Странствие (СИ) - "Алексис Канте" (мир бесплатных книг txt) 📗
Волочить их будет неимоверно тяжело, хоть Эвет Хакни и облегчил задачу Маурирта, рассказав на прощание о Болотном притоке. Оказалось, что он полноводен — самый левый приток собирает воду с болот и западных склонов гор, значительно более снежных. «Вот она — помощь Странствующего Бога, ответ на мольбы!» — понял Гулуй, как только услышал слова Эвета. Тащить бревна сквозь отроги гор в Битву и дальше к Ноге Улитки пришлось бы до самой весны, но, повернув на юг, они пройдут гораздо меньшее расстояние и сплавят дерево по Болотному притоку.
Ближе к Лесной деревне сотня легионеров во главе с Бурсом, выставив щиты прошла вперед. Всадники ступали частью по бокам, частью позади — вперемешку с пешими, Гулуй же с искателями, союзничками, Улу, Ракином и Слепым Капитаном ехал на Демоне за передней сотней. Она казалась ему гигантской вороной, окунувшейся в сталь. Чешуя доспеха, защищающая туловище, поблескивала даже под хмурыми тучами на фоне черных рукавов, таких же черных боевых наручей с легионными пометками, холщовых двойных туник и шерстяных брюк. Гулуй отцепил шлем от накрупника и надел его. Боязни слабосильных тонка нет — просто привычка. Торсус всегда учил не пренебрегать защитой — одна отравленная стрела или копье, царапнувшее кожу, доставят немало хлопот Бату — лекарю Выживших, ехавшему где-то за спиной.
Чем ближе к деревне, тем сильнее нарастал гомон и своеобразный треск, щелканье и перестук тонка, будто слетелись оголодавшие дятлы со всей округи, ругаясь по-птичьему, накинулись на голые стволы. Просека у деревни расширялась в небольшую площадь, и тысячи тонка сгрудились на ней битком.
Легионеры перестроились полукругом, создавая оцепление и отпихивая тонка щитами. Гулуй прогарцевал вперед и подозвал Кансаруса ближе.
— Оповести все их сборище, что мы можем перебить всех или угнать в плен и отправить на рудники, так как являемся верными союзниками Мглистого Бога, пропади он пропадом в своих болотах! Короче, скажи, Колыбель чтит договоры с тонка, и по приказу короля Кайромона лучшие ее воины пришли на помощь Мглистому. Напугай их и вслед добавь, что я снизойду, проявлю милость и не трону жителей обоих деревень, несмотря на войну. Мы лишь заберем их дерево — оно теперь наше по праву, и пусть не пытаются сопротивляться. Тех, кто посмеет мешать — ожидает смерть!
Кансарус выехал к переднему краю, поднял руку, призывая к молчанию. Тонка сперва не могли угомониться, но в итоге заткнулись. Дождавшись тишины, искатель набрал в грудь побольше воздуха и принялся отрывисто, гортанно щелкать — видно так можно трещать, выворачивая язык наизнанку, а горло превратив в свинцовую трубу. Выходило достаточно тихо, а делать нечего, глашатаев, разумеющих болотный язык, в столице не отыскать. Даже среди Искателей земли всего трое знают воробьиное наречие, и двое из троих сейчас рядом с Гулуем. Он посмотрел на Криуса. Второй искатель — щуплый, костлявый человек с треугольным лицом и маленьким подбородком под одеянием редкой бороденки. Хоть он и моложе собрата по гильдии, но перекричать Кансаруса не сумеет.
Между тем тонка напряженно вслушивались в речь искателя, недоуменно переглядываясь друг с другом. Их мужчины толпились впереди, воинственно сжимая камни и колья. Кансарус говорил уже долго, и некоторые тонка махали ладонями и отрицательно качали головами.
— Милорд, боюсь они меня не понимают, — обернулся к Гулую искатель с виноватым лицом. — Я повторил наши условия трижды. Простите, мой принц, к несчастью, я долго не практиковался в произношении.
Улу, словно цирковой клоун, забрался в седло с ногами и привстал в нетерпении.
— Не понимают, — изрек он. — Я и сам разбираю. С трудом. Отдельные слова. У тебя жуткий акцент!
— Гвоздь, возьми Улу на плечи, пусть он говорит, — велел Гулуй. Вся эта задержка его порядком утомила.
— Смотри, передавай слова принца в точности, — напутствовал Одноухого Слепой Капитан.
