В погоне за солнцем (СИ) - Элер Алиса (прочитать книгу .TXT) 📗
Боль отрезвила Нэльвё: я увидел это по вмиг ожесточившемуся, прояснившемуся взгляду. Он коротко рубанул, не тратя времени сил на замах. Клинок вспорол воздух в каких-то двух пальцах от ее головы. Fae отшатнулась - и, закричав тем же изломанным горем и болью голосом, резко обернулась.
Мы встретились взглядом. Что-то осмысленное мелькнуло в ее бездонно-синих глазах. Она признала меня, безошибочно, разглядев даже сквозь дымку безумия. Признала - и тут же перевела взгляд, потеряв интерес.
И увидела ее, Камелию. Идеальную жертву Охоты.
Идеальную, гори все черным пламенем!
Мы поняли это слишком поздно - я и Нэльвё. Не перехватить, не остановить, как не сбить сорвавшуюся в полете стрелу. Нэльвё изогнулся в длинном, поразительно длинном выпаде - и все равно не достал.
Я видел все, как в дурном сне: неестественно медленно. Камелию, побледневшую и какую-то обмертвевшую, завороженную, не способную и шагу сделать от неумолимо приближающейся смерти. Fae, бросившуюся к ней с улыбкой-оскалом. Нэльвё, рванувшего вслед за ней, не успевающего, так же как и я...
И, с какой-то бессмысленной, абсурдной уверенностью, которая может быть только во сне, сделал то единственное, что еще успевал, ни секунды не сомневаясь.
- Стоять! - рявкнул я, каким-то чудом опередив само время.
Fae замерла, как бежала: на середине шага, едва удерживая сейчас равновесия. Мучительно изогнутые, скрюченные пальцы с отточено-острыми когтями замерли в непозволительной близости от шеи Камелии, которая до сих пор, кажется, боялась вздохнуть.
- Стоять, - медленно повторил я враз севшим голосом, не сводя с нее взгляда. В воцарившейся в лесу тишине едва можно было различить мой голос.
Fae изогнула голову под неестественным углом, точно птица. И встретившись с ее бездонным взглядом, я вдруг оскользнулся - и провалился в омут ее чувств, захлебнувшись ими.
Смерть, безумие, страх, отчаянье - и боль, всюду боль. Корежащая, ломающая, выворачивающая, выкручивающая... Каждый вздох изорванными легкими - боль. Каждый шаг - боль. Жить - значит чувствовать боль. Невыносимую, сводящую с ума. Боль - до слез, до смеха, до сомкнутого спазмами дыхания... боль, боль, боль! Боль - и больше ничего.
Она всхлипнула, задохнувшись отравленным солнцем воздухом - и полупрозрачная, как цветочный нектар, кровь веером взметнулась от раскроившего тело меча.
Боль, сводившую с ума каждый миг, каждый вдох, вытеснила другая - короткая, единовременная, разовая. Несущая освобождением и счастье.
Не в силах отвести взгляд от тускнеющих, выцветающих глаз, я захлебывался цветочной кровью вместе с ней. И не разобрать в сплетении нервов, кто умирает там - я, fae или Она.
Голова вдруг взорвалась звоном и темнотой. Меня, едва стоящего на ногах, отбросило куда-то в сторону. Левую скулу обожгло огнем. Я упал, неловко подвернув руку и навалившись на нее. Боль - та, другая, чужая - ушла, и только теперь я запоздало сообразил, что кто-то с размаху врезал мне кулаком.
Новая вспышка боли затмила все мысли. Еще удар, уже ногой, в бедро - но, кажется, не такой сильный, как мог бы. И ругань, вперемешку на аэльвском и северском, которую почти невозможно разобрать сквозь злое шипение.
Я резко вскинул голову - и Нэльвё, ожегшись о мой взгляд, осекся на полуслове. И не занес ногу для нового удара.
- Умрешь, - чужой, пугающе спокойный, ничего не выражающий голос я услышал как будто со стороны, и не сразу понял, что говорю сам.
Нэльвё хотел было взорваться очередной вспышкой ярости, но почему-то передумал, и, зло сплюнув, отошел, не переставая извергать ругань и проклятия.
Я кое-как поднялся и выпрямился, нетвердо стоя на ногах. Тело почти не слушалось. Чувствовал я себя отвратительно: как новорожденный котенок, брошенный в чужой и жестокий мир - слепой, беззащитный и потерянный.
