Ветер удачи - Молитвин Павел Вячеславович (версия книг .txt) 📗
— О Тахмаанг! Да нам-то до этого какое дело? Мы гнались за вором, а ты… — Аджам замолк и несколько мгновений взирал на Эвриха, словно впервые увидел. — Слушай, ты ведь ее не знаешь? Ты ведь с ней не знаком? Так какого же…
Он обернулся, разыскивая взглядом спасенную, и, не найдя ее, коротко хохотнул.
— Ну так и есть — сбежала! Хамдан, посмотри на него! — Он ткнул пальцем Эвриху в грудь. — Этот чудо-аррант дожил до двадцати пяти или шести лет и все еще лезет спасать первого встречного! Да тебя, братец, надо в клетке держать и за деньги показывать…
— Кстати, насчет денег. Давайте-ка обыщем их и уберемся отсюда подобру-поздорову, — вмешался Хамдан, не находивший в происшедшем ничего смешного. — Три человека, превращенные нами в холодеющие трупы, могут доставить нам массу неприятностей. Вай-ваг! Да ты ранен!
Эврих покосился на залитое кровью плечо и немедленно ощутил жуткую боль. Ну вот, только этого ему и не хватало!
Виновато улыбнувшись, аррант склонился над брошенной сумкой и извлек из нее чистую тряпицу.
— Перевяжи, чтобы встречные не пугались.
— И дернул же тебя Хаг-Хагор лезть не в свое дело! — скрипнул зубами Хамдан, ловко накладывая повязку и морщась так, словно это по его телу пробегали волны острой, пульсирующей боли. — И надо же было нам как раз сегодня тут очутиться… Вот уж истинно говорят: Боги за руку привели…
Замотав Эвриху предплечье, телохранитель, указав на первого убитого незнакомца, коротко бросил: «Обыщи!» — и направился к тому, который успел крикнуть напоследок что-то невразумительное. Аджам, явно озадаченный реакцией товарища на случившееся, нагнулся над сраженным им негодяем, и Эвриху не оставалось ничего другого, как последовать их примеру.
С отвращением он перевернул на спину человека с ловко раскроенным черепом, стараясь не глядеть на страшную рану. Срезал кошель с пояса убитого. Плохо соображая, что делает, распустил тесемки и ссыпал на ладонь находящиеся в кошеле монеты. Вместе с чогами и дакками на ладонь выпала овальная серебряная пластинка, на которой, под изображением стилизованного дерева хасы, увенчанного императорской короной, было мелкими буковками выгравировано: «Оказывать помощь и содействие».
Мысленно ахнув, Эврих покосился на телохранителей и, удостоверившись, что они заняты своими мертвецами, сунул чингак имперского сыска в стоящую подле него сумку. Хамдану с Аджамом совсем не обязательно знать, кого они с его легкой руки прикончили. Сон их от этого крепче не станет, скорее наоборот. Высыпал монеты обратно в кошель и принялся наблюдать за телохранителями.
Обшарив тела поверженных противников, они взялись обыскивать трупы мужчин, убитых еще до появления их во дворе. Ни тот ни другой не обнаружили еще одного чингака, и Эврих вздохнул с облегчением, решив, что едва ли его спутники стали бы утаивать страшную находку.
«Вот ведь угораздило!» — с тоской подумал он, протягивая подошедшему Хамдану снятый с убитого кошель.
Буркнув что-то невнятное, тот спрятал его за пазуху, с подозрением оглянулся по сторонам, проверяя, не оставили ли они на месте схватки чего-то такого, что позволило бы друзьям убитых, буде те объявятся, напасть на след убийц. Аджам между тем ловко завернул собранное оружие в подобранный плащ, тот самый, которым негодяи закутывали женщине голову, и, с усилием вскинув тяжелый сверток на плечо, вопросительно взглянул на старшего товарища.
— К храму возвращаться не будем. Надо уходить другой дорогой. — Хамдан замолк, прикидывая что-то, и спросил: — Как ты собираешься поступить с оружием?
— Отнесу к Нушапери, не пропадать же добру! — с вызовом произнес Аджам.
— Хорошо, но только никаких рассказов. И вообще никому ни словечка о наших геройствах. — Хамдан одарил Эвриха мрачным взглядом и, не дожидаясь ответа, устремился к щели между глинобитными хижинами.
