Злоключения славного Аджо (СИ) - Бутримов Александр (читаемые книги читать .TXT) 📗
Если бы я мог, то покрылся бы холодным потом. В руках лыбящегося Зарбенгу его излюбленное оружие — заостренный осколок обсидианового стекла. Обнаженная Нкиру на этот раз вышла с кнутом — она не спец, но владеет им сносно.
Я сглотнул и красноречиво посмотрел на два свинцовых шарика в ладонях. Это будет… сложно. Ладно, мне нужно всего лишь проиграть, потому что…
— Я приветствую трех любимцев Изумрудной Арены, ибо в столь великий день одна душа должна скрепить наше единство, оставшись здесь навеки. Судьбу второй души решит победитель. Пусть вечно сияют над нами светила Раввы!
С этими словами Готто вскинул вверх перед собой скрещенные два указательных пальца. Бваны поддержали, показав в ответ священный символ Всемогущего, поддерживая слова Готто. Дождавшись, когда хозяева опустят руки, мхарану разразились овациями, поддержанные чернью нижних рядов.
Осознав услышанное, Зарбенгу двумя кувырками отпрыгнул на добрые метров двадцать от Нкиру. Та издевательски усмехнулась.
Решетки закрылись. Мы встали треугольником. Гремят барабаны. Бой начался.
Не сговариваясь, мы с Зарбенгу бросились к Нкиру с двух сторон. С расстояния в пару метров я прыгнул, не заметив одиночества — не зря этого умника прозвали Ужом, он остановился, позволяя мне обрушиться на красотку первым.
Сильнейший удар хлыста в кровь рассек мне лицо! Взвыв от боли и потеряв ориентацию в пространстве, я рухнул в метре от Вепря. Та не стала меня добивать — бросившись в пустоту, она едва увернулась от меткого броска куска обсидиана в сердце.
Уж безоружен! Мгновенно встав, сквозь заливающую глаза кровь я постарался разглядеть этого урода.
— Эй, приятель, не горячись. — Картинно улыбнулся он. — Хочешь остаться один на один с дылдой? — Тут Уж взвыл, получив хлыстом по спине. Я побежал прямиком на него, он кинулся мне в ноги — инстинктивно прыгнув, мы поменялись местами. Подняв нож, умник ухмыльнулся и указал подбородком на Вепря.
Поворачивая голову, я успеваю заметить марево, после чего мое лицо рассечено все там же. Кошмарная боль, лютый страх — пячусь, тяжело дышу, чувствую жар.
— Вперед, кусок мяса, я один её не завалю!!! — Слышу крик откуда-то рядом. Сплевываю сгусток крови и, ощущая поднимающуюся ярость, бегу вперед. Где-то рядом щелкнул хлыст, я же кинулся на Вепря, отбивая кулаком ей живот. Я смогу! Сегодня меня Равва не заберет, моя душа не останется на этой арене!
Обрушив наземь дылду, я заставил её харкать кровью. Уже подняв кулак для добивания, мысленно охнул от укола интуиции, резко прыгнув вправо. Воздух пропорол нож, слышу приглушенные ругательства. Смотрю на Вепря и замираю.
Она лежит на спине, опираясь на локти, нагая, беззащитная, изо рта выходит струйка красной слюны, хлыст валяется неподалеку. Уж подходит медленно, победно улыбаясь, замахиваясь обсидиановым ножом…
Хруст позвонков. Удар обсидианом вспорол горловые вены и на песок полилась кровь. Тело Нкиру дергается в припадке, глаза расширены, она пытается добраться до Ужа, но тот лишь отходит, улыбаясь. Затем, под оглушительный рев толпы демонстрируя ей алый обсидиан, резко склоняется над Вепрем и всаживает стекло глубоко в глаз. После чего медленно начинает идти ко мне. Не пытаюсь встать — но он и не подходит, вставая в метре.
— Я принимаю твоё поражение, Славный Аджо. — Благосклонно молвит мне Уж, видя мой ужас на лице, глазами веля не вставать. — Склонись, коль признаешь мою победу.
Сглатываю и медленно начинаю опускать голову. Уж расслабляется, начинает улыбаться, переводит взгляд на зал.
Я сжимаю зубы и одним движением прыгаю на него. Одним ударом выбиваю нож из ладони. Сажаю под себя и бью в челюсть. Следующий удар — в нос. Два удара — в живот, один — в печень, один — в пах. Медленно поднимаюсь, беру обсидиановое стекло и кидаю на остывающее тело Нкиру.
— Это я принимаю твоё поражение, Уж.
