Маги Второго Круга - Бялоленьская Эва (книги без регистрации .txt) 📗
Чудом спасшиеся были так измучены, что поначалу никто не сообразил даже, насколько происшедшее необычно. Спустя какое-то время вслед за Ветром появился Ночной Певец, все еще ошеломленный и не вполне пришедший в себя. Он огляделся по сторонам, тряся головой, точно мышцы отказывались его слушаться. Грязный, со сбившимися в колтуны волосами, он представлял собой просто жалкое и горестное зрелище, но, по крайней мере, передвигался своими силами, на собственных ногах.
— Я умер? — Вопрос, прозвучавший из его уст, был столь же своеобразен, как и обстоятельства, при которых Певец его задал.
— Нет, — ответил Гриф.
— Не знаю, — одновременно с ним отозвался Змеевик с некоторым сомнением в голосе, он тоже оглядывался по сторонам.
Певец некоторое время переваривал столь противоречащие сведения.
— Так решитесь же… хоть на что-то.
Потом осел на палубу, свернулся клубочком и замер. Камушек присел рядом с ним на корточки и недоверчиво потрогал друга.
«Он снова заснул, — сообщил он, успокоившись. — А что все-таки произошло?»
Хороший вопрос. Что-то было не так. Буря утихла чуть ли не мгновенно… Даже если б Повелители ветров из Круга прекратили свое воздействие, уже однажды призванный шторм наверняка еще продолжался бы по инерции. Между тем вокруг царила чудесная погода, с неба лился солнечный жар, быстро высушивший влагу на волосах и одежде. А в придачу… нигде не было видно ни краешка земли.
«И где мы находимся?»
Этот вопрос был еще лучше.
У Камушка вдруг возникло страшное подозрение, он обернулся к Мышке, который старался как можно меньше бросаться в глаза.
«МЫШКА!»
У маленького Бродяжника было неуверенное выражение ребенка, вполне справедливо обвиняемого в краже конфет.
— Мышенька, скажи нам, солнышко, что ты, собственно, сотворил? — поинтересовался Стальной зловеще сладким голосом, поскольку ему пришло в голову точно такое же подозрение, как и Камушку.
— Эттто тттак сса-а-амммо полллу-у-училллось, — пробормотал Мышка, заикаясь, стуча зубами и сжимаясь под грозными взглядами старших товарищей. — Этто нне ммоя ввина!..
У них уже не осталось ни малейших сомнений. У Мышки не выдержали нервы. Рискуя жизнью всех присутствующих, он вслепую перебросил весь корабль, даже не осознавая заранее места назначения.
— Это чудо, — сообщил Змеевик с запоздалым страхом. — Чудо, что мы вообще очутились хоть где-нибудь и не размазались в межпространстве. Нам остается только биться головой о землю и благодарить Богиню за милость, — кисло добавил он.
— Охотно, только дай мне хоть какую землю! — Дурное настроение Ветра-на-Вершине ничуть не улучшалось.
— А в горшочке сойдет? — огрызнулся Стальной.
— Мышь, зараза тебя побери, о чем ты только думал?! Мы теперь можем находиться буквально где угодно, в Западном океане, в море Драконов, на водах Сирен или в любом другом месте!
— Я привяжу этого засранца за ноги к канату и протащу под килем! — рыкнул капитан, прислушивавшийся к разговору со стороны.
— Не смей меня трогать! — завопил Мышка сквозь слезы. — Вы несправедливы! Свиньи вы! Мы бы все утонули, если б не я!
— Послушай-ка, Мышь… — грозно начал Луч, но маленький Бродяжник его прервал.
— Не смей так меня называть!! — завопил он, багровый от злости и сдерживаемых слез. — У меня есть имя! Ты… ты… песик ты императорский!!..
Луч обалдел, кажется, первый раз в жизни забыв, для чего служит язык. А Мышка-Ельник растолкал всех, попавшихся ему по дороге, и снова укрылся под палубой.
«Мышь, ругающий Луча… Если я теперь увижу летающую рыбу, то и это меня уже не удивит», — сообщил Конец, который поспешно передавал содержание всего скандала Камушку.
Но у них имелись более важные дела, чем забота о настроениях Мышки. Надо было починить все, что сломалось, заняться теми, кто пострадал во время шторма (несколько матросов были легко ранены), навести хоть бы какой-нибудь порядок на палубе. Но остался неприятный осадок из-за угрызений совести. Некоторые ребята только сейчас по-настоящему осознали досадную правду: Мышкой, самым младшим, самым тихим и покладистым из них, часто пренебрегали и даже помыкали. Нечего удивляться, что в конце концов он не выдержал. Даже странно, что он так долго терпел и только теперь взорвался.
