Тайны Сикорских (СИ) - Троянская Мария (полная версия книги .TXT) 📗
— Ты знаешь, зачем я пришел, — Артем говорил бесстрастно. Роль палача была ему неугодной, но выбора не оставалось. Если не покарать виновного — это будет расценено, как слабость. Никто не поймет. Не простит. А сейчас нужна была стабильность и спокойствие всем кланам.
— Кара постигнет виновного, — хохотнул Лучано.
— Ты не считаешь себя виновным.
— Я имел шанс, данный не многим. Я не мог его упустить, — развел руками итальянец, ни капли не сожалея о попытке привести свой клан к власти.
— Лучано…
— Ты был мне достойным противником, Артем. И другом.
— Друзья так не поступают.
— О, поступают, ты и сам знаешь, — спокойно возразил Лучано, демонстрируя белоснежные зубы. — Когда интересы клана превыше всего. Но ты мой друг, я сделаю тебе последний подарок.
— Мне не нужны твои подарки.
— О нет… Этот нужен, — Лучано лукаво зыркнул на собеседника.
— Меклановые войны. Они не нужны никому. Ты бы не смог удержать власть.
— Время показало бы, — ни чуть не смутился Борджиа.
— Кто тронул членов моей семьи, представителей моего клана — должен поплатиться. Ты не выторгуешь жизнь.
— Я и не собирался, — спокойно возразил итальянец, пригубляя жидкость в бокале.
— Лучше скажи, за что ты так поступил с девчонкой? Она же пешка, никто.
— Значит тебя таки волнует судьба Катерины? Тогда я прав — ты оценишь мой подарок.
— Зачем было пытаться ее убить?
— Ксюшин ребенок. Катя единственная, кто мог спасти его, нового лидера всех кланов. Я же обладаю даром предвидения, Тема, я знал, как тебя сместить, знал все твои слабые места. Сын Ксении должен стать могущественным правителем, усилить ваши с Женей позиции настолько, что Борджиа еще много столетий не смогут претендовать на первенство и власть. Но была лазейка… Если бы удалось уничтожить Катерину, как ты выразился, «девчонку», она бы не остановила Ксению, когда та собиралась покончить с собой, она бы не переубедила твою сестру оставить ребенка себе. Даже если бы Сикорская родила наследника тайно, этот вариант меня бы тоже устроил — я бы смог добраться к нему. Но и здесь Катя всунула свой нос — показала твоей сестре, что такое amore (любовь), — Лучано говорил, но в его голосе не чувствовалось и тени осуждения, скорее легкое уважение, граничащее с восхищением. Он умел отдавать должное качествам, заслуживающим внимания.
— И так, Сикорскому-Фельдману суждено родиться…
— И ты решил отомстить? Убить женщину? — Артем слушал внимательно, с долей спокойствия, но в голосе почувствовалось рычащее осуждение, таящее угрозу.
— Вот в этом то и подарок. Я скажу, кто сдал мне твою… — жгучие глаза Лучано заискрились лукавым блеском, — эм… служанку. Ева. Твоя невеста нашла меня и рассказала, как добраться к Латышевой.
Ноздри Сикорского раздувались, хотя он изо всех сил пытался сохранить выдержку. В этом всем были Борджиа. Под эгидой доброго поступка Лучано перечеркнул возможность наладить отношения с бывшей невестой навсегда. Ева старалась вернуть расположение Артема, особенно после того, как он не бросил ее проклятую. Как возился с ней, верил в нее, помогал, оберегал. Она оценила верность, надежность, умение любить искренне и глубоко. Раскаялась. Попыталась вернуть. Но ошиблась в выборе методов устранения препятствий. Ведь Ева узнала, что ее любимый удостоил чести простую потенциальную одаренную, провел с ней ночь.
Обезумевшая от ревности, съедаемая муками отчаяния и угрызениями совести, женщина решила устранить потенциальную соперницу, пусть даже она и не таит угрозу — замужняя, с ребенком, покинувшая дом Сикорских навсегда.
Ева знала, что ее избранник никогда не лишит покровительства Катерину после того, что она сделала для его семьи. А значит связующая нить между ними будет существовать всегда. Тогда умная, но жестокая в своей всепоглощающей любви отчаявшаяся женщина решилась связаться с врагом Сикорского — Лучано. И помогла заманить Катерину в ловушку.
