Эрбат. Пленники судьбы (СИ) - Корнилова Веда (библиотека книг .txt) 📗
Ближе к концу лета Кристелин родила сына, крепкого светловолосого крикуна. Возле нее в то время находилась лишь одна старая ленивая служанка, которая не считала для себя нужным лишний раз подходить к роженице. Но к тому времени дочь герцога уже поняла, что в этом доме ей следует рассчитывать только на себя, так что со всем справилась сама… А ребенка она назвала Дариан, что на языке ее родного Валниена означает — дар неба.
Через несколько дней Кристелин, вернувшись в свою комнату после минутной отлучки, увидела незнакомую служанку, склонившуюся над колыбелью ребенка. При виде внезапно появившейся матери женщина опрометью бросилась вон из комнаты, а Кристелин с ужасом увидела на лице ребенка тяжелую подушку… Однако Пресветлая Иштр была милостива к ним обоим: ребенок был еще жив, и спасти сына молодая мать успела. Однако с той поры ту служанку никто не видел в доме, а на вопросы о ней слуги, сохраняя на лицах непроницаемое выражение, лишь разводили руками: не знаем такой, ее никогда не было, вам почудилось, не понимаем, что вам от нас надо…
После того дня Кристелин никогда, даже на миг, не оставляла Дариана одного. Сама его кормила, пеленала, спала рядом с ним… Это страшное происшествие лишний раз убедило дочь герцога в том, что она живет среди враждебных ей людей, и будь ее воля, она в тот же день покинула бы этот ненавидящий ее дом. Увы, сделать этого она не могла. Единственное, что было в ее силах — постоянно держать запертой на засов дверь в свою комнату.
Когда же Кристелин рассказала графу, приехавшему в замок лишь через месяц после рождения сына, о том, что кто-то пытался убить их ребенка, то граф, как ей показалось, был не очень удивлен, и довольно неубедительно пытался ей доказать, что это была просто трагическая случайность, которой не стоит придавать особого значения. Вот тут-то Кристелин впервые накричала на графа, и ее возмущение было столь велико, а угрозы сообщить всем знакомым о едва не произошедшей гибели ее сына выглядели настолько серьезными, что граф струхнул не на шутку. Кое-как успокоив Кристелин, он пообещал во всем разобраться, и вновь надолго уехал из замка. Однако с той поры больше никто не пытался покушаться на жизни матери и ребенка…
Время шло, а граф так и не показывался в замке, словно у него и не было недавно родившегося сына. Находясь тоске и одиночестве, всю свою нерастраченную любовь юная мать отдавала сыну. Ей было до слез обидно вспоминать про то, как граф, впервые увидев сына, недовольным голосом отметил, что ребенок нисколько не похож на него. Дескать, мальчишка родился один в один похожим на отца Кристелин, герцога Белунг, и в ребенке будто бы нет ни одной черты рода Д'Диаманте. И верно: Дариан родился светловолосым, с прозрачно-голубыми глазами жителя Севера, и внешне куда больше смахивал на деда, чем на отца. Больше того: этот до странности светлый цвет глаз был семейной чертой семейства Белунг. Такие же глаза были и у старого герцога, и у самой Кристелин, и у одного из ее братьев.
От графа ребенку достались смугловатая кожа и чудесные волнистые волосы, которые уже с рождения складывались в прекрасные светлые кудряшки. Да и телосложением мальчуган пошел не в высокого и широкоплечего деда, и не в родню своей матери — там все мужчины были высокого роста и крепкого телосложения. Северные богатыри. Дариан же уродился в отца, человека среднего роста и не особо выдающейся комплекции. Но какое это имеет значение? Главное — мальчик рос здоровым, умным и сообразительным.
В глубине души Кристелин мечтала о том мгновении, когда ее отец увидит внука, заметит в нем свои черты. Герцог Белунг всегда любил детей, и, будучи даже очень занятым, всегда находил время для своих внуков — детей старших сыновей. Дед обязательно полюбит и Дариана, в этом Кристелин нисколько не сомневалась.
Прошло чуть ли не полгода после рождения Дариана, когда в один далеко не прекрасный день граф вновь объявился в замке. Только в этот раз он приехал не один, а со своей женой, невысокой коренастой женщиной весьма заурядной наружности. Уже за несколько дней до того события Кристелин никак не могла понять, о чем шушукаются слуги, да еще и чуть заметно ухмыляются, глядя на нее. За все время своего пребывания в замке графа Кристелин постоянно сталкивалась с подобной дерзостью прислуги, но в последнее время те стали вести себя подчеркнуто вызывающе. Молодая женщина чувствовала: что-то должно произойти.