Аррант последний раз взглянул на плотно затворенные двери и ставни окружающих лачуг, подумав, что хозяева их, вероятно, привыкли к подобным потасовкам, раз до сих пор носа наружу не кажут. Но наблюдают-то они за всем происходящим во все глаза и уж его-то, благодаря светлому цвету кожи, хорошо запомнят. И очень скоро человек, руководящий тайным сыском Кешо, будет знать приметы тех, кто прикончил его людей. Хотя оставалась еще надежда на то, что обитатели двора, не желая осложнять себе жизнь, стащат в сумерках бездыханные тела к реке и на все вопросы будут отвечать равнодушным пожатием плеч и традиционным: «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем». Со временем, разумеется, кто-нибудь из них проговорится, и хорошо бы, чтобы к тому моменту его уже не было в священном Городе Тысячи Храмов.
Шагая за Хамданом, Эврих попытался разобраться в воцарившемся в голове сумбуре, но сделать это удалось далеко не сразу. Все произошло так стремительно, что мысли разбегались в поисках ответов на множество вопросов. Прежде всего его мучило собственное, несообразное ни с чем поведение. Уж если он решился ответить на призыв о помощи и бросился в бой, то почему не дрался, как положено мужчине? Почему предоставил сделать всю грязную работу своим телохранителям? Рассуждая здраво, он не мог не признать такое решение разумным: они, конечно же, должны были справиться с этим делом лучше него, и так оно и оказалось. Однако разумные решения далеко не всегда самые верные, и его действия попахивали если не трусостью, то подлостью. То есть смелость он проявил прямо-таки дурацкую, но жар-то загреб чужими руками.
«Экий ловкач! — с отвращением думал Эврих, стискивая зубы, дабы не начать поносить себя распоследними словами. — Экий добряк! Он и попавшей в беду помог, и рук не замарал! Ах ты наш многосовестливый чистюля! Не с руки тебе, значит, ножичком своего ближнего ткнуть, пускай другие в кровище мараются, а ты бочком-бочком и в кусты! Я, мол, не боец, я лекарь… Ну так и сидел бы со своими склянками, не лез в благодетели.»
Но не лезть он не мог Не умел. И в то же время слишком памятен ему был затравленный взгляд Зачахара, прочитавшего на лице поднявшего лук арранта свой смертный приговор. Залитый кровью и заваленный трупами двор Зачахарова дома. О Боги Небесной Горы, ну почему Волкодав не моргнув глазом отправил к праотцам шестерых насильников, а у него не поднялась рука вонзить кинжал в брюхо хотя бы одному? Ведь не был бы он, верно, столь щепетилен, не окажись за его спиной Хамдана с Аджамом?..
А впрочем, какое дело спасенной ими женщине до того, кто именно прикончил ее обидчиков? И были ли в самом деле обидчиками три убитых по его вине человека, состоящих, судя по чингаку, на службе у императора? На тайной службе — стало быть, облеченных особым доверием и выполнявших задания особой важности? И кем же тогда была женщина, ухитрившаяся сбежать, пока его телохранители убивали вязавших ее мужчин? И почему она сбежала?
В первый момент это не удивило его: боязнь попасть из огня да в полымя многое объясняла. Хотя враги тех, кто совершил на нее нападение, вольно или невольно оказывались в стане ее друзей… Но она могла и не желать иметь их в числе друзей. Особенно ежели знала прежде одного из них. Не его, Эвриха, — а ведь было, было в ее обрамленном коротко стриженными, похожими на шапочку волосами лице что-то знакомое! Не Аджама — тот вел себя совершенно естественно, в то время как Хамдан…
— О Хаг-Хагор! — пробормотал потрясенный аррант. — Значит, они с Хамданом узнали друг друга! Любопытно было бы знать… — Он уставился в спину шагавшего перед ним телохранителя и решил, что по меньшей мере эта его догадка верна.
Теперь, после находки чингака в кошеле убитого, он мог со значительной долей уверенности предположить, что теснимый его телохранителями негодяй кричал что-нибудь вроде: «Остановитесь! Именем Кешо!» Но был ли он в таком случае негодяем? Или они убили блюстителей порядка, изловивших воровку, отравительницу, муже— или детоубийцу? Ведь то, что она женщина — увы и ах! — еще не говорит о ее безупречности.
— Помоги мне Отец Созидатель, если я по неведению и дурости, вместо того чтобы спасать свой кошель, избавил от заслуженной кары преступницу и убил тех, кто охраняет жизнь и покой обитателей Города Тысячи Храмов… — прошептал Эврих, ясно сознавая, что не обретет покоя, пока не выпытает у Хамдана, что за женщину они выручили из беды.