Янтарный телескоп - Пулман Филип (е книги TXT) 📗
— Это не все, на что ты способна. Ты же умеешь понимать алетиометр, разве нет? Брось, давай лучше поглядим, куда мы попали. Поищем Роджера.
Он помог ей подняться, и они в первый раз осмотрелись в стране духов.
Вокруг них расстилалась огромная равнина, края которой терялись в тумане. Ее заливало слабое свечение, исходившее, казалось, равномерно отовсюду, так что предметы не отбрасывали теней и были окрашены в один и тот же тусклый серый цвет.
На этом бесконечном просторе стояли духи, взрослые и дети; их было так много, что Лира не могла даже приблизительно оценить сколько. Точнее, в большинстве они стояли, хотя некоторые из них сидели, а другие лежали, погруженные то ли в сон, то ли в апатию. Никто не двигался, не бегал и не играл, однако многие повернулись, чтобы посмотреть на новоприбывших; в их широко раскрытых глазах светилось испуганное любопытство.
— Духи, — прошептала Лира. — Значит, вот они где — все, кто когда-то умер…
С ней больше не было Пантелеймона, и, конечно, именно по этой причине она тесно прижалась к руке Уилла, но он был этому рад. Галливспайны улетели вперед, и он видел их — маленькие яркие пятнышки, мечущиеся и ныряющие над головами духов, которые провожали их изумленными взорами, — но глубокая тишина угнетала его, а серый свет наполнял душу страхом, и только теплое плечо Лиры напоминало о существовании на свете чего-то живого.
Позади них, за стеной, до сих пор эхом перекатывались по берегу вопли гарпий. Некоторые духи боязливо поглядывали вверх, но остальные, почти все, не сводили глаз с Уилла и Лиры и наконец медленно двинулись к ним. Лира съежилась — она еще не собралась с силами для того, чтобы встретить их лицом к лицу, как хотела раньше, — так что Уиллу пришлось заговорить первым.
— Вы говорите по-нашему? — спросил он. — Вы вообще говорить умеете?
Дрожащие, напуганные и измученные, путешественники все равно чувствовали, что им нечего опасаться мертвых, сколько бы их ни было: у этих бедняг почти не осталось собственных сил, и, услышав голос Уилла — первый ясный голос, прозвучавший в этой стране на их памяти, — многие из них ускорили шаги, горя желанием ответить.
Но они могли только шептать. Тихие, едва слышные звуки, не больше, чем слабое дыхание, — вот все, что слетало с их губ. И когда они, теснясь, двинулись вперед, обуреваемые волнением, галливспайны снизились и стали летать перед ними туда-сюда, чтобы не дать им подойти слишком близко. Духи-дети смотрели вверх с отчаянной тоской, и Лира сразу поняла отчего: они решили, что стрекозы — это деймоны, и им страстно захотелось снова прижать к себе своих деймонов, с которыми они расстались.
— Нет-нет, это не деймоны, — вырвалось у Лиры помимо воли, — и если бы мой деймон был здесь, честное слово, я разрешила бы вам всем потрогать его и погладить…
И она протянула к детям руки. Взрослые духи отшатнулись, кто равнодушно, а кто опасливо, но дети тут же хлынули вперед. Эти несчастные были не более материальны, чем туман, и руки Лиры, так же, как и руки Уилла, свободно проходили сквозь них. Они всё шли тесной толпой, легкие и безжизненные, чтобы согреться кровью и сильно бьющимися сердцами двоих путников, и когда они проходили сквозь их тела, согреваясь по пути, Уилл с Лирой ощущали это как множество слабых, нежных, прохладных дуновений. Двое живых детей чувствовали, как мало-помалу тоже становятся мертвыми: они не могли бесконечно отдавать свою жизнь и тепло, им самим уже стало холодно, а катящимся на них толпам не было конца и краю.
Наконец Лире пришлось остановить их. Она подняла ладони и взмолилась:
— Пожалуйста… мы хотели бы дотронуться до вас всех, но мы спустились сюда, чтобы отыскать одного человека, и я прошу вас сказать мне, где он и как его найти. Ах, Уилл, — прошептала она, склонив к нему голову, — до чего мне их жалко, но что поделаешь…
Духи были заворожены видом крови на Лирином лбу. Здесь, в сумерках, она блестела, точно ягода остролиста, и несколько духов скользнули по ней, стремясь ощутить контакт с этой пронзительно яркой частицей живого. Одна девочка-дух — должно быть, когда она умерла, ей было лет девять-десять, — робко потянулась к Лире, чтобы потрогать ее лоб, и отпрянула в испуге, но Лира сказала:
— Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого… поговори с нами, если можешь!
