Благодать (СИ) - Титов Алексей (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Я начал пятиться.
Чудная русалка исчезла – передо мной стояло чудовище, кровоточащее сочащееся белесой слизью, только что родившееся - преобразившееся. Оно трепетало. Его чешуйки, темно коричневые, а на грудях, удивительно похожих на женские – желтовато-кремовые, отсвечивали зеленью. Оно упало на выставленные перед собой лапы с пальцами, заканчивающимися иззубренными когтями. Между пальцами – нежно-розовые, абсурдно трогательные, перепонки. Его хвост тяжело шлепнул по земле, разметав прелую траву. В обездвиживающем ужасе я уставился на тягучую мутно желтую каплю, повисшую на левом соске существа.
Челюсти захлопнулись. На меня смотрели два миндалевидных глаза, небесно-голубых, с маленькими зрачками. Пятачок сморщенного носа быстро-быстро заходил из стороны в сторону; из уголка пасти существа потекла слюна. Оно приняло стойку изготовившегося к броску пойнтера.
Я попятился от него дальше – оно не нападало. Может, обойдется, подумал я.
И остановился, сбитый с толку.
Хвостатая чешуйчатая пуля ринулась вперед. Меня спас корень чертокопытника, о который я запнулся, шарахнувшись назад – лишь хвост русалки отвесил мне тяжелую оплеуху, от которой голова словно хрустнула, а из носа и ушей потекла кровь.
…Я проснулся. От меня несло протухшей рыбой, и, смахнув со щеки что-то раздражающее, я заворожено уставился на медленное парение кружащейся в воздухе чешуйки. Провел тыльной стороной ладони под носом, и она окрасилась багровым. В ушах стоял звенящий гул.»
2
-- Да-а-а, — протянул Шурик, скребя переносицу под очками.
— Ор-р-ригинально, — высказался Вадик, почесав затылок.
— Не стыдно? — с укором поинтересовалась Люба, и, глянув на девушку: — Маш, ну, не обижайся ты на этих придурков.
— П-с-с, — Маша передернула плечами, мотнула головой, отчего волосы образовали что-то вроде огненного зонтика.
— А чо? Богема… — Шурик вздохнул: ничего, мол, другого и не ожидал.
— Логово алкаша, - озвучил собственную версию Вадим.
— Алкаш вряд ли бы такой заборище смог отгрохать. Равно как и пьяница-художник. Разве что здорово напуган был. Или свихнулся, — предположила Люба, напрочь позабыв, что вот только что урезонивала ребят.
— Ну. От белочек прятался. От живых или пригрезившихся – не суть важно. Дурковал по полной программе. — Вадька ухмыльнулся.
— Хватит, — Маша рубанула рукой воздух. — Осмотримся давайте, что ли.
Вне всякого сомнения, именно здесь ее папашка и обретался. По крайней мере, последние месяцы жизни, если вообще можно вообразить жизнь в таких условиях. Она видела нечто подобное в квартире одного старого козла из Худфонда, в какую попала добровольно, в порядке гуманитарной помощи дряхлеющему художнику, а ушла оскорбленной в лучших чувствах – у перечника даже намека на эрекцию не наблюдалось, хоть старый от отчаяния готов был хоть веник привязать к своей не подававшей признаков заинтересованности сморщенной пипетке…
Посреди комнаты стоял разложенный диван с открученными – или отломанными, что казалось почему-то более вероятным, - подлокотниками. На диване – смятая, грязная постель, пересыпанная самокруточными охнариками и хлебными крошками, мелкими – куриными? – костьми с высохшими волокнами мяса, смятыми консервными крышками. Маша не могла вообразить, как можно спать в этой груде мусора, где и задницу-то некуда притулить. Постель больше походила на свалку, чем на место отдохновений.
На затоптанных ковриках, застилавших крашеный охряной – вот спрашивается, подумала Маша, отчего этот фекальный цвет так популярен? – краской пол, валялись запыленные бутылки из-под дешевого винища, капли которого на ковриках темнели, точно кровяные.
Под зарешеченным изнутри прутьями оконцем – стол о трех ногах, заваленный скомканными листами бумаги для рисования, перемежающимися бумагой потоньше, да обрывками газетных и журнальных страниц, пожелтевшими, высохшими до такой степени, что, казалось, при прикосновении рассыплются в прах. Лампа с прогоревшим абажуром украшена дурацким картонным колпаком с металлическим, похожим на бронзовый, бубенчиком. В общем, ничего интересного.Маша направилась к двери.
