Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Патер Морн, понимающе кивнув, вышел за дверь. Эльстер закрыла дверь на ключ и обернулась к Уолтеру, нервно теребя в руках ремешок маски.
— Прости меня, — наконец сказала она.
— Эльстер, я сбежал из Лигеплаца первым же дирижаблем, и на дирижабль напали пираты. Здесь нет твоей вины.
— А потом ты сидел из-за меня в тюрьме! Если бы тебя там хотя бы перевязывали…
Уолтер вспомнил, как сжимал в темноте руку, цепляясь за боль, как утопающий за доску, и болезненно поморщился. Если бы он этого не делал, может быть, руку удалось бы спасти. А может и нет — значения это больше не имело.
— Эльстер, ты хороший человек. Перестань винить себя во всем, что вокруг тебя происходит.
— Я не хороший человек, Уолтер. Я вообще не человек, и уж точно не хороший, — зло сказала она, делая к нему короткий шаг, будто кто-то сзади ее держал. — У меня нечистая совесть. И если бы я до сих пор верила в Спящего, мне было бы хоть немного легче. Но я больше не верю и мои грехи — моя ноша. А теперь еще и твоя.
— Какие у тебя могут быть грехи, Эльстер? — тихо спросил ее Уолтер, протягивая руку. — Иди ко мне…
— Это все из-за меня. Я виновата, Уолтер. В том, что сейчас… я.
— Глупости, — через силу улыбнулся он. Мрачная решимость Эльстер его пугала и он не мог понять ее причин. — Ты ни в чем не виновата. Я не верю.
Она смотрела на него тяжелым взглядом и дышала глубоко и часто, будто после бега. А потом непривычное выражение исчезло с ее лица, словно маска соскользнула на пол. Она бросилась к нему, обняла за талию и прорыдала куда-то в воротник:
— Прости меня, Уолтер! Прости меня, пожалуйста, я все-все тебе расскажу, обещаю, только возвращайся, только не умирай!
— Эльстер, доктор Харрис сказал…
— Доктор Харрис не знает про отраву!
— Ты правильно сказала, милая — не ты меня ей поила.
Эльстер отстранилась и подняла на него покрасневшие глаза. А потом отошла к кровати, подобрала с пола сумку, с которой уезжала из гостиницы и достала блокнот в черном кожаном переплете. Вензель «Д.Г» на обложке Уолтер различил с другого конца комнаты.
— Вот. Один из моих грехов.
— Зачем ты его взяла? — глухо спросил он, протягивая руку. — Ты же на альбионском читать не умеешь…
— Не умею.
— Тогда зачем взяла? — Уолтер понимал, что надо рассердиться, но никак не получалось. Вид у Эльстер был совершенно несчастный и виноватый, как у школьницы, порвавшей новое платье.
Она подняла на него полные отчаяния глаза и что-то пробормотала.
— Что?
— Ох, Уолтер! Сороки ужасно любопытны, я же говорила!
— Ты взяла просто посмотреть и не успела подложить его мне утром? — догадался он. — А как ты оказалась с дневником на лестнице?
— Шла подкладывать, услышала голоса, вышла на лестницу, а там жандармы… сердишься?
— Нет, — честно ответил Уолтер. — И что тебе дало твое любопытство?
— Мне было очень стыдно, а еще я узнала, что у твоего брата красивый почерк. Правда, завитушки такие… — она осеклась. — А если бы я отдала тебе сразу, может, ты бы знал, что за штукой тебя поили.
— Все равно не сержусь, — улыбнулся он.
Вот почему дневник не нашли жандармы.
Возвращение дневника, который он считал навсегда потерянным, немного отвлекло от тяжелых мыслей, но раздавшийся стук в дверь напомнил Уолтеру о предстоящей операции.
— Доктор Харрис ждет, — раздался из-за двери приглушенный голос патера Морна.
Эльстер, всхлипнув, обняла его за шею и поцеловала. В ее поцелуе было что-то истерическое, горчащее на губах слезами и страхом, но он странным образом окончательно успокоил. Уолтер всю жизнь был одинок, и в одиночестве привык переживать почти любые потрясения. Но теперь Эльстер будет рядом.