Шкипер установил примерное положение судна с помощью буссоли и устройства, называемого «посох морского пилигрима», а когда наступила ночь, звезды подтвердили его предположение: они находились в Западном океане, и между ними и империей Ленгорхии лежал Драконий архипелаг.
Итак, все еще дувшийся Мышка был вытащен чуть ли не с применением силы из душной каюты, чтобы принять почести, предназначенные величайшему Бродяжнику всех времен. Только тогда он, ошеломленный, испуганный и счастливый одновременно, узнал, что на самом деле сделал.
— Неужели у меня аж такая дальность действия??? — удивлялся он, широко распахивая ясные наивные глаза. — Я ведь только хотел, чтоб мы перескочили куда-нибудь, где спокойно и тепло…
— И у тебя неплохо получилось, — с уважением сказал Змеевик. — Такая дальняя дорога! Ты же сможешь прыгать с Ящера на континент за пивом.
— Не стоит, — возразил Мышка. — Все равно непревзойденный специалист по пиву — это Ночной Певец.
Вот почему к берегу Ящера «Бабочка» подплывала совсем с другой стороны, чем предполагалось первоначально. Корабль, лишенный большей части своих парусов, тяжело, точно дойная корова (по красочному определению Змеевика), переваливался через волны. Они плыли медленно, в полном соответствии ветру, который дул очень лениво, только чтобы едва-едва наполнить потрепанные штормом полотнища. У команды еще были кое-какие занятия, но маги страшно скучали. А солнце жарило немилосердно, как это всегда бывает в тропиках.
Первого дракона случайно увидел Луч, одаренный самым острым зрением. Уныло высматривал он на горизонте хоть одно-единственное жалкое облачко, которое предвещало бы изменение погоды. Движущееся пятнышко, выделывавшее странные фигуры на небе, могло быть только одним.
— Дракон!! — воззвал Искра, тыча пальцем.
— Дракон? — обронил Гриф с сомнением, вглядываясь в указанном направлении. — А может, это птица какая-то?
— Наверняка гусь. И лучше бы сразу печеный! — фыркнул Луч. — Это дракон, птицы так не двигаются. Позови Камушка, если мне не веришь. Или используй талант и сам проверь.
Наблюдатель вынужден был с некоторой неохотой признать его правоту. Появился первый дракон, а это означало, что они уже совсем рядом с драконьими землями.
В тот же самый день появилось еще несколько драконов, которые парили высоко над мачтами. Они несколько раз облетели вокруг корабля и удалились, не отвечая на попытки Конца и Стального связаться с ними. Утешало только то, что ни один из них даже не пробовал нападать, хотя «Бабочка» прямым курсом шла к их владениям. Может, это необычное миролюбие было связано с тем сообщением, которое Виноград старался передать каждому крылатому разведчику: «Мы безоружны, не опасны, очень молоды, еще совсем щенки…» Судя по всему, это помогало, потому что время шло, а драконы, хотя и летали с каждым разом все ниже, только с любопытством приглядывались к гостям. Тени огромных крыльев скользили по палубе, тревожа команду, но помимо этого ничего не происходило.
И вот наступил день, когда покалеченный корабль добрался до прибрежных вод Ящера. Остров показался на горизонте сначала в виде темной голубоватой полоски, которая по мере приближения все больше зеленела. Это зрелище представляло собой истинное удовольствие и радость для глаз, уставших от однообразной картины синего неба и голубовато-зеленой воды. Особое облегчение почувствовал Ветер-на-Вершине, ведь он по-прежнему довольно паршиво чувствовал себя на колышущейся палубе и за время путешествия уже раз сто успел проклясть свое решение о побеге из Ленгорхии.
Ягода часто сидела на морском берегу, укрывшись от солнца в уютных уголках под защищавшим ее лиственным балдахином, и подолгу всматривалась в волнующийся лазурный простор. Ее мысли бродили далеко от берегов Ящера, она смотрела на мир глазами морских животных, моряков и драконов, летавших межу островами, рассыпанными на морской глади, точно бусины из изумрудного ожерелья. На самом деле ей даже не надо было для этого приходить на берег, но вид колышущейся бескрайней голубизны и однообразный шум волн, разбивавшихся о рифы, успокаивал и завораживал ее. А расслабившись, она могла свободно переходить от разума к разуму почти всех существ, находившихся на поверхности и в водах моря Сирен. Но гораздо реже она касалась необозримого открытого простора океана, раскинувшегося с западной стороны острова; там самыми ясными разумами, которые можно было бы «считать», были сознания дельфинов и огромных левиафанов.
