он уже не помнил, что говорил ему патриарх. Не помнил, кто он сам. Его «я» было парализовано страхом и скованно чувством беспомощности, когда очертания его покоев в ночной темноте начинали смазываться, вращаясь всё быстрее и быстрее, превращаясь в безумный хоровод непонятно откуда взявшихся звуков и красок. Тысячи слов повторялись разными голосами: некоторые звучали оглушительно громко, вызывая холодный пот, а другие шептали со всех сторон сразу, настойчиво и монотонно. Одни из них говорили что-то знакомое, а другие произносили слова на неизвестных языках, если это вообще были слова, а не рычание, лай и визг неразумных чудовищ. Иногда Эдвальда словно хватала какая-то неведомая сила и, вдобавок к остальному, начинала швырять, трясти, подбрасывать и снова ловить охваченного ужасом короля. Стоило утренним лучам солнца осветить его лицо, как видения ослабевали, и разум на короткое время прояснялся. Потом приходил лекарь, и воспалённое сознание пыталось отделить реальность от видений. Чудовищно уставший король с красными глазами и осунувшимся лицом несколько раз даже умолял прервать его страдания, подарив милосердную смерть, но лекарь, каждый раз ужасаясь, делал вид, что не слышал этих слов. Он уходил, и всё повторялось. Пусть дневные видения были не столь ярки и утомительны, как ночные, но едва слышные голоса, то и дело заставлявшие Эдвальда панически озираться, сводили с ума не меньше, чем ночное буйство звуков и красок.