Если только патер Морн послушает его.
— Возвращайся, Уолтер, — прошептала Эльстер.
— Все будет хорошо, — пообещал он.
Патер Морн ждал его в коридоре и явно нервничал.
— Пожалуйста, заприте дверь снаружи и заберите с собой ключ, — тихо попросил его Уолтер.
Он понимающе кивнул. Уолтер, поморщившись, надел маску, сел в кресло и положил трость на колени.
— Патер Морн, у меня есть все основания полагать, что на исповеди Эльстер будет просить вас дать ей сбежать или торговаться с герром Унфелихом за мою свободу.
— Вот как, — тихо ответил он.
— Я хочу, чтобы вы ей отказали. Что бы она ни сказала. Про меня, про опасность, которую якобы представляет, в чем бы она ни признавалась — прошу вас, не верьте ей. У нее доброе сердце, и она прекрасно врет…
— Вы уверены, что все, что она скажет, будет ложью?
— Прошу вас, патер Морн… — Уолтер прикрыл глаза. — Эта девушка — лучшее, что случалось в моей жизни. Мне плевать что там говорят Хранители Сна про кайзерстатских Пташек, уж простите — если ее доброта и преданность только мираж, то оставьте мне этот мираж. Можете считать ее моим Соловьем — в ней живет все, что я когда-то похоронил.
— Вы совсем не изменились, Уолтер. В вас по-прежнему живо то, что так пугало Джека.
— Вы не позволите ей? Не оставляйте меня жить с таким грузом, как ее глупое самопожертвование, — тихо попросил он.
Патер Морн молча вкатил кресло в лифт. Так же молча они доехали до нужного этажа.
Вокруг лифта располагалась площадка с десятком дверей. Темно-синие стены и двери — поздний вечер, один из верхних этажей. Уолтер вдруг подумал, что Эльстер почти рядом.
Прежде, чем открыть одну из дверей, патер Морн наконец заговорил.
— Уолтер, господин Унфелих рассказал мне о вашем положении… и предложил мне некоторые… условия, которые могли бы вас…
Он почувствовал, как только что успокоившийся страх протянул ядовитые щупальца по сердцу.
— Вы хотите ее выдать?!
— Нет… по крайней мере… то есть… Уолтер, мне так жаль, мой мальчик, так жаль…
— Доктор Харрис пришел лечить вашего Ливрика или меня? — тихо спросил он, чувствуя, как покалывает кончики пальцев на здоровой руке.
— Я не выдавал вашу подругу и не собираюсь этого делать! — горько воскликнул патер Морн. — Но послушайте… вы хорошо знаете историю своей семьи? Знаете о… помешательствах?
Уолтер кивнул, чувствуя, как щупальца проникают в сердце и разрывают его на части. Он оказался практически беспомощен, и все, что ему оставалось — надеяться, что Эльстер зря не верила клирикам.
— В таком случае вы заметили, что мужчины Говардов сходили с ума только если влюблялись?
Он молчал. Питер Говард повесился в Вудчестере через несколько лет после свадьбы, но ни о семнадцатилетнем Родерике, выступавшем в мюзик-холле, ни о Кларенсе, скончавшемся в Лестерхаусе, в хрониках не осталось четких сведений. А ведь юноша с пылкой любовью к сцене и Кларенс, о котором в семейной хронике сохранилась пренебрежительная характеристика «имел склонность к меланхолиям и стихосложению», вполне могли совершить несвойственный альбионским аристократам поступок и искренне кого-то полюбить.
— Но мой отец…
— Ваш отец не верил ни в какие проклятья и всегда считал наследственное безумие чушью. Однако, он всегда избегал привязанностей и воспитывал вас с Джеком так, чтобы вы… простите, Уолтер, сейчас не то время, но… подумайте, может быть расстаться с юной мисс, пока вы не погубили друг друга?
— По крайней мере не через ее казнь, — отрезал он.
Патер Морн развел руками: «сделал, что мог». Открыл дверь, ведущую в белоснежный коридор, остро пахнущий стерильностью и спиртом.