—Слушай, а для чего он на это окно решетку поставил? — спросил Шурик.
— А я почём знаю? Ты спрашиваешь меня так, будто я всю жизнь провела рядом с заботливым папкой, а не только теперь, вместе с вами, имею возможность ознакомиться с его немудреным холостяцким бытом.
— Не устала, речь толкать? — Вадим подпирал спиной стену.
— Когда устану, к тебе обращусь, — проворковала она, с удовольствием отметив, с какой скоростью Любина рука устремилась к предплечью Вадима – белобрысая пыталась напомнить о своем существовании. Что ж, ей это удалось – ладонь парня накрыла ее руку, и он посмотрел в глаза Любы не то виновато, не то настороженно.
— Словно обыск тут проводили, — Шурик обвел комнату взглядом. — Никому в голову это не пришло?
— Или хозяин торопился слишком… — проговорила Люба.
— Ой, я вас умоляю! — Маша закатила глаза. — Мне сдается, папашка мой просто свиньей был, так что не стоит строить дурацких предположений.
— Вот он, глас дочерней любви, — патетично произнес Сашка.
— Шурочка, у тебя есть одна удивительная способность… — ласково проговорила Маша, и двинулась к парню. Тот рывком поднял руку и поправил очки. Ну, не нравилось ему, когда Машка начинала говорить так задушевно-проникновенно – как правило, за этим следовал чудовищный скандал, реже – жуткий Машкин плач, отчаянный, надрывный, казавшийся истощавшим ее до полусмерти.
— Маш, ну, пошутил, надо было как-то отвлечь…
— От чего же, голубь ты наш голубой?
— Маш, сказал же: молчу. Затыкаюсь тряпочкой. Или мне тоже уйти?
— Да как же я без тебя, — вздохнула она.
— Пошли вторую посмотрим, — предложила Люба, сильнее вцепившись в Вадьку и стойко перенося полный брезгливого презрения Машин взгляд.
— Только давайте договоримся: без взаимных наездов, — сказал Шурик. — Нет, серьезно. В городе еще надоело, а мы и тут собачимся. Я в этом принимать участия не хочу. Короче, когда кто из вас начнет проламывать башку другому в желании поглядеть, чем она набита, я останусь в стороне. Пусть это – позиция слабака, но лучше быть слабаком с целой башкой, чем героем-заступником – с пробитой.
— Что ты так о своей башке-то печешься? — спросила Маша.
— Сам не знаю. Дорога, как память.
— Так оставайся здесь, или и впрямь – вали во двор.
— А какая здесь связь?
— Ну, уж мобильной тут нет, точно могу сказать, — встрял Вадька и дураковато гоготнул. Как в кино.
Они вышли из комнатушки и вновь сгрудились в коридорчике, у деревянной скульптуры. Они уставились на неё, похабно сиявшую.
3
— Привет, соколики!!! — рявкнуло за их спинами.
Вадим одеревенел, представляя, как выглядит со стороны, будучи склоненным в идолопоклоннической позе у сияющего деревянного безобразия.
Люба подумала, хорошо, что она выпила за завтраком всего одну чашку чая – мочевой пузырь болезненно сжался, но конфуза не приключилось.
Шурик подпрыгнул на месте и слабо вскрикнул, очки упали на пол, и он тут же рухнул на колени, елозя в поисках пропажи руками больше по обуви компании, чем по полу.
Маша же пребывала в полной уверенности, что так вот неожиданно проявила хорошие манеры Алена, попав сюда неведомым им способом. Маша обернулась первая, с откровенной радостью на лице. Челюсть девушки нескромно отвисла.
Пришелец был стар и худ. Редкие перья желтовато-серых волос не скрывали смуглой кожи головы, обтягивающей череп так туго, что лицо старика казалось резиновой маской, стянутой позади, там, где странные складки образовывали горб, острой вершиной своей будто прорвавший ветхую рубаху. Горб был утыкан пучками сивых волос.
Глазенки прятались в глазницах столь глубоко, что казались маленькими каплями нефти на донышках кожаных стаканов. Судить о настроении по этим нефтяным каплям – пустое дело.
