Без маски - Корепанов Алексей Яковлевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Он сидел на балконе, подперев щеку ладонью, пристально смотрел на луну, словно стараясь изучить и запомнить все ее пятна, и мысленно был уже там, на светлых лунных равнинах, расплескавшихся до подножий изъеденных временем гор, на склонах которых жили луняшки – маленькие пушистые зверьки с круглыми изумленными глазами.
И наступал миг, когда лунное сияние окутывало его, и отрывало от старого трехногого табурета, и мгновенно переносило на лунную равнину, в мягкую светлую пыль, в которой по щиколотку утопали ноги. Конечно, он знал, что на Луне нет воздуха, но воздух все-таки был, и он дышал им, и подставлял лицо легкому ветерку, дующему из-за изломанных горных вершин. Над горами в черном небе горели роскошные звезды, окружая немигающее солнце, а сбоку тепло голубела Земля.
Он стоял посреди лунной равнины, а с горных склонов длинными прыжками спускались мохнатые луняшки, подбегали к нему и затевали хоровод на равнине под звездным небом. Луняшки терлись о его ноги пушистыми боками, прыгали через его протянутые руки, совершая замедленные сальто в лунном воздухе, гонялись друг за дружкой, зарывались в лунную пыль, прятались за его спиной и кувыркались, кувыркались на лунной равнине.
Луняшки считали его другом, он чувствовал их доброжелательное отношение и тоже бегал и возился вместе с ними в лунной пыли под недремлющим оком голубой соседки по космосу, на которой, в комнате на четвертом этаже блочного дома, на широком диване спала его жена.
Эти игры вел он с луняшками каждое полнолуние. И ждал, постоянно ждал, когда оно придет.
– Пойдем со мной, – сказал он луняшке, доверчиво вскарабкавшемуся ему на руки. – Посмотришь, как у нас. – Луняшка тихо сопел, прижавшись к его груди. – А потом назад.
Луняшка заморгал изумленными желтыми глазами и свернулся клубком.
Лунное сияние охватило их и мягко перенесло с лунной равнины на земной балкон. Луняшка вертел головой, рассматривая фонари и светофоры. Луна сияла.
Распахнулась балконная дверь и на балкон ворвалась жена, всклокоченная, в распахнутом халате.
– Где ты был, негодяй? Где ты был, я спрашиваю! – Свистящий шепот каждое мгновение готов был перейти в крик.
Он стоял в трусах на балконе, прижимая к груди замершего луняшку.
– Лазишь к этой суке-одиночке? – Жена мотнула головой в сторону соседней лоджии. – Ничего, я ей устрою!
– Вот, – сказал он, протягивая к ней руки. – Смотри, какой забавный. Это с Луны. И никуда я не лазил.
– Скотина!
Резким движением жена выбила из его рук луняшку, ударила по лицу. Луняшка перелетел через балконные перила и неслышно исчез в пустоте.
Несколько мгновений он оцепенело разглядывал свои руки, потом перегнулся через перила, всматриваясь в кусты, растущие возле дома. Ни шороха, ни звука в лунном свете.
Он оттолкнул жену, бросился в комнату, оттуда выскочил в прихожую, ударившись коленом о стул, распахнул дверь и босиком помчался вниз, перепрыгивая через ступени.
Долго шарил в кустах под балконом, порезал ногу осколком стекла и нашел бельевую прищепку и кузов от игрушечного грузовика. На балконе громко и зло плакала жена. В доме загорались окна.
Он посмотрел на луну и побрел к подъезду.
– Надо милицию вызвать, – говорили вверху.
Отныне каждое полнолуние он уходит на кухню, включает свет, садится у стола и курит, курит… Жена грозится вызвать врачей, а он молчит и смотрит на голую стену».
Не знаю. Мне не очень по душе «научно-техническая» фантастика. Мне по душе вот такая фантастика. Даже вроде бы не фантастика, а что-то… В общем, не в терминах дело.
Эта фантастическая миниатюра вернула мне рабочее настроение, и поколебать его не могли ни насморк, ни головная боль. Первым делом я отнес рассказ в секретариат, заглянул на обратном пути в машбюро и авансом выдал несколько комплиментов Шурочке и Раисе Григорьевне. Потом, пользуясь тишиной, угнездившейся в комнате в отсутствии Цыгульского, с ходу написал четыре ответа на письма любителей фантастики и вообще постарался полностью реализовать первую часть знаменитого социалистического принципа «от каждого – по способностям, каждому – по труду». В результате своей активной деятельности бумажный айсберг на столе основательно подтаял. Состоялись у меня и полезные разговоры в отделе писем и в отделе информации, и телефонная дуэль с руководством комбайнового завода по поводу увеличения количества призов победителям задуманной мной викторины.
