Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (список книг TXT) 📗
Хорт нежно провел пальцами по ее щеке, где сохли слезы, и видно было, что он сам не понимает, сон это или явь. Его долгожданная невеста была и рядом, и очень далеко.
– Как я жду тебя! – вложив всю душу в эти слова, воскликнула Младина, и ей показалось вдруг, что сама ее душа стала неизмеримо больше, шире, сильнее и глубже, чем когда-либо. – Сама не знаю, где я сейчас, что со мной, что ждет меня. Только и ведаю: тебя одного я люблю и жду, сокол мой ясный. Без тебя я как Леля в подземелье Кощеевом, ни в чем мне нет радости. Но я жду тебя и буду ждать, сколько ни понадобится. Только ты приезжай скорее… – всхлипнула она и припала к нему, обхватив за шею. – Приезжай!
– Уже скоро, лелюшка моя! – обняв ее, шептал Хорт ей в ухо и целовал в шею. – Я и сам жду не дождусь, когда уже мы с тобою вместе будем. Немного осталось. И никогда мы больше не разлучимся, до самой смерти. Я где угодно тебя найду, хоть в лесу, хоть в подземелье у Кощея. Ты только жди меня.
Он сжал ее лицо в ладонях и поцеловал; Младина сквозь слезы отвечала на его поцелуи, и сердце ее разрывалось от сознания того, что еще не скоро они будут вместе. И в то же время она была счастлива, как никогда в жизни.
***
Она проснулась от собственного всхлипа. По лицу текли слезы и мочили толстую ткань поневы под головой; она лежала в темноте незнакомого дома, пропахшего сушеными травами. И сразу вспомнилось все: ужасные новости, изгнание, одиночество… Она не дочь Путима из Заломичей, но и Угляне она не дочь, хоть и нашла приют в ее избушке. Однако счастье, пережитое во сне, еще не совсем ее покинуло, оно еще ощущалось в теле, растворенное в крови, и помогало пережить все остальное. Младина закрыла глаза, пытаясь не упустить его последних теплых капель, прежде чем вокруг вновь сомкнется мир холода и одиночества.
Потом она села, рукавами вытерла лицо, убрала намокшие в слезах пряди волос. Ей снилось, будто она опять встретила своего жениха, Хорта, была у него в доме – в том самом доме, куда он хочет ее привести. Но где этот дом? Этого она даже вообразить не могла и сейчас готова была дать себе затрещину от досады. Ну почему не спросила? Почему не догадалась, вместо того чтобы проливать слезы, задать ему простой вопрос: где ты живешь? Какого ты рода? Кто этот загадочный дед, о котором Хорт упоминал еще в Купалу и который устраивает женитьбу внука? Почему, кстати, не отец с матерью – уж не сирота ли ее загадочный сокол?
Но поздно задавать эти вопросы, отвечать на них теперь некому. Осталось только вздохнуть и снова лечь, стараясь вспомнить весь сон до малейшей мелочи. И даже теперь, в воспоминании, по всему телу разливалось блаженство от мысли, что она была рядом с ним, была в его доме… Сам воздух в этом доме казался особенно теплым, сладким, живительным. Она уже любила этот дом, готова была отдать все силы в работу для него. И Хорт обещал, что совсем скоро за ней пришлет и увезет туда…
А почему он тоже не спросил, где она живет? Знает ли он это? Уж наверное, да, коли его дед снарядил целое посольство и ждет только санного пути. Не по ниточке же из волшебного клубочка это посольство собирается ехать!
И почему она сама ему ничего важного не сказала? Там казалось, что все это неважно. Что он и без объяснений ее найдет. Или что они могут встретиться только в одном-единственном месте. Как бы она хотела знать, что это за место!
Понимая, что больше не заснет, Младина встала, зажгла лучину, растопила печку, принялась варить кашу. Нашла веник, стала мести избу. Когда Угляна поднялась, у нее уже все было готово и ложка горячей каши лежала в маленьком горшочке, стоявшем на камнях очага – угощение для прежних жильцов этой избушки, переселившихся под золу.
– Ишь ты! – одобрительно усмехнулась волхвита. – Хозяйничаешь, будто снова пришла невестин пояс зарабатывать!
Младина опомнилась: и правда, она в задумчивости исполнила все те работы, которые делают здесь девушки, желающие перейти во взрослые невесты. И не знала, заплакать или засмеяться: да хоть сорок горшков каши она тут свари, в обычные невесты ей пути нет.