Глава клана Борджиа знал текст проклятия, поэтому ничего не стоило подарить Латышевым путевки во Францию на остров Ре. Воссоединившаяся семья уехала без тени подозрений. Но у прекрасного берега Катю подстерегали квадратные волны. Стоило ей отправиться на прогулку на катере, третья часть проклятия, адресованного Ксении, обрушилась на нее.
— Ева любит тебя, Артем, — Лучано получал искреннее удовольствие от разговора, которым должна была увенчаться его недолгая жизнь. Словно лучи заходящего солнца его эго согревали крохи удовлетворения от того, что он не был жертвой, что он все еще имел влияние на всемогущего Сикорского, и беззастенчиво играл мускулами, топтался по больному, словно слон в посудной лавке.
— Тебя это не касается, — Артем решительно направился в сторону побледневшего итальянца.
— Стой. Есть еще кое-что… Катя. Это ведь она сняла проклятие с Евы. Она таки обрела силу. И… это был ее подарок тебе, — бледный Лучано, впервые попавший в липкий саван страха, увидев признаки пробуждающейся лютости Сикорского.
Артем замер.
— Зачем? Почему Катя это сделала?
— А ты как думаешь?
Лучано с тревогой наблюдал, пытаясь разобрать тени эмоций за непроницаемой маской, под которую спрятался Артем. Он еще не знал, что только что спас себе жизнь.
Глава 37. Карапуз
Старший брат — защитник для маленькой принцессы. А если их двое — то каменная стена, за которую прячут маленькую девочку от любых огорчений и опасностей, может становиться поистине громадной.
Ксения была хрупким цветочком, оберегаемым братьями, вечно занятым важными делами отцом и слегка деспотичной матерью. Но она чуть не увязла в сладком меде, в котором ее унаследованной силе характера и широте мышления, ее «сикорскости» было тесно. Девушка, словно пружина, находилась всегда в режиме заводской полусобранности, не имея ни возможности, ни необходимости выпрямиться в полную силу, попробовать себя на деле.
Она прожигала жизнь, толком не видя ее, за розовыми очками, ослепленная золотистой праздничной, ничего не стоящей на деле, мишурой «золотой молодежи», тускнея, теряя свой нерастраченный потенциал. В ее живом, подвижном характере раньше времени начала проявляться усталость от жизни, сплин, уныние и хандра. Ксения прятала их, тщательно маскируя звонким мелодичным смехом, броским макияжем, дорогими нарядами. Не женщина — картинка.
Но неясная тоска по настоящей, чего-то стоящей жизни волчьим воем пробирала до костей, стоило погаснуть последнему светильнику, погрузиться в мир полутонов.
Да, братья прятали свою любимую неженку от жестокого мира за высокой крепостной стеной, забывая, что в этой стене есть дверь, и сквозь нее рано или поздно прорвется свежий воздух. Так, Женя, близкий товарищ обоих Сикорских, без помех проходил в башню, где томилась Ксения.
Обаятельный шатен с потрясающими, наполненными жизнью глазами был тем свежим ветром, который взбудоражил впечатлительную Ксению, до зубовного скрежета накормленную пустозвонстом окружающих ее друзей, занятых растратой заработанных потом и кровью родителей капиталов.
Умный обходительный мужчина, более чем на десяток лет старше нее, выняньчивший малышку с пеленок, казался божеством.
Однажды, вернувшись из Таиланда, загоревшая, пахнущая морем и солнцем молодая женщина столкнулась с Евгением в дверях. Фельдман обнял ее приветственно, окутав ароматом мужского парфюма, обдав ощущением надежности и силы, и Ксения, словно овечка на заклание, поняла, что попала. Среди ее ничем не озабоченных по-настоящему одногодок Евгений был словно лев в стае муравьедов. Он любил Сикорскую, словно сестру. Но Ксения достигла того возраста, когда ее внутренняя женственность распустилась, но не была растрачена ни на йоту. Вся сила обаяния молодой женщины обрушилась на Сикорского. Он по-честному старался относиться к сестре друга по-братски, даже избегал ее. Но Ксюша была настойчива и упряма. И влюблена со всей пылкостью первого чувства.
Фельдман не планировал обжигать Сикорскую. Он был тем фонарем, к которому бабочки слетались на верную смерть, но он всегда предупреждал об этом, играл в открытую. И когда Ксения впервые поцеловала его, мужчина честно постарался выдержать дистанцию. Но празднества одаренных, дурманящие летние ночи, а затем окутывающие чарами заснеженные вечера сделали свое. Роман длился несколько месяцев, пока Евгений вдруг не очнулся, словно ему дали оплеуху.