В итоге, вечером я возвращался домой с приятным ощущением не напрасно прожитого дня. «Срывай день», – так, кажется, советовал Гораций? Это приятное ощущение не стерлось в длинной и нервной очереди за колбасой, и не пропало в толкотне за свежим хлебом. Я сохранил его до самого дома и легко взбежал на свой второй этаж, прижимая к боку полиэтиленовый пакет с гастрономической добычей. Дверь квартиры Рябчунов была распахнута настежь, в прихожей горел свет, на стуле, словно брошенный впопыхах, лежал женский плащ, свисая рукавами до пола, а из глубины квартиры доносились охающие рыдания Марины. Я, не мешкая, вошел в прихожую соседей, заглянул в комнату и обнаружил сидящую в кресле Марину с расплывшейся от слез косметикой на лице и стоящего у окна хмурого Бориса в распахнутой штормовке. Марина мяла в руке носовой платок, Борис курил и стряхивал пепел прямо на роскошный желто-красный полосатый палас. Я оглянулся. Дверь в Костину комнату тоже была распахнута настежь и там тоже горел свет, но Кости там, кажется, не было.
– Что случилось?
Плечи Марины затряслись от рыданий, а Борис, не глядя, ткнул окурок в горшок с кактусом, нервно дернул узел галстука и мрачно ответил:
– Костя пропал.
Я опустил пакет на пол и сел на диван.
– Когда?
– Вчера утром ушел в школу, потом, видимо, появился, сумка лежит. – Борис мотнул головой в сторону Костиной комнаты. – Мы с Машей были на работе, пришли вечером…
– Мы уже и в милиции… – прорыдала Марина, с отчаянием глядя на меня. – Ни записки, нич-чего-о!..
– Вы с ним не ссорились? Не качали права, на психику не давили?
Борис растерянно пожал плечами.
– Вроде нет.
– Какая психика? – воскликнула Марина. – Мы и общались-то только за ужином. Он вечерами из комнаты своей не выходил, я на кухне, а Боря лабораторные всю неделю проверяет. Какая психика-а?..
Печально, когда плачет ребенок, но еще печальней – когда плачет женщина. Я вспомнил слова Ларисы о пассиях и чтении стихов в подъездах и высказал соответствующее предположение.
– Какая любовь? – с плачем воскликнула Марина. – Из комнаты ведь не выходил, какая любовь?..
– А у одноклассников не спрашивали? – продолжал допытываться я, стараясь выяснить как можно больше, прежде чем поделиться своей информацией.
Борис опять закурил, сунул обгоревшую спичку в карман штормовки.
– Был я сегодня в школе, говорил. И с учителями, и с ребятами. – Он устало потер лоб. – Ничего.
Я смотрел на растерянных соседей и размышлял. Марина едва заметно шевелила губами, словно неслышно шептала заклинания или молитву, словно неслышно взывала к кому-то… К заступнице-троеручице? «Ты спаси меня, Царица-свет Небесная! Сохрани меня, Микола многомилостивой!..» К милосердному Аллаху? К Буддам и бодхисатвам, сострадательным, всеведущим, одаренным пятью родами зрения, любящим покровителям всех живых существ?.. «О Будды и бодхисатвы, да не умалится могущество вашего сострадания к нему. Охватите его милостью своей, не дайте живому существу попасть во власть злой кармы…»
Почему уходят из дома подрастающие дети? Из года в год, с давних времен. Тяга к странствиям, неразделенная первая любовь, сложности с друзьями, раздоры в семье… В четырнадцать лет я разругался с мамой, чем-то (не помню уже чем) обидевшей меня, и октябрьским днем навсегда оставил дом. Весь день бродил по городу, замышлял даже уплыть на катере в родной пионерский лагерь, но не уплыл, а ночевал на ящиках в подвале пятиэтажки у вокзала, дрожа от холода и до тошноты накурившись собранными на трамвайной остановке окурками, злой и упрямый… А если и Костя шел ночевать в какой-нибудь подвал? Но ведь не было раздоров, не давили на психику… Или у каждого в шкафу свой скелет?