Гвоздь Ракин управился со своим мощным сивым жеребцом, подъехав в толчее к кобыле Улу. Та стояла безропотно, пожалуй, ленивая тварь задремала некстати. Ракин сгреб тонка пятерней, как малого ребенка и посадил на шею.
Улу застрекотал в разной тональности — видимо, пересказывая условия с пылом и жаром. Его тонкие ручки то зависали над холкой коня, то взлетали к синему небу. Кансарус внезапно не выдержал и рассмеялся.
— Мой принц, или мне показалось или он объявил себя полководцем Мглистого Бога!
— Объявил, объявил, — подтвердил Криус, пригладив бороду, выстраивая ее в клин.
— Пройдоха! Улу, называйся хоть самим Мглистым, мне плевать, главное, чтобы эти дурни разбежались по лачугам и не мешали рубить нам дерево, — Гулуй направил вороного вплотную к сивому коню Ракина.
Улу повернулся к нему с новой идеей.
— Я еще расскажу им. О карах Мглистого!
Однако тонка, наконец, уразумев, что от них хотят, подняли жуткий вой и крик. Одни возмущенно орали что-то, некоторые потрясали кулачками; другая часть толпы огибала когорту. Какой-то тонка сбоку пихнул легионера, и тот ударил его краем щита в челюсть. Тонка упал навзничь, будто подкошенный, истошно завопил.
Из толпы полетели копья, камни и даже комки мокрой земли. Большую часть легионеры приняли на щиты, всего несколько перелетело через них. Маленький камушек попал Цаку в гребень шлема, копьецо, размером меньше дротика упало в двух футах от коня Маурирта, еще одно предназначалось Улу, но Ракин закрыл его перчаткой.
«Проклятые переговоры! Лучше б напал сразу!» — внутри, словно из-под крышки походного котла, вырвалась ярость. Гулуй зычно скомандовал центуриону Бурсу:
— Обнажить мечи! Вперед! Убивайте тех, кто стоит у вас на пути, но не трогайте детей и женщин!
Для броска дротиков тонка слишком близки. Легионеры навалились вперед, коля и рубя мечами плотную толпу. Помощник Бурса протрубил в медный рог, подавая сигнал атаки для воинов в походной колонне.
— Такула! Растопчите полсотни наглецов! — крикнул Гулуй всадникам, желая покончить с сопротивлением.
Легионеры расступились, и он лично ринулся в проход. Демон сбил с ног одного тонка, раздробив ему череп, сам он пригнулся и полоснул другого, легко отрубив его худую руку. Пожилой тонка визжал, схватившись за обрубок плеча из которого прыскала вода жизни, возвращаясь к богу. Слепой Капитан прервал его мучения, уколов мечом в шею. Тонка орали, визжали, разбегались с дороги куда глаза глядят: в поля, в деревню, улепетывали со всех ног в свой злополучный лес. Кое-где они давили собратьев, ступали по рукам и головам. Шан вместе с Лароном Саддо — Выжившим Такулы преследовали их, только и успевая разить вправо и влево. Гулуй увидел, как сын разрубил почти до пояса какую-то женщину в бурой рубахе. Ее травяная юбка упала к стопам, правый бок с ребрами сползли за ней; тело перекосило, часть печени повисла на венах, а кровь лилась и лилась. Сама она так ничего и не поняв, не закричав, рухнула лицом вниз.
Гулуй поджал губы, а верхняя губа под усами аж дернулась от злости. Его настрой переменился. Он — Глава Выживших, наследник их славы все-таки не устоял — устроил позорную бойню! И она продолжалась! Шан смеялся, размахивая мечом, он убил еще одну женщину, ничуть не переживая — сын рубил головы мастерски, словно мишени из сена.
— Вот подонок! — Гулуй резко развернул коня и заорал центуриону:
— Отбой! Бурс! Труби отбой! — он повертел головой. — Такула, Детт приведите ко мне Шана!
Гнедой Кобры перескочил через парочку тел, которые она заколола чуть ранее. Раздался протяжный звук и еще один покороче. Четыре сотни легионеров не успели толком отойти от вьючных лошадей и нескольких телег с явителями, плотницким инструментом и едой.
Судя по произошедшему, Неумолимая бабка народилась в мир, и день больше не сулил ничего путного. Тысячи тонка рассеялись по полям, да и деревня стремительно пустела: ее в спешке покидали женщины и дети. Гулуй подозвал Бата, приказал ему подобрать раненых тонка и оказать кому-нибудь помощь. Вряд ли тонка спустят ему ранения и убийства, после них придется удваивать или утраивать охранение по ночам!