После сгустившегося молчания, ловлю на себе взгляд первенца Клалва. Без сомнения, он меня узнал.
Под разгорающиеся овации мхарану, смотрю наверх и вижу гнев пополам со страхом на лице Готто. Если он меня не убьет, я уничтожу его раньше.
Наслаждаясь восторженными криками черни, я стою и мучительно долго жду клеймителя, проклиная судьбу.
Свободе конец.
Меня ждет поход.
Я — Клалва.
Два треугольника
Ночь. Костер. Звездное небо. Семеро, объединенные клеймом.
— Есть две тряпки — красная и синяя. Стою на прилавке, выбираю, дашики какого цвета мне больше подойдет. А тут хмырь ряженый, толкает, мол, пройти надо — на рынке тогда людно было. Я, не будь дураком, смекаю, что перед серьезным господином и так расступятся. Окликаю — дескать, порвал ты мне дашики, плати лиру. В общем, отделал его как следует, а он возьми да и окажись младшим сыном мхарану. Когда стало понятно, что на меня ведут охоту, залег на дно и пошел отхожие ямы чистить, а сам стал носить алашо — такая накидка пустынников, которая всё тело закрывают, ее нищие используют, отсутствие узоров скрывать. А у отхожей ямы, как оказалось, разные ублюдки болтают — ну и узнал, невзначай, что тот сынок ходит жевать жвачку в Олений трактир, а от своих скрывает — белит зубы, дабы чернота от жвачки в глаза не бросалась. Ну и я, понимая, куда дело идет, пошел к ним банщиком. Ух, сколько чурок натаскал, до сих пор в спине отдаются, но таки нашел этого засранца. И подкладываю мешочек со жвачкой в складки его дорогущей дашики! Так и повязал ублюдка родной отец — поговаривают, что в хекалу на лечение отправил, дабы от шлюх и жвачки отгородить.
— И как, вышел со дна? — Заинтересованно спрашивает Парниша.
— На недельку… Потом мою жвачную мастерскую нашла стража… — Закончил Этан под наш гогот.
— Я, кстати, бывал в том Оленьем трактире. — Подал голос Готто. — Более того, даже работал там лет пять, еще когда макушкой до стола доставал. Помогал я как-то поварихе, а у той сиськи были, что ваши головы и задница еще раза в два больше — в общем, чесалось у меня знатно. И как-то прознал, что она спит с трактирщиком — а у того жена и две наложницы помоложе, гуляй сколько хочешь! Так нет же, на сиськи поварихи позарился! Разозлился я тогда знатно — сам приставал к ней, да она во мне никого, кроме дитятки малого и не видела. Ну и ворую я как-то её куфи — а она из племени сельского, где все носят только оранжевые куфи с зеленой каймой — ну и думаю, как подложить его жене трактирщика. И так, и эдак изворачивался — напрашивался в гости, прикидывался больным, но всё никак. Пока однажды, после долгих наблюдений и тренировок, не смог случайно — ага, как же — встретиться с его женой на рынке и наняться к ней посыльным за медяк в день, втайне от мужа. Наконец, подложил куфи в их спальню на третьем этаже трактира — тяжкое дело, но справился! Довольный собой, вернулся домой…
Видя наши лыбящиеся морды, Готто закончил после небольшой паузы с деланным недовольством:
— С тех пор у него две жены!
***
Среди нас одиннадцати выделились мы с Готто. Сначала, правда, лица друг другу раскромсали — я дал погибнуть его девке, а он, тварь, хотел меня подставить. Но потом пульке нас помирило.
Простолюдинов без клеймения кличут чистыми. Их жизнь пуста, вот и пополняют банды и нищету. Бывает, чистые выделяются достоинствами, но чаще парней ловят для жертвоприношений, а девок — в шлюхи. Поэтому всякий из них — параноик до мозга костей. А при такой жизни частенько подсаживаешься на пульке и жвачку, потихоньку теряя крышу.
Отряд наш подобрался соответствующий. Помимо нас с Готто взяли Этана Скрягу, накопившего сто лир медяками, но живущего в трущобах; Адонго Коротыша — хотя мы его называем просто Малец — лысого карлика с белыми кожей и волосами, сколотившего банду таких же уродцев и терроризирующего богачей, вылезая ночами из их благоухающей подземной канализации. Четырнадцатилетний… Как там его… Ннамбди, которого все зовут просто Парнишей. Фокусник и трюкач, обладающий фантастической способностью к повторению. Раз увидел жест — и всё, словно годами тренировался. Подыхал от голода в каком-то трактире, пока расчувствовавшийся первенец Клалва его не купил. Зато есть на кого свалить грязную работу!