После еды Угляна вручила ей короб и отправила знакомой тропой к дубу, возле которого окрестные роды оставляли подношения для ведуньи. Направляясь к хорошо знакомому месту, но уже с противоположной стороны, Младина качала головой. Кто бы мог подумать – вот она уже не носит подношения Тому Свету, а забирает их, приходя со стороны Того Света! Казалось бы, малость, а как ясно в ней видно, до чего сильно изменилась ее жизнь. От опушки к дубу вела широкая тропа, хорошо натоптанная сотнями ног, а вот от дуба в глубину чащи, где пряталась избушка волхвиты, стежка тянулась тоненькая – по ней уже многие десятки лет ходил в каждом поколении только один человек. И это тоже хорошо показывало разницу между тем и этим светом.
На воздухе было хорошо. Недавно прошел дождь, небо было так плотно затянуто осенними тучами, что казалось, лишь только светает. С черных ветвей капало, гниющие листья лежали под ногами мокрыми остро пахнущими грудами. Было свежо, Младина даже зябла, но назад в избушку – не скоро она еще привыкнет называть ее своим домом! – не хотелось. На воле сердечная тяжесть уменьшилась, горечь отпустила, снова стало легко дышать, словно тоску, как лужу, прихватило ледком. Она утратила родителей и весь род, утратила ясное, понятное будущее. Но зато к ней вернулся Хорт. Не может такого быть, чтобы она дважды видела во сне одного и того же человека и это было лишь пустое мечтанье! Теперь она точно знала: Хорт – ее суженый. А значит, судьба сведет их вместе, хоть на этом свете, хоть на том. Как того брата его деда, за которым сорок дней приходила мертвая невеста, пока не увела за собой совсем – туда, в Сварожьи сады, где они справят свадьбу и будут жить в чести да в радости, пока не возродятся вновь в своих семьях.
И теперь, при свете хмурого дня, Младина видела Хорта так ясно, что казалось, он где-то совсем рядом. Постоянно хотелось оглянуться, и она оглядывалась, будто он в любое мгновение мог оказаться за плечом. Устав искать его среди деревьев, она подняла глаза к небу. Да, вот оно. Он там. Она ничего не видела за плотной серой пеленой, но чувствовала, что он, ее любовь и доля, где-то там. Он ищет ее с той стороны облаков, но не может увидеть здесь, внизу.
И тогда она поднесла ладони ко рту и закричала изо всех сил, обращаясь к небу:
– Я зде-е-есь!
Эхо ответило ей из леса. Она замерла, уцепилась за мокрую кору тонкой осинки, закрыла глаза, чтобы легче было слушать. И любовное тепло потекло по жилам, будто в ответ на призыв кто-то подошел и обнял ее. Младина крепче прижалась к осине, всем существом стараясь уловить, увидеть, понять того, чье присутствие ощущала так ясно. В этом теплом объятии было все: и грусть близкой разлуки, и обещание новой встречи. Она, Младина, росла из темных звездных глубин под ногами и тянулась, вливалась в какую-то горячую мощь, растворялась в ней, в свою очередь делясь своей силой.
…Он, ее возлюбленный, уже не так молод, как весной, когда его дыхание наполняло ее светом и жизнью. Он проделал много трудной работы и утомлен. Но не стал менее прекрасен; к поре осенней зрелости он окреп, возмужал, и снежные нити седины лишь подчеркивают ярость пламени его волос. В нем – вся мощь вселенной, но теперь уже собственная зрелость клонит его во тьму, чтобы отдохнуть и обновиться. И этот океан тьмы раскинулся внутри нее, Младины. Тьма любовно распахивала объятия ему навстречу, готовая принять, охладить жар, дать отдых после долгой животворящей работы. В этом их взаимном стремлении проявляется сам Лад Всемирья, и Младина чувствовала себя полноправной и необходимой половиной его. Темной невестой пламенеющего жениха. И ее заботливые руки стелили ему постель из темных туч, взбивали пуховики облаков, это ее голос баюкал его, чтобы к весне он вновь набрался сил для своей вечной работы. Теперь ему пришло время отдыхать, а ей – трудиться. Для того она и входит в земной мир юной, полной сил, прекрасной девой на черных лебединых крыльях, готовой смести все отжившее и освободить место для нового, свежего…