- Лжец, лгун, лицемерная тварь! Нет, вы только посмотрите! "Я - жертва обстоятельств! Я - слабый, никчемный волшебник! Мне никак не обойтись без вашей помощи"! "Нет, я не знаю, кто эти люди и что им от меня нужно"! "Подставляйте за меня спины, идите со мной в пекло, рискуйте ради меня жизнью - а я буду смотреть и смеяться над вашей наивностью, не вмешиваясь"!
От его сорвавшегося на крик голоса птицы, только-только устроившиеся в кронах, сорвались серой лентой в лазоревую высь. Нэльвё, заметавшийся по поляне, сшиб подвернувшийся под ногу котелок, и зло пнул его.
- "Подставляйте за меня спины, ничтожества, а я посмеюсь над вами"! Что, не так?! - рыкнул Нэльвё. И, вдруг остановившись, резко повернулся ко мне. - Нет?!
- Прекратите, пожалуйста! - отчаянно воскликнула Камелия, пытаясь перекричать нас. Бледная, как выбеленное полотно, она едва держалась, чтобы не расплакаться, и комкала в таких же бледных пальцах подол рубашки.
- Не так?! - повторил Отрекшийся, опасно полыхая сейчас не фиалковыми - темно-синими глазами. Повторил - и в два размашистых шага оказался рядом. Проклятая слабость все еще подгибала ноги, не давая мне ни дать отпор, ни уйти.
- Нэльвё! - слово-окрик хлестнуло его, но не смогло остановить.
Отрекшийся схватил меня за грудки и рывком приподнял. Я дернулся назад, но вырваться из захвата Нэльвё можно было разве что оставив в его руках часть рубашки, и только бессильно выплюнул:
- Я же сказал: умрешь!
- Прекратите, пожалуйста, прекратите!
- Мне плевать на твои проклятья! Прокляни меня, заставь меня! Убей меня! Ну, где же твои Слова, о, Сказитель, "низвергающие города"? Где горы, восстающие по одному твоему сиюминутному желанию?!
- Действительно, где?! - рявкнул я, как всегда мгновенно взрываясь яростью после мнимого спокойствия, да так, что Отрекшийся вздрогнул. С непонятно откуда взявшейся силой я оттолкнул Нэльвё. - Где мои слова, и где тот сказитель, кто все это может?! Да-а, я сказитель! Конечно! Сказитель, который не может повторить того, что с легкостью делает посредственная смертная! Который не может сплетать чары, едва ворочая потоками силы! Сказитель, который погибает от рук карающих, не способный уйти от них! Так где же оно, где это могущество, если я сказитель?! Где низвергаемые города и восстающие горы?! Где?!
- Хватит! Прошу вас, хватит!
- Ты мог водить меня за нос раньше, но не теперь. Я прекрасно вижу, кто ты и что ты. Вижу, как видела fae, когда бросилась на Камелию, а не на тебя. Потому что ты сказитель, и этого достаточно, чтобы все преклоняли перед тобой колени! Да что там, преклоняли - даже смерть отступает перед Ее любимчиками! А я-то гадал: как это он выжил? А все, оказывается, так просто: Мио - сказитель! Как это Воля отпустит свою любимую игрушку! И...
Нэльвё дернулся от удара, такого же, как у него, в скулу - и замолчал, осекшись на полуслове, медленно подняв на меня взгляд, больше не затуманенный злостью и невозможно удивленный. Даже то, что я сказитель, кажется, поразило его меньше, чем то, что я ему врезал: Нэльвё замер, не отнимая ладони от подбитой скулы и смотря на меня, как будто впервые увидел. Но мне было плевать, что он чувствовал. Меня трясло. То, что я так долго держал в себе, что я никому не говорил и прятал так далеко, что, кажется, сам стал забывать, поверив в ложь, вырывалось сейчас с беспощадной честностью - и ненавистью.
- "Любимая игрушка" - как точно. Должно быть, здорово отобрать у меня все. Здорово сломать, разбить, пропустить через камнедробилку - и с улыбкой смотреть, как я буду выплывать из этого дерьма. Да, именно дерьма: как ни бейся, как ни старайся, в масло его не взбить. Лишиться семьи, друзей, единственной цели, потерять все то, что я любил и чем дорожил, во что верил - это действительно благословение, это завидная участь. Что ты вообще знаешь, чтобы в чем-то меня обвинять? Ты не знаешь, не можешь понять, каково это, когда тебя лишают выбора, хочешь ты жить или нет. Когда тебя лишают голоса и заставляют раз за разом переживать то плач Ильмере, то безумие fae, то чью-то тревогу, принесенную из ушедших веков. Заставляя переживать, слышать - и стоять в стороне, мучительно осознавая собственное бездействие и невозможность вмешательства. Это пытка, всей чудовищности и жестокости которой тебе никогда не понять.