Бледные губы девочки-духа зашевелились, но путники едва расслышали ее голос:
— Это гарпии, да? Они на вас напали?
— Да, — ответила Лира, — но если это все, что они могут, я их не боюсь.
— Нет-нет… ах, они могут хуже…
— Что? Что они такого делают?
Но духи не хотели объяснять. Они качали головами и ничего не говорили, пока один мальчик не сказал:
— Когда пробудешь здесь лет сто, все становится не так плохо, потому что рано или поздно ты устаешь и они уже не могут очень сильно тебя напугать…
— Больше всего они любят говорить с новенькими, — добавила первая девочка. — Они просто… Ах, это просто мерзко. Они… нет, не могу сказать.
Их голоса были не громче шелеста сухих листьев. При этом говорили только дети; все взрослые казались погруженными в такую древнюю летаргию, что от них теперь вряд ли можно было дождаться слова или хотя бы жеста.
— Послушайте, — сказала Лира. — Послушайте меня, пожалуйста. Мы пришли сюда, я и мои друзья, потому что нам обязательно надо найти мальчика по имени Роджер. Он здесь недолго, всего несколько недель, так что, наверное, мало с кем познакомился, но если вы знаете, где он…
Но, еще не успев закончить, она сама поняла, что они могут блуждать здесь, пока не состарятся, искать и заглядывать в лицо каждому встречному, и все же обойти лишь крохотный кусочек страны мертвых. Бремя отчаяния придавило ее к земле — такое тяжкое, словно ей на плечи уселась гарпия.
Однако она стиснула зубы и упрямо задрала подбородок. «Ведь мы же добрались сюда, — подумала она, — значит, часть дела уже сделана».
Первая девочка снова сказала что-то своим еле слышным голосом.
— Зачем он нам нужен? — переспросил Уилл. — Ну… Лира хочет с ним поговорить. Кстати, я тоже хочу кое-кого найти. Мне надо отыскать отца, Джона Парри. Он где-то здесь, и я хочу увидеть его до того, как вернусь обратно в тот мир. Так что позовите, пожалуйста, Роджера и Джона Парри — скажите, чтобы они пришли поговорить с Лирой и Уиллом. Спросите их…
Но вдруг все духи, даже взрослые, повернулись и разлетелись, точно сухие листья под внезапным порывом ветра. В мгновение ока равнина вокруг детей оголилась, и через секунду они поняли почему: воздух над ними наполнился визгом, воем, криками, и на них набросились гарпии — снова невыносимая вонь, хлопанье крыльев, хриплые вопли и насмешливый, злобный, издевательский хохот.
Лира тут же кинулась наземь ничком, зажав уши, а Уилл, пригнувшись над ней, выхватил нож. Он видел, как несутся к ним Тиалис с Салмакией, но они были еще в некотором отдалении, и он смотрел, как гарпии кружат в воздухе, снижаясь и снова набирая высоту. Он видел их человеческие лица, видел, как они щелкают зубами, точно ловя насекомых, и слышал слова, которые они выкрикивали, — презрительные, грязные слова, оскорбляющие мать Уилла и ранящие его в самое сердце; но какая-то часть его сознания оставалась холодной и отстраненной, думала, взвешивала, наблюдала. Пока ни одна гарпия не рискнула приблизиться к ножу.
Для проверки он распрямился. Одной из них — может быть, это была сама Нет-Имени — пришлось резко взмыть вверх, потому что она неслась совсем низко, рассчитывая проскользнуть прямо у него над головой. Ее тяжелые крылья неуклюже затрепыхались, и она едва справилась с поворотом. Он вполне мог бы дотянуться до нее и снести ей голову одним ударом ножа.
Теперь к ним подоспели и галливспайны; оба они уже хотели ринуться в атаку, но Уилл остановил их, крикнув:
— Тиалис, сюда! И вы тоже, Салмакия! — Они сели к нему на плечи, и он продолжал: — Посмотрите как следует. Видите? Они только летают и орут. По-моему, она ударила Лиру по ошибке. Кажется, они вообще не хотят нас трогать. Мы можем не обращать на них внимания.