Ну, а что именно представляет из себя жена графа, Кристелин поняла при первой встрече. Когда она, увидев из окна своей комнаты, что во двор замка верхом на коне въезжает ее прекрасный граф, а за ним следует множество тяжело груженых телег, то, держа на руках ребенка, стремглав выбежала ему навстречу. Молодой женщиной враз были забыты долгое одиночество, обиды, слезы… Главное — приехал он, ее любимый человек!
Первое, что увидела Кристелин, выбежав на двор, то, как граф помогает выйти из кареты с гербом богато одетой немолодой женщине с невыразительным лицом..
— Наконец-то ты приехал! Почему тебя так долго не было? Хотя бы сообщил, что собираешься приехать! Мы с сыном так соскучились!.. И ты не один? У нас гости? Или это твоя родственница? Я рада видеть твою гостью!
Но прежде, чем граф сказал хоть слово, заговорила женщина.
— Что, дорогой, так это и есть та высокородная шлюха, что живет здесь из моей милости? — благожелательно спросила она, обращаясь к графу. — Должна сказать, что я представляла ее себе более привлекательной. А сейчас вижу, что эта девка бесцветная, как платяная моль. Теперь я понимаю, отчего ее папаша предлагал любому, кто польстится на эту безликую шваль, такие большие деньги. С меньшим приданым ее бы никто за себя не взял. Должна сказать, что этот змееныш на ее руках нисколько на тебя не похож. Как видно, уродился в высокородную родню своей потаскухи — мамаши. Или еще в кого из тех мужиков-северян, о котором ты не знаешь…
Слова застряли у Кристелин в горле, и она растерянно посмотрела на графа. Да как смеет эта женщина говорить ей такое?! И почему граф ее не одернет?! Но тот, чуть растерянно глядя на Кристелин, произнес:
— Это моя жена Гарла.
— Да — милостиво кивнула женщина. — Она самая. Теперь я буду жить здесь.
— Да как вы смеете так со мной…
— Я все смею, потому что это — мой замок. И этот человек, что наплел тебе невесть что, и поклялся жениться — мой муж. Ну, мужики есть мужики, что с них взять! Им бы лишь своего добиться… А что касается тебя… Дурой не надо быть, и не слушать того, что тебе эти козлы обещают. Каждая из вас, вертихвосток, отчего-то считает, что лучше ее никого на свете нет, вот в результате и получает то, что заслужила. Прежде, чем слушать брехню о любви и верить в нее, не помешает посмотреть на свое отражение в зеркале… Впрочем, с тобой разговор еще впереди… — и женщина последовала в дом, где ее встретили почтительно склонившиеся слуги. Граф послушно шел за ней. Все верно — прибыла настоящая хозяйка здешних мест. Кристелин же осталась стоять с горящими от стыда щеками и трясущимися руками. Только что ей прямо указали на то место, которое она отныне будет здесь занимать.
С того дня и без того нелегкая жизнь матери и ребенка стала почти невыносимой. Граф постоянно ходил с непроницаемо-отсутствующим лицом, избегая Кристелин, как только мог, или же шепотом, когда его никто не видел, просил девушку еще немного подождать, и что он, мол, сделает все, чтоб уйти от своей вконец опостылевшей жены… Только вот чего ждать — этого он и сам не мог сказать. Одно было понятно — развода нет, и вряд ли он когда-то будет.
То, что в доме появилась твердая рука и суровая хозяйка — это почувствовали все. Слуги отбросили свою привычную ленивую расслабленность, каждый из них отныне постоянно был занят делом, в доме появился порядок, закипели работы в небольшом саду при замке… Гарла правила твердой рукой, и столб в конюшне, где пороли нерадивых слуг, не пустовал. Первое время, как слугам, так и рабам при замке, привыкшим за долгие годы к вольготной жизни, кнутом попадало за многое: за нерасторопность, лень, неаккуратность, непочтительность, а то и просто за то, что не вовремя подвернулись под горячую руку хозяйки. Однако следует признать — она была настоящей главой дома, экономной и рачительной, и в то же время властной и жестокой, не терпящей возражений ни в чем, и не забывающей ни одной из нанесенных ей обид. И не только обид.
